Список книг

« Предыдущая | Оглавление | Следующая »

Пассек Е.В.
Неимущественный интерес и непреодолимая сила в гражданском праве

§ 1. Действительность обязательства в зависимости от его объекта

На вопрос об определении понятия обязательства современная юридическая литература дает два ответа.

Одни усматривают сущность и содержание обязательства в праве кредитора на известное действие лица обязанного, в господстве над чужим действием, в подчинении чужой воли. Обязательство связывает в известном направлении свободу действий должника и ставит ее в зависимость от воли другого лица, управомоченного по обязательству, от воли кредитора. В силу этой связанности должник может быть вынужден или к совершению известного действия, или, наоборот, к воздержанию от известных действий, - между тем как при отсутствии обязательства, на нем лежащего, он был бы свободен поступать по собственному усмотрению, не сообразуясь в данном отношении с волею другого лица.

Другое мнение, представителями которого могут быть названы Кöппен, Демелиус, Шотт, отчасти Гартманн и Бринц, определяет обязательство как господство над ценностью, находящейся в чужом имуществе; фактическое осуществление этого отвлеченного господства состоит в том, что данная ценность переносится из имущества должника в имущество кредитора. Действие, на которое обязательство направлено, с одной стороны, только ближе определяет способ исполнения, т.е. тот порядок, каким ценность должна быть перенесена в имущество кредитора, с другой - действие это дает масштаб к определению величины ценности для тех случаев, когда условленный способ исполнения отпадает, но отпадение это не освобождает должника от лежащей на нем обязанности[162].

В сущности оба указанных определения далеко не так различны между собой, как это могло бы казаться с первого взгляда; между ними не только существует известная внутренняя связь, но второе может быть даже названо простой модификацией первого. В самом деле - если имущественная ценность действия, на которое обязательство направлено, возводится в необходимое условие юридической силы самого обязательства (что, как мы увидим ниже, и делается большинством юристов совершенно независимо от того определения, какое ими дается понятию обязательства), то по существу является безразличным, назовем ли мы содержанием обязательства само действие (как делает большинство) или представляемую этим действием имущественную ценность (вместе со сторонниками второго взгляда).

Господствующим в современной науке, и без сомнения правильным, должно быть признано первое определение, усматривающее сущность обязательства в праве одного лица на действие другого[163]. Будучи подробно обосновано Савиньи и Пухтой, оно принято таким громадным большинством юристов, что подробное указание на отдельные имена можно считать излишним. При этом, однако, сам собою возникает дальнейший вопрос.

Действия, которые могут быть совершаемы человеком, разнообразны до бесконечности. Всякое ли из них способно быть предметом обязательства или для этого необходимо, чтобы действие обладало известными свойствами, удовлетворяло известным требованиям, так что при отсутствии первых и при противоречии вторым за обязательство на такое действие направленным не может быть признано юридического значения?

Наиболее общее ограничение в этом направлении ставит, по примеру Гегеля, Савиньи. Господство над чужими действиями, имеющее в результате подчинение личности должника кредитору, не должно вести к полному порабощению этой личности; сумма действий, к совершению которых известный должник обязан по отношению к известному кредитору, должна представляться минимальной по отношению ко всему кругу свободной деятельности первого[164].

С этим ограничением, более, однако, количественным, чем качественным, можно согласиться безусловно[165]. В положительных законодательствах на этом основании запрещается, например, заключение договора личного найма на срок, превышающий известный, установленный законом maximum.

Равным образом могут считаться бесспорными два следующие положения, точнее определяющие условия, которым должно удовлетворять каждое отдельное действие, составляющее предмет обязательства; именно:

1. Что это действие должно быть возможным, возможным фактически и юридически.

2. Что оно не должно быть безнравственным.

Обязательства, направленные на действия невозможные и на действия безнравственные, юридической силы иметь не могут, что понятно само собой, так как оба требования вытекают непосредственно из самой природы права. К совершению действий фактически невозможных право принудить не в состоянии. Давая защиту требованиям, направленным на действия невозможные юридически (иными словами - самим же правом запрещенные), оно становилось бы в противоречие со своими собственными нормами. Защищая, наконец, обязательства, имеющие предметом действия безнравственные, право шло бы вразрез со своими основными задачами: каково бы ни было отношение между правом и моралью, защита безнравственности, тем более принуждение к ней, в цели права входить не может[166].

Но если не может возбуждать сомнений в своей правильности ни одно из приведенных требований, точнее определяющих характер, который должен иметь действие, чтобы быть возможным предметом обязательства, то в высшей степени спорным является дальнейшее условие, необходимое по господствующему в современной романистической литературе взгляду для действительности обязательства; именно условие, в силу которого обязательство должно обладать имущественным, денежным интересом, другими словами, что действие, на которое обязательство направлено, должно обладать имущественной ценностью.

Подробное изложение литературы вопроса будет дано ниже; пока можно ограничиться указанием, что различие во взглядах доходит в этой области до диаметральной противоположности их между собой, причем между двумя крайними направлениями располагается еще целый ряд посредствующих мнений. Одни (как, напр., Савиньи, Фр. Моммсен, Гартманн) считают возможным объектом обязательства только такие действия, которые обладают имущественной ценностью вообще; другие (Унтергольцнер, Пухта, Келлер, Бринц, Рено) требуют, чтобы действие представляло имущественную ценность для кредитора; третьи (напр., Арндтс, Нейнер), - чтобы это действие могло по крайней мере быть сведено к денежной ценности; Дернбург считает достаточным уже косвенного отношения к имуществу, полагая, что объектом обязательства могут быть только те действия, которые в обороте совершаются за деньги.

В противоположность всем этим мнениям, в той или иной степени требующим для обязательства характера имущественного интереса, другие юристы (Гейер, Виндшейд, Иеринг, Унгер, Гольдшмидт и т.д.) объявляют это условие для обязательства абсолютно безразличным. При этом и между авторами последней категории не существует, однако, полного единогласия относительно границ, которыми очерчивается круг интересов, подлежащих защите права, и за пределами которых такой интерес теряет свойство интереса юридического.

В частности, по отношению к римскому праву мнения расходятся еще дальше. Независимо от того, что каждый из упомянутых выше взглядов ищет точки опоры в римских источниках - здесь идет спор о том, не следует ли считать требование имущественной ценности точкой зрения старейшего периода развития римского права, оставленной с течением времени? Не составляет ли это требование особенности обязательств stricti juris в противоположность obligationes bonae fidei? Как согласовать неимущественнную ценность с принципом condemnatio pecuniaria, с римским порядком исполнения судебного решения и т.д.?

Но раньше чем перейти к подробностям - необходимо остановиться точнее на понятиях имущественной ценности и имущественного интереса, лежащих в основании всего дальнейшего изложения; определение этих понятий не только выяснит самый предмет спора, но отчасти обрисует и основания его.

Примечания:

[162] Köppen. Die Erbschaft, стр. 14; Demelius. Untersuchungen. 1. Nr. II, стр. 158 сл.; Schott. Der obligatorische Vertrag unter Abwesenden, стр. 45 сл.; Hart­mann. Die Obligation., стр. 20 сл., 119 сл.; Brinz. Pandecten. 2 изд. II, стр. 1 сл.

[163]  Римское право, усматривая сущность обязательства в том, чтобы оно «alium nobis adstringat ad dandum aliquid, vel faciendum, vel praestandum» и подразделяя, таким образом, возможные объекты на dare, facere praestare со стороны должника, – подводит, однако, под выражение «facere», понимаемое в широком смысле слова, всякий объект обязательства: «verbum facere omnem omnino faciendi causam complectitur dandi, solvendi, numerandi, judicandi, ambulandu» (L. 218 D. de V. S. 50. 16. Papinian. 1º 27º quaestion. cf. Lenel. Palingenes. I. 868 Nr. 332).

[164] Savigny. Obligat. R. I, § 2, стр. 6; Hegel. Philosophie des Rechts, § 67.

[165] Количественным – так как обязательства, ограничивающие личную свободу должника лишь в отдельных отношениях, признаются недействительными еще на другом основании: по безнравственности содержания.

[166] Другой вопрос, конечно, – могут ли обязательства, направленные на такие действия, влечь за собой вообще какие-нибудь юридические последствия. Утвердительный ответ на это возможен без всякого противоречия основному правилу о недействительности самого обязательства. Так, напр., из обязательств подобного рода легко, при известных условиях, может вытекать ответственность одной стороны за вред и убытки, понесенные другой от вступления в обязательство.