Список книг
|
« Предыдущая | Оглавление | Следующая » Шершеневич Г.Ф.
Курс торгового права. Т. II: Товар. Торговые сделки.
§ 77. О торговых сделках вообщеЛитература, см. § 76.
I. Общие начала. Торговое право, побуждаемое требованиями торгового оборота, выработало особые типы договорных отношений, а в договоры, уже принятые гражданским правом, внесло некоторые видоизменения. Но главная основа норм, определяющих торговые сделки, содержится все же в гражданском праве. Каковы бы ни были обязательства, возникающие в торговле из договоров и правонарушений, - они всецело находятся под действием общей части обязательственного права. Основная сделка торгового оборота является в то же время и наиболее нормированной в гражданском праве - это купля-продажа.
Те особые положения, которые торговое право усвоило себе в противоположность гражданскому праву, находятся обыкновенно в прямой зависимости от состояния гражданского законодательства. Чем более отсталым оказывается последнее, тем больше встречается в торговом праве специальных постановлений. Как только гражданское законодательство подвергается обновлению, - сейчас же параллель норм гражданских и торговых суживается. Наглядным примером может служить Германия. В торговом кодексе 1861 года было 66 статей, посвященных торговым сделкам вообще; в торговом кодексе 1897 года, вступившем в силу одновременно с гражданским кодексом, таких статей осталось всего 30. Немного таких статей и в других законодательствах[268].
Ни экономические условия русского быта, ни исторические основания русского гражданского законодательства не благоприятствовали созданию у нас таких специальных торговых норм договорного права. Обычное право, имевшее столь решительное влияние на образование подобных норм на Западе, особенно во Франции, не успело приобрести влияния на жизнь и судебную практику. Поэтому торговый оборот регулируется нормами общего гражданского права, торговые сделки заключаются на основании общих положений о составлении, совершении, исполнении и прекращении договоров.
В этих общих положениях русское законодательство оказывается значительно отставшим от западных гражданских и торговых кодексов.
II. Форма договора. Торговые договоры менее всего мирятся с требованием письменной формы. Торговый оборот прибегает к письму, когда этого требует техника торгового дела, но он оставляет за собой свободу выбора формы письменной или словесной. Там, где гражданское право настаивает на облечении в письменную форму всякой сделки, превышающей известную ценность, - во Франции 150 франков, в Италии 500 лир - торговое право добилось путем обычая или закона освобождения торговых сделок от этого условия[269]. Германский торговый кодекс 1861 года установил свободу формы как специальный принцип торгового права[270]. Но гражданский кодекс, вступивший в силу 1 января 1900 года, сделал это исключение общим правилом, удовлетворив тем запросы всего оборота.
Наше законодательство в этом отношении не стоит на высоте требований жизни. В нем, прежде всего, поражает беспринципность формальных требований. Ни ценностью сделки, ни бытовой важностью невозможно объяснить, почему купля-продажа движимых вещей совершается в словесной форме, а родственная ей поставка требует письменной формы. Если принять в соображение трудность различия этих двух договоров, то затруднение, испытываемое торговым оборотом, станет понятным. Спасение от формы можно найти только в том, что законодательству нашему чужды многочисленные торговые сделки, к которым, благодаря этому, и не применяется требование письменной формы.
III. Толкование договоров. Современные законодательства успели отрешиться от того взгляда на толкование законов и договоров, который навеян был XVIII веком, опасавшимся произвола судьи. Свобода суда в оценке содержания договора составляет основное начало современного права. Так, Code civil предписывает вникать в намерение контрагентов[271]. По гражданскому уложению Германии при толковании сделки должно исследовать истинную волю контрагентов, а не придерживаться только буквального смысла выражений[272].
Иначе поставлен вопрос о толковании договоров в нашем законодательстве. У нас предписывается изъяснять договоры по словесному их смыслу, и только если словесный смысл представляет важные сомнения, договоры должны быть изъясняемы по намерению их (?) и доброй совести[273]. Таким образом, словесный смысл обязателен для суда, хотя бы, при всей ясности выражений, для него было очевидно, что выражения не соответствуют намерению сторон. Правда, Сенат толкует ст. 1538 и 1539 т. Х ч. 1 в том направлении, что от самого судебного места зависит, изъяснять ли договоры по словесному их смыслу или же по намерению и доброй совести, причем заключение судебного места по этому предмету относится к существу дела, не подлежащему поверке в кассационном порядке[274]. С этой точкой зрения нельзя согласиться и если суд переходит без мотивировки от ст. 1538 к ст. 1539, то в этом нельзя не видеть нарушения смысла закона, которое составляет повод к кассации решения.
Однако в вопросе о квалификации договора, т.е. в определении принадлежности договора к тому или иному признанному законом типу, суд, понятно, не может быть стеснен тем наименованием, какое угодно было употребить сторонам. Если договор назван последними покупкой, тогда как отношение представляет все признаки поставки, то суд и обязан рассматривать данный договор как поставку[275].
Кроме того, законодатель рекомендует судье пользоваться при изъяснении воли сторон следующими правилами:
1) слова двусмысленные должны быть изъясняемы в разуме, наиболее сообразном существу главного предмета в договорах;
2) не ставить в вину, когда в договоре упущено такое слово или выражение, которое вообще и обыкновенно в договорах употребляется и которое потому само собой разумеется;
3) когда договор, по неясности словесного смысла, изъясняется по намерению его и доброй совести, тогда неясные статьи объясняются по тем, которые не сомнительны, и вообще по разуму всего договора;
4) когда выражения, в договоре помещенные, не определяют предмета во всех его частях с точностью, тогда принадлежности изъясняются обычаем[276], если, впрочем, не определены они законом;
5) если все правила, выше поставленные, недостаточны будут к ясному истолкованию договора, тогда, в случае равного с обеих сторон недоумения, сила его изъясняется более в пользу того, кто обязался что-либо отдать или исполнить.
Все эти правила заимствованы из французского права[277], представляют собой не что иное, как советы судьи, не имеющие юридического значения. Они не исправляют основного, тягостного для торгового оборота, предписания толковать договоры по словесному смыслу, а не по намерению и доброй совести.
IV. Проценты. Борьбу с каноническим запретом взимать проценты торговый оборот выдерживал в течение всего средневековья. Позднее запрещение всяких процентов перешло в запрещение взимать свыше предельной нормы (лихва). Наконец в самое последнее время законодатель, оставив мысль о предельной высоте допустимых процентов, обратил свою репрессию на условия, при которых устанавливается размер процентов.
Во всем этом постепенном движении законодательства о процентах торговый оборот занимал несколько особое положение рядом с гражданским. Во Франции закон 3 сентября 1807 года установил предел договорного процента в 5% для гражданских и в 6% для торговых сделок. Закон 12 января 1886 года, сохранив 5% норму для гражданского оборота, освободил торговые сделки от всякой нормы. Узаконенный процент, по закону 7 апреля 1900 года, определен в 4% для гражданских и в 5% для торговых сделок. Те же нормы в Италии по закону 22 июня 1905 года. Германский кодекс 1861 года уничтожил для торгового оборота maximum договорного процента, имевшего силу для гражданских сделок. Закон 14 ноября 1867 года обратил торговое исключение в общегражданское правило. Что касается узаконенного процента, то различие нормы сохранилось и ныне, изменившись лишь в своей величине: в области гражданского права такой нормой является 4%, а в торговом - 5%[278]. При общем запрещении сложных процентов ссудные кассы, банки и банкирские конторы могут, однако, по предварительному договору начислять проценты на те проценты по вкладам, которые остались невостребованными.
Согласно закону 24 мая 1893 года у нас не встречается препятствий к признанию условленного процента, если он не превышает 12. За этими пределами открывается ростовщичество, влекущее за собой с уголовной стороны наказание, а с гражданской - недействительность соглашения о процентах. Однако последствия эти наступают при превышении 12% нормы только при наличности еще некоторых условий. В сфере общегражданской эти условия таковы: а) чрезмерный рост, т.е. свыше 12, и b) знание кредитором о стесненных обстоятельствах, побуждавших должника воспользоваться кредитом[279]. В сфере торговой, где посредничество в кредите составляет особую торговую операцию и где, при промысловом занятии таким посредничеством, нет возможности входить в индивидуальную оценку положения каждого должника, условия несколько иные. Для наказуемости деяния и для недействительности соглашения о процентах, необходимы: а) принадлежность кредитора к числу лиц, занимающихся профессионально отдачей капиталов в рост, - как ссудные кассы, банки, банкирские конторы; b) чрезмерность роста, т.е. превышение 12% нормы; с) сокрытие такого чрезмерного роста каким-либо способом, напр., включением роста в капитальную сумму, в виде платы за хранение или неустойки[280].
Для узаконенных процентов, случаи применения которых нашим законом слабо очерчены, действует норма одинаковая для гражданского и торгового оборота, а именно 6%[281].
По займам, по которым условленный процент превышает узаконенный рост, должник имеет право спустя 6 месяцев по заключении займа возвратить занятый капитал под условием письменного предупреждения за 3 месяца[282].
Стоя на точке зрения недопустимого анатоцизма, наш закон разрешает начисление роста лишь на сам капитал[283], исключая тем начисление процентов на проценты. Сложные проценты допускаются только тогда: а) когда проценты не были уплачены за срок не менее года и b) когда того потребовал кредитор. Практика наших кредитных учреждений дозволяет однако начисление процента на невостребованные к концу года проценты по вкладам, исходя при этом из представления, что кредитор, внесший деньги на обычных условиях, тем самым заранее сделал требуемое законом заявление.
V. Право удержания. Способы обеспечения обязательств, возникающих из торговых сделок, те же, что и в гражданском праве: задаток, неустойка, поручительство, залог. Но торговый обычай, удостоверенный нашей судебной практикой, ввел еще одно средство обеспечения, заимствованное от соседней Германии. Это право удержания[284]. Гражданское право западных стран[285] знает право удержания (jus retentionis), принадлежащее лицу, обязанному передать вещь, в виде обеспечения возврата издержек или убытков, связанных с данными обязательствами. Но торговое право шире понимает право удержания: оно не ставит в связь права с данной сделкой, а требует лишь, чтобы оно вытекало из деловых сношений между предприятиями[286].
Применительно к тому и наша судебная практика дала следующее разъяснение. Лицо, имеющее против другого лица денежное требование, проистекающее из обоюдной между ними торговой сделки, вправе удержать до своего удовлетворения движимые вещи и ценные бумаги своего должника и без установления им в этих предметах права заклада, причем кредитор, желающий воспользоваться этим правом, должен о том уведомить без замедления своего должника. В случае, если последний не удовлетворит его немедленно платежом или иным достаточным обеспечением, он может обращением взыскания на удержанные им предметы требовать себе удовлетворения судом, не имея права самовольно ими распоряжаться в свою пользу[287].
Рассматривая условия, при которых может быть осуществлено установленное обычаем право удержания, находим следующее:
а. Право удержания распространяется на движимые вещи и на ценные бумаги.
b. Необходимо, чтобы эти предметы принадлежали должнику, так что предметы, переданные должником, но ему не принадлежащие, не могут быть удержаны кредитором в виде обеспечения.
c. Предметы должны быть переданы должником, а не захвачены кредитором. Передача основывается на какой-нибудь торговой сделке.
d. Требование, которое кредитор стремится обеспечить удержанием вещей, должно вытекать из его деловых торговых отношений к должнику. Поэтому он не вправе прибегнуть к этому средству для обеспечения своих требований, вытекающих из сферы внеторговых отношений, напр., по семейным делам, по сдаче в наймы квартиры.
e. Право удержания является средством обеспечения требования, которое остается неудовлетворенным, несмотря на наступление срока исполнения, или которое не дает кредитору надежды на осуществление, напр., в виду несостоятельности. Германский закон различает эти два случая, но мы, ввиду отсутствия закона, который бы изменял правила о несостоятельности ради права удержания, должны допустить право удержания лишь на тот случай, когда срок по обязательству уже наступил.
f. Требуется, далее, немедленное уведомление должника о намерении воспользоваться правом удержания для того, чтобы должник имел время и возможность или исполнить свое обязательство, или представить достаточное обеспечение.
g. Кредитор не вправе присвоить себе задержанные вещи в пределах ценности требования, не вправе продать их с сохранением в свою пользу суммы долга - он обязан прибегнуть к содействию суда.
VI. Место исполнения. Место исполнения торговой сделки определяется, прежде всего, соглашением сторон. Однако такой уговор относительно места происходит тогда, когда в определении места обнаруживается какая-нибудь особенность. Большей частью этот вопрос обходится, как дело само собой разумеющееся. Тогда задача суда заключается в том, чтобы выяснить, какое место исполнения разумели контрагенты. Только вся совокупность обстоятельств, при которых и в расчете на которые заключен был договор, только заведенный порядок, который должны были иметь в виду контрагенты, - могут служить руководящим началом для разрешения вопроса о надлежащем месте исполнения.
Но возможно, что ни явное соглашение, ни молчаливо предполагаемый порядок, ни вся совокупность обстоятельств не способны дать указаний на место исполнения. Тогда приходится решить вопрос в пользу места жительства должника, которое определяется по времени исполнения обязательства. Нет никакого основания при этом делать различие между денежными и всякими иными обязательствами.
Во всех этих случаях, когда приходится определять место исполнения, необходимо иметь в виду, что в торговом обороте действуют не отдельные лица, а предприятия, и потому кредитором и должником следует признавать, с бытовой точки зрения, не предпринимателей, а предприятия. А потому и место исполнения определяется не местом жительства предпринимателя, не его частной квартирой, а местом деятельности предприятия, т.е. торговым заведением. Поэтому, если бы стороны и определили место исполнения местом жительства должника или кредитора, то под этим местом следует всегда понимать торговое заведение, а не домашнюю квартиру. Конечно, соглашение может быть направлено и в противоположную сторону, напр., покупка мебели, дров для дома, но это должно обнаруживаться явно, а не предполагаться. Денежные суммы уплачиваются там, где помещается касса предприятия и требование или предложение денег в другом месте должно быть признано неправильным.
Нельзя не обратить внимание и на то обстоятельство, что крупные предприятия обыкновенно устанавливают такой порядок, в силу которого платежи, следуемые им или от них, всегда производятся в месте нахождения их кассы. Заведенный порядок складывается большей частью под влиянием и в пользу крупных предприятий.
Наш закон только в одном случае предусматривает место исполнения в связи с торговыми условиями сделки. Требование платежа по векселю предъявляется в конторе или ином торговом помещении, и только за отсутствием таковых - в квартире[288].
Примечания:
|
