Список книг

« Предыдущая | Оглавление | Следующая »

Венедиктов А.В.
Избранные труды по гражданскому праву. Т. 2

§ 17. Разделенная собственность в литературе XIX–XX вв.

Предложение Тибо - отвергнуть самую идею разделенной собственности и признать за вассалом, эмфитевтом и суперфициарием лишь вещное право на чужую вещь - было решительно поддержано немецкой литературой XIX в., не только романистами, но даже и частью германистов. Учение о разделенной собственности, по признанию самого Тибо, почти безраздельно господствовавшее еще в XVII в., было объявлено "академической теорией" (Schultheorie), "бесплодной для практических потребностей классификацией" (Rubricierung)[310], "ложным учением"[311], "ненужным и невозможным промежуточным понятием" (Mittelbegriff), которое его сторонники пытались втиснуть между собственностью и правами на чужую вещь[312]. В особенности "опасным" казался "призрак" (Trugbild) подчиненной собственности в смысле Nutzungseigentum, на который у самих создателей учения о разделенной собственности - глоссаторов - не было даже намека[313].

Мы уже видели, с каким единодушием осудили немецкие романисты идею разделенной собственности в применении к эмфитевзису и суперфицию римского права и одновременно в применении к вассальным отношениям феодального общества[314]. Против института разделенной собственности высказались даже те из романистов, кто считал необходимым идти в юридической квалификации эмфитевзиса и суперфиция от государственно-правовых понятий сюзеренитета и неполного суверенитета ("полусуверенитета") и предлагал конструировать dominium верховного собственника как "поземельное верховенство (рентное право), а эмфитевзис и суперфиций как полусобственность (рентную собственность)"[315]. Наряду с романистами против идеи разделенной собственности выступила и часть германистов. Одни просто последовали за Тибо и объявили все учение о разделенной собственности основанным на "терминологическом недоразумении" глоссаторов, противоречащим характеру собственности вообще и не находящим никакой опоры в источниках германского права[316]. Другие, категорически отказывая вассалу и чиншевику в праве собственности (хотя бы подчиненной) и признавая за ними лишь право на чужую вещь, считали все же, что институт разделенной собственности имел опору в германских средневековых источниках. Вместе с тем они готовы были даже примириться с использованием самого термина "подчиненная собственность" (Untereigentum, Nutzungseigentum, dominium utile), поскольку он укоренился в литературе и законодательстве, - при условии, однако, твердого признания основного положения об отсутствии у подчиненного собственника подлинного права собственности[317]. Наконец, третьи, объявляя учение о разделенной собственности "академической теорией" (Schultheorie) средневековых романистов и феодистов, настойчиво стремились доказать, что во всяком случае на языке раннего средневековья dominium - в собственном, техническом смысле этого слова - означало "не право собственности в более узком частноправовом смысле слова, но господство (Herrschaft) в смысле скорее власти (Munt)[318], чем собственности". Dominium terrae принадлежит феодалу (Landesherr) "не как собственность на землю (ее у него часто нет), но как территориальное господство (Landeshoheit), как господство над территорией и людьми (als Herrschaft über Land und Leute)". В то время как "на одну и ту же землю (Gut - поместье) может быть только одна собственность (proprietas), только один собственник", по отношению к ленам - в силу "ступенчатости" (Abstufen) ленного права - возможны несколько dominia на один и тот же объект: и у высшего сеньора (oberster Landesherr), и у его вассала, который в свою очередь является сеньором (Unterherr) для своего субвассала, и даже у этого последнего, если он также передал часть своего лена ниже его стоящему вассалу и является сеньором по отношению к нему. Поскольку каждое из этих ленных господств (Lehnsherrschaften) включает в себя все нижестоящие "ступени" (Stufen) ленного господства, существуют "верховное" и "подчиненное" dominia, но именно в смысле "господства", а не собственности, вопреки учению о разделенной собственности. Единственным же собственником ленного участка (Lehngut) остается высший сеньор, и передача лена с вещно-правовой точки зрения приводит всегда к установлению лишь ленного права, но не собственности[319].

Иную позицию заняла другая часть германистов. Даже признавая - вслед за Тибо - несоответствие идеи разделенной собственности римским источникам[320] или ее противоречие самому понятию собственности как "единства идеи и реальности господства"[321], ряд германистов настойчиво доказывал полную обоснованность института разделенной собственности в применении к феодальным земельным отношениям, в первую очередь к отношениям сеньора и вассала[322]. Несоответствие понятия разделенной собственности римским источникам или римско-правовому понятию права собственности ни в какой мере не устраняет, по мнению этой группы германистов, его действительного соответствия феодальным отношениям собственности и не дает оснований игнорировать самый факт многовекового и широчайшего использования понятий верховной и подчиненной собственности в законодательстве, обычном праве и судебной практике феодальной Германии. Учение глоссаторов и постглоссаторов потому и было с такой легкостью воспринято в Германии, что оно полностью соответствовало существовавшей в ней уже до рецепции римского права раздробленности земельной собственности[323], которая имела место и на родине самих глоссаторов или в других западноевропейских странах. В защите этих положений одни из германистов придавали большее значение историческому обоснованию института разделенной собственности[324], другие же, наряду с тем, стремились в особенности подчеркнуть его специфически-германский характер, перенести центр тяжести на противопоставление германской собственности - с ее способностью к бесконечному дроблению - римской абстрактной, абсолютной собственности[325]. В противовес этой германистически-националистической тенденции[326] изобразить феодальную разделенную собственность как специфическую особенность именно германской собственности нельзя не отметить, что французская доктрина, с большим единодушием признавая наличие института разделенной собственности во французских феодальных отношениях, как правило, не претендует на специфически-французский характер этих отношений[327].

Идею разделенной собственности - с прямым использованием обычных понятий и терминов (dominium directum и dominium utile)[328] или без применения обычных формул[329] - проводит и ряд английских историков права[330].

Что касается русской дореволюционной буржуазной науки, то при господствовавшем в ней - в особенности до начала XX в. - стремлении отрицать самое наличие феодализма в России как для периода феодальной раздробленности, так и для периода образования централизованного государства, трудно было бы ожидать сколько-нибудь общего признания идеи разделенной собственности в применении к земельным отношениям Киевской, Ростово-Суздальской или Московской Руси[331]. Тем не менее и в русской дореволюционной литературе раздавались голоса в защиту этой идеи. При этом одни из исследователей проводили почти полную аналогию между русским правом собственности и "правом верховной и подчиненной собственности, образовавшимся в Западной Европе под влиянием феодальной системы" и усматривали различие между ними лишь в том, что "у нас верховная собственность была не частным правом, как в Германии, а собственностью государственной", что она "не дробилась и не подлежала уступке и передаче, но от начала до конца сосредоточивалась в единстве государственной власти"[332]. Другие, не применяя обычных формул о разделенной собственности и считая отношения между удельным князем и его боярами-вотчинниками лишь "напоминающими феодальные порядки Западной Европы", "явлениями не сходными, а только параллельными", писали тем не менее об удельном князе как об "общем верховном собственнике удела по отношению к частным и частичным владельцам", который "иногда уступал боярину, вотчиннику в его уделе, вместе с правом собственности на его вотчину, и часть своих верховных прав на нее"[333]. Даже и отрицая феодальные отношения на Руси, некоторые историки говорили все же о "наслоении субъектов прав на одну и ту же вещь, т.е. государства, родов, общин и частных лиц", об "условных правах частных лиц", получавших в свое владение государственные и церковные земли, о "зависимом" или "прекарном" характере этого владения и рисовали тот же процесс постепенного перехода подобных "зависимых" и "условных" владений в право собственности, какой рисуют западноевропейские исследователи по отношению к аналогичным владениям феодальных вассалов Западной Европы[334].

После сказанного может показаться несколько неожиданным отсутствие положительных заявлений по вопросу о разделенной собственности у наиболее активных сторонников идеи русского феодализма в дореволюционной буржуазной литературе. Между тем именно у них мы не только не найдем прямых утверждений в защиту института разделенной собственности, но встретимся даже с общим отрицанием верховной собственности сеньора на земельные владения его вассала. Ссылаясь на то, что "крупнейшие феодалы и некоторые мелкие свободно переходят от одного сюзерена к другому вместе со своими землями", Н.П. Павлов-Сильванский утверждал, что к подобным землям "как-то даже мало подходит название феод, условное владение", что они являются "с характером безусловной собственности[335]. Подчеркивая, что во Франции, в эпоху расцвета феодализма, сеньор уже не мог воспретить вассалу продать феод или передать его в чужие руки иным путем и что имущественные права сеньора (право выкупа, право рельефа и др.) "были того же порядка, что и нынешние права государства в отношении территории", тот же автор писал: "С точки зрения частного права феод был, таким образом, вотчиной, полной собственностью или наследственной собственностью"[336]. Отождествляя русское поместье с западноевропейским бенефицием, а боярина периода феодальной раздробленности, "отъезжающего с вотчиной" к другому удельному князю, - с западноевропейским феодалом, переходящим вместе со своим леном-феодом от одного сеньора к другому[337], Н.П. Павлов-Сильванский, естественно, не видел необходимости в привлечении института разделенной собственности и для целей анализа русских феодальных отношений.

В советской литературе - как в исторической и экономической, так и в юридической - вопрос о самом существовании феодализма в России не вызывает уже сомнений, но проблема разделенной собственности и в ней еще не получила достаточного освещения. Одни исследователи не останавливаются на ней вообще[338], другие ограничиваются относительно краткими положениями о самом факте расчленения собственности между верховным и подчиненными собственниками, не уделяя внимания особенностям этого деления в русском феодальном обществе[339]. В советской же литературе, посвященной западноевропейским феодальным отношениям, имеется определенное расхождение по вопросу о разделенной собственности в феодальной Западной Европе. В то время как одни без колебаний трактуют иерархическую структуру феодальной земельной собственности как ее расчленение на dominium directum и dominium utile[340], другие объявляют самую идею разделенной собственности "буржуазной" концепцией, затушевывающей "вопрос о том, кто фактически осуществляет эксплуатацию непосредственного производителя", и признают субъектом права земельной собственности лишь получателя ренты: вассала - в отношении поместья, находящегося в его хозяйственной эксплуатации и служащего "непосредственной базой эксплуатации"[341].

Суммируя разнообразные мнения, высказанные в литературе по данному вопросу, мы можем свести их к трем основным точкам зрения. Одни признают право собственности на землю и за сеньором, и за вассалом; другие - только за сеньором, а за вассалом - лишь вещное право на чужую вещь[342]; третьи - за вассалом, а за сеньором, - лишь право на государственное территориальное господство и на определенные повинности (servitia) вассала.

В главе, посвященной анализу собственности рабовладельческого общества, мы уже имели возможность показать, что проблема разделенной собственности сводится к вопросу о том, в какой мере раздел интереса и власти над землей между двумя субъектами права лишает возможности признать кого-либо одного из них собственником земли и тем самым обязывает приписать право верховной собственности одному и право подчиненной собственности - другому. Именно с этой точки зрения надлежит проанализировать взаимоотношения сеньора и вассала, объем прав на землю, закрепленных феодальным обычаем и законом, а также вассальными (ленными) договорами за каждым из них, изучить позицию того и другого в вещно-правовой системе феодального общества. Объектом исследования должны явиться в первую очередь наиболее типичные отношения развитого феодализма - отношения по земле, предоставленной сеньором вассалу в качестве лена-феода в наследственное владение[343]. Мы говорили, однако, уже о том, что эти отношения, даже взятые в их наиболее "чистой, классической форме", должны быть изучены в их движении, в их возникновении и уничтожении, ибо только при таком условии мы можем получить наиболее правильное представление об их сущности, об их юридической природе[344]. Поэтому мы должны начать не с анализа юридической природы лена-феода, а с анализа непосредственно предшествовавшей ему формы феодально-земельных отношений между сеньором и вассалом - с анализа бенефиция.

Примечания:

[310] Heusler, Institutionen, II Bd., S. 48–51.

[311] Барон, указ. соч., вып. II, стр. 124.

[312] Bruns-Eck-Mitteis in Holtzendorffs Encyklopädie, I Bd., S. 352.

[313] Landsberg, op. cit., S. 100.

[314] См. § 9 главы II.

[315] Барон, указ. соч., вып. II, стр. 30.

[316] Gerber. System des deutschen Privatrechts. 11 Aufl., 1873, S. 199–200. Ср. Pfizer. Obereigentum und Nutzeigentum. Holtzendorffs Rechtslexikon. 3 Aufl., II Bd., 1881. S. 923–925.

[317] Stobbe, op. cit., II Bd., S. 61–66. По существу на той же точке зрения стоял и один из первых германистов – Эйхгорн, считавший представление о разделенной собственности противоречащим "существу собственности". Но, продолжал Эйхгорн, если рассматривать dominium utile лишь "как свойственный германскому праву вид jus in re", в его противопоставлении dominium directum, то можно признать данное выражение "во всяком случае подходящим", а за отсутствием другого технического термина – даже необходимым, в особенности во избежание смешения охватываемых им отношений с узуфруктом (Eichhorn, op. cit., S. 408–490).

[318]  Гейслер имеет в виду Munt в смысле mundium или manus домовладыки (Hеuslеr, Institutionen, I Bd., S. 95).

[319] Heusler, Institutionen, II Bd., S. 48–51.

[320] Beseler, op. cit, I Abt., S. 292. – Ср. O. Gierke, op. cit., II Bd, S. 371–372.

[321] Bluntschli. Deutsches Privatrecht. 3 Aufl., 1864, S. 173.

[322] Besеler, op. cit., I Abt., S. 290–293. – Bluntschli, op. cit., S. 173–176. – Heusler, Die Gewere, S. 123, 134, 449 (иначе – Institutionen, II Bd., S. 48–51). – Schröder-Künssberg, op. cit., S. 792, 898. – O. Gierke, op. cit., II Bd., S. 372.

[323] Вот почему и известный комментатор Саксонского Зерцала – Гомейер, не объявляя себя прямым сторонником идеи разделенной собственности и высказываясь даже против стремления некоторых германистов перенести учение глоссаторов о разделенной собственности в старогерманское право, а также против конструктивных исхищрений в ее построении (ор. cit., Teil II 2, S. 277, 518), по существу трактует все жe отношения сеньора (Lehnsherr) и вассала (Lehnsmann) как отношения верховного и подчиненного собственника (ор. cit., Teil II 2, S. 383–384, 393–394). В частности, и в толковании действительного смысла формул Саксонского Зерцала о принадлежности земельного владения (Gut) нескольким лицам (SLandrecht II 57, SLehnrecht 14, § 1) Гомейер фактически примыкает к сторонникам разделенной собственности (ор. cit., Teil II 2, S. 383–384).

[324] Ср.: Веseler, ор. cit., I Abt., S. 290–292.

[325] Ср.: О. Gierke, ор. cit., II Bd., S. 356–360, 372–373.

[326] Германистическая тенденция проявилась, в частности, и у Лассаля, подчеркивавшего резкое различие римского и немецкого понятий собственности и считавшего "разделенность немецкой собственности" одним из ее характерных проявлений (Lassаlе. Das System der erworbenen Rechte. 2 Aufl., I Teil, 1880, S. 342).

[327] Viоllet, ор. cit., p. 654–656. – A. Esmein. Cours élémentaire d’histoire du droit français. 11-e éd., 1912, p. 241–242. – M. Planiol. Traite élémentaire de droit civil. 10-e éd. t. 1, 1925, n° 2326. – G. Baudry-Lacantinerie. Précis de droit civil, 14-e éd., t. I, 1926, n° 1321. – А. Соlin et H. Capitant. Cours élémentaire de droit civil français. 4-e éd., t. I, 1923, p. 845. – L. Josserand. Cours de droit civil positif français. T. I, 1930, n° 1948. – R. Gonnard. La propriété dans la doctrine et dans l’histoire. 1943, p. 20. – Саньяк. Гражданское законодательство Французской революции (1789–1804). M., 1928, стр. 59. – Ср.: M.О. Рейхель. Гражданское законодательство Французской буржуазной революции 1789–1794 гг. [до 9 термидора]. Уч. труды ВИЮН, вып. II, 1940, стр. 50 и 52. – Мениаль же считает, что институт разделенной собственности во Франции представлял собой результат столкновения германской концепции земельной собственности с римской, причем, как было уже отмечено, по мнению Мениаля, и в римском праве права эмфитевта и суперфициария представляли собой ту же "подчиненную собственность под другим названием" (ор. cit., p. 416–418). Это признание историком французского права общеизвестного факта влияния древнегерманских правовых институтов и начал на раннее феодальное право Франции так же не имеет ничего общего с националистическими тенденциями германистов типа Гирке, как и признание историками английского права столь же общеизвестного факта влияния древнегерманского права на юридические институты Англии англо-саксонского периода (ср. Роllоck and Maitland. The History of English Law before the time of Edward I. Vol. I, 1895, p. 5–6. – П.Г. Виноградов. Средневековое поместье в Англии. 1911, стр. 117–118).

[328] Blackstone. Commentaries on the Laws of England. 17-th ed., vol. II, 1830, p. 104–105. Блэкстон приписывает, правда, вассалу, как и составители Libri feudorum (II F 23), лишь узуфрукт (usufruct), но тотчас же солидаризируется с Коком, применяющим к вассалу обычную формулу о dominium utile (Blackstone, ор. cit., р. 105). То же влияние Libri feudorum чувствуется и на стр. 53.

[329] Роllосk and Maitland, ор. cit., vol. I, p. 211–212, 290–291, 336. Несмотря на отсутствие обычных формул, авторы дают яркую картину феодальной лестницы, почти каждое из звеньев которой, за исключением высшего звена – короля и низшего звена – последнего вассала, является одновременно и лордом – по отношению к нижестоящему держателю (tenant) и держателем – по отношению к вышестоящему лорду (ор. cit., р. 211–212). Одновременно они с полной определенностью утверждают, что "земля (tenement) принадлежит как держателю, так и лорду", и говорят о "конфликте между двумя рядами собственнических прав (proprietary rights) – лорда и держателя" (ор. cit., р. 291).

[330] Аналогично характеризуют английские земельные отношения и континентальные комментаторы английского права (G. Schirmeister – W. Prochownick. Das bürgerliche Recht Englands. Bd. I 1, 1906, S. 132. – Curti, ор. cit., I Bd., S. 87–88).

[331] Показательно, что С.В. Рождественский не поставил вопроса о разделении собственности даже по отношению к служилым землям, пожалованным в наследственное владение под условием службы и представлявшим собой "посредствующее звено между вотчиною как безусловной собственностью и поместьем как условным владением" (Служилое землевладение в Московском государстве XVI века. 1897, стр. 50–51).

[332] К.П. Победоносцев. Курс гражданского права. Ч. I, изд. 5, 1896, стр. 133–135.

[333] В.О. Ключевский. Курс русской истории. Изд. 2, 1915–1918, ч. I, стр. 448–449 (цит.: "Курс"). Ср. его же. Боярская Дума древней Руси. Изд. 5, 1922 (1-е издание 1882 г.): "Появление в уделе земли, принадлежавшей другому владельцу, не мешало князю считать себя таким же собственником всего удела; тот и другой различались между собой не свойством прав, которые в сущности все были финансовые, хозяйственные, а их количеством. Поэтому, как бы много их ни уступал князь привилегированному частному землевладельцу, он не разрывал своей владельческой связи с приобретенной последним землей, не терял ее для своего хозяйства" (стр. 77; разрядка наша. – А.В.).

[334] М.Ф. Владимирский-Буданов. Обзор истории русского права. Изд. 7, 1915, стр. 527–529, 536, 563–564 и 571–574 (цит.: "Обзор"). – Об отношении автора к проблеме феодализма в России см. там же, стр. 233–289.

[335] Н.П. Сильванский. Феодализм в древней Руси, 1907, стр. 74–75 (цит.: Н.П. Павлов-Сильванский, указ. соч., 1907). Правда, страницей ниже автор признавал, что "далеко не все вассалы имели возможность свободно переходить со своим феодом от одного сюзерена к другому. Для большинства феодалов их феоды на деле, как и в теории, действительно были условной собственностью" (стр. 76).

[336]  Н.П. Павлов-Сильванский. Феодализм в удельной Руси. 1910, стр. 391 (цит.: Н.П. Пав­лов-Сильванский, указ. соч., 1910).

[337] Там же, стр. 373–385 и 401. Равным образом не ставил вопроса о разделенной собственности и Ф.В. Тарановский в своем критическом очерке, посвященном работам Н.П. Павлова-Сильванского (Феодализм в России, 1902, стр. 33–34). В Отзыве о сочинении В.И. Сергеевича "Древности русского права", т. I, 1909; т. II, 1908, Ф.В. Тарановский, правда, поставил в упрек В.И. Сергеевичу то, что во 2-м и 3-м изданиях своих "Древностей" он "разрушил ту иерархию своеобразных прав собственности разных степеней (dominium eminens, directum, utile), которые принадлежали на черные земли государю, волости и обладателям отдельных волостных участков" (изд. 3. Юрьев, 1911, стр. 29). Здесь, однако, идея разделенной собственности применена не к отношениям сеньора и вассала, а к отношениям феодалов и крестьянства, на чем мы остановимся ниже (см. § 26 наст. главы).

[338] Ср. акад. Б.Д. Греков. Киевская Русь. Изд. 4, 1944, стр. 66–67, 115 и 301 (иначе в последней работе "Крестьяне на Руси" – см. прим. 1 на стр. 126 наст. сборника). – И.М. Кулишер. История русского народного хозяйства. Т. II, 1925, стр. 46 и 63 (цит.: "История", т. I или II). Умолчание И.М. Кулишера о разделенной собственности в феодальной Руси тем более показательно, что в своих "Лекциях по истории экономического быта Западной Европы" (изд. 6, 1920) он – по крайней мере, по отношению к чиншевикам (цензуариям) – совершенно определенно писал об "одновременном существовании двоякого рода собственности на землю: верховной власти сеньора – dominium eminens – в отличие от dominium utile: земледельца, ее обрабатывающего" (стр. 49).

[339] С.В. Юшков. История государства и права СССР. Ч. I, 1940, стр. 92–93; ср. стр. 229, 274 и 277 (цит.: "История", т. 1). В своих же "Очерках по истории феодализма в Киевской Руси" (1939) С.В. Юшков вообще не применяет понятия расчлененной собственности (ср. стр. 51–53, 114–158 и 174–182; цит.: "Очерки"). К.В. Базилевич, проводя для периода феодальной раздробленности XIV–XV вв. разграничение между вотчиной и "жалованием" как землей, переданной в "условное владение", пишет: "в данном случае земля имела как бы двух собственников". Тот же термин "условное владение" К.В. Базилевич применяет и к поместью периода феодальной монархии конца XV в. и начала XVI в., но уже без уточняющей формулы о "двух феодальных собственниках" на переданную в поместье землю (История СССР. Т. I, изд. 2, 1947, стр. 176 и 279). Характерно, что и Л.В. Черепнин, говоря о "верховной собственности митрополичьей кафедры на земли подзащитной ему церковной организации" или "верховной собственности митрополичьего дома... на коммендированные ему аллоды светских владельцев", либо о "верховных правах" митрополичьей кафедры и "земельных правах непосредственного собственника-монастыря", т.е. по существу о верховной и подчиненной собственности, тем не менее не пользуется ни термином "разделенная собственность", ни термином "подчиненная собственность" (Из истории древнерусских феодальных отношений XIV– XV вв. Истор. зап., т. IX, 1940, стр. 64–65). Акад. Б.Д. Греков в последней своей работе говорит о "расчлененном характере" собственности на землю в феодальном государстве, но применяет это понятие прежде всего к отношениям "собственника земли – феодала" с ее "владельцем – непосредственным производителем – крестьянином" (Крестьяне на Руси, стр. 280; ср. стр. 525). Наряду с тем он пишет о киевских и удельных князьях, как о "верховных феодальных собственниках всей земли своего княжества", возглавлявших "феодальную пирамиду собственников" и "раздававших" от своего имени землю "и, конечно, населенную" (там же, стр. 522–523; ср. стр. 534). Казалось бы, подобная формулировка дает основание предполагать, что автор склонен распространить понятие "расчлененная собственность" и на отношения между вассалом и сеньором. Мы не решаемся все же причислить акад. Б.Д. Грекова к прямым сторонникам идеи разделенной собственности в точном смысле этого понятия до тех пор, пока сам автор не выскажется по этому вопросу с большей определенностью, чем он это сделал в "Крестьянах на Руси". К вопросу же о "расчленении" права собственности на землю между феодалом и крестьянином мы вернемся ниже (см. § 26–27 наст. главы).

[340] История средних веков. Т. I, под ред. А.Д. Удальцова, Е.А. Косминского и О.Л. Вайнштейна, изд. 2, 1941, стр. 10; ср. Е.А. Косминский. Феодализм (БСЭ, т. 57, 1936, стр. 115 и 123). – Н.П. Дмитревский и М.В. Зимилева в учебнике: "Всеобщая история государства и права", ч. II. Феодализм. 1947, стр. 15, 120–123 и 135.

[341] Л.И. Дембо. Юридическая природа феодальной земельной собственности (Научная сессия ЛГУ 1945 г. Тезисы докладов по секции юридических наук, 1945, стр. 29–32).

[342] В частности, и М.М. Ковалевский считал земельными собственниками лишь сеньоров, "получивших свои земли в вознаграждение за службу от представителя высшей феодальной иерархии" (короля или императора Священной Римской империи), за вассалами же признавал только "наследственное владение на правах свободного пользования" (Социология. Т. I, 1910, стр. 43–49).

[343] Ср.: Энгельс. О разложении феодализма и развитии буржуазии: "Основное отношение всего феодального хозяйства – пожалование в лен земли за определенные личные услуги и дань..." (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 444).

[344] См. § 12 наст. главы.