Список книг

« Предыдущая | Оглавление | Следующая »

Венедиктов А.В.
Избранные труды по гражданскому праву. Т. 2

§ 12. Классики марксизма о феодальной собственности

"При феодальном строе основой производственных отношений является собственность феодала на средства производства и неполная собственность на работника производства, - крепостного, которого феодал уже не может убить, но которого он может продать, купить. Наряду с феодальной собственностью существует единоличная собственность крестьянина и ремесленника на орудия производства и на свое частное хозяйство, основанная на личном труде" (И.В. Сталин)[228].

Таким образом, право собственности феодального общества значительно сложнее, чем право собственности рабовладельческого общества. По отношению к последнему перед исследователем стоит лишь одна основная задача: изучение права собственности рабовладельца на средства производства, а также на раба, право собственности на которого почти не отличалось от права собственности на остальные средства производства. По отношению к праву собственности феодального общества, даже ограничиваясь изучением права собственности двух основных его классов - феодалов и крепостных, необходимо особо проанализировать: 1) право собственности феодала на землю, 2) его же право "неполной" собственности на крепостного и 3) право собственности крепостного на принадлежащие ему самому средства производства и потребления, а также его право на находящийся в его пользовании участок земли[229].

В ряде своих произведений классики марксизма дали исчерпывающую характеристику основных признаков феодальной земельной собственности, как крупных земельных владений, находящихся в монопольном обладании феодалов-крепостников. Поскольку эта монополия в той или иной форме юридически закреплялась за классом-сословием - за дворянством (в широком смысле этого слова), феодальная собственность была "сословной собственностью"[230]. Обладание землей было неразрывно связано с обладанием политической властью, с властью над зависимым от феодала населением. Феодал-землевла-делец принимал непосредственное участие в осуществлении политического господства над крепостными, в государственно-политической охране всей феодальной собственности в целом и своего владения в частности. "Иерархическая структура земельной собственности и связанная с ней система вооруженных дружин давала дворянству власть над крепостными"[231]. Владение землей тесно сочеталось с несением военной, придворной или иной службы. Отсюда - "условность", или "связанность", феодального землевладения, проявлявшаяся в самых различных формах и в самом различном объеме, начиная с условного и пожизненного владения землей[232] и кончая разнообразными ограничениями приобретения и свободного распоряжения так называемым "населенным имением" (землей с прикрепленными к ней крепостными). В полном соответствии с "условностью", или "связанностью", земельной собственности находилась и личная зависимость нижестоящих членов "феодальной лестницы" от вышестоящих; феодальная сословная иерархия - это одновременно и земельная, и личная иерархия[233].

Право феодальной собственности на землю неразрывно связано с правом "неполной" собственности феодала на крепостного. Специфическим для феодального общества способом соединения рабочей силы со средствами производства, - иными словами, специфической формой "непосредственного отношения собственников условий производства к непосредственным производителям" - является прикрепление этих производителей к земле "в качестве придатка последней"[234]. Наделенный "средствами производства вообще и землей в частности", непосредственный производитель должен быть "прикреплен к земле, так как иначе помещику не гарантированы рабочие руки"[235]. Прибавочный труд для собственника земли - феодала может быть выжат только "внеэкономическим принуждением, какую бы форму ни принимало последнее". Отношение собственности "необходимо" выступало в феодальном обществе как "непосредственное отношение господства и порабощения". Личная зависимость, личная несвобода непосредственного производителя, "которая от крепостничества с барщинным трудом может смягчаться до простого оброчного обязательства", была необходимым условием феодальной формы эксплуатации[236]. "Если бы помещик не имел прямой власти над личностью крестьянина, то он не мог бы заставить работать на себя человека, наделенного землей и ведущего свое хозяйство"[237].

Итак, в отличие от раба, "как не заинтересованного в труде и совершенно неинициативного работника", у крепостного "есть свое хозяйство, свои орудия производства", он "имеет некоторую заинтересованность в труде"[238]. Только земля "противостоит ему как находящееся в чужой собственности условие труда, обособившееся по отношению к нему и олицетворенное в земельном собственнике"[239].

Приведенные положения классиков марксизма содержат в первую очередь экономическую характеристику феодальной собственности, характеристику этой собственности как общественно-производствен-ного отношения. Поскольку феодал-землевладелец одновременно являлся и носителем политической власти, экономическая характеристика феодальной собственности необходимо включает в себя ряд важнейших юридических признаков как феодальной собственности, так и всего феодального строя в целом. Закрепление монополии землевладения за дворянством и сословный характер всей феодальной собственности, ее "условность", или "связанность", закрепление крепостного за землей, внеэкономическое принуждение и личная зависимость крепостного - все эти характерные черты феодальной собственности находили свое выражение в ряде сложнейших институтов и понятий феодального права. Не случайно классики марксизма уделяли столько внимания правовому режиму феодальной собственности в своих историко-экономических исследованиях. Многие из высказанных ими положений не только являются основой для построения ряда общих и специальных понятий феодального права, но представляют собой такую законченную формулировку этих понятий, которая не требует дальнейшего "перевода их на юридический язык".

Эти формулировки значительно облегчают задачу юридического анализа феодальной собственности, основная трудность которой заключается в необходимости установить общие признаки права феодальной собственности при наличии исключительного разнообразия конкретных форм этой собственности на отдельных этапах ее развития в отдельных странах.

Можно ли вообще найти общее и притом сколько-нибудь содержательное определение права феодальной собственности, которое оказалось бы адекватным отношениям собственности и для раннего, и для развитого, и для позднего феодализма? Можно ли охватить единой формулой подчиненной собственности (dominium utile) право западноевропейского вассала VIII-IX вв. на пожизненное пользование бенефицием, который "еще не был позднейшим леном, но был уже его зародышем"[240], и право того же вассала на наследственный лен в IX-XIII вв.? Не является ли безнадежной попытка найти единую характеристику феодальной земельной собственности для Северной Италии (Ломбардии), Франции, Англии, Германии?

Как определить отношения феодала-землевладельца с непосредственным производителем даже в применении к одному периоду и к одной стране, если на территории Германии в XV в. существовало резкое различие в экономическом и правовом положении крестьян между Западной и Южной Германией и Восточной Германией[241], а на территории Московской Руси в XVI в. одновременно применялся труд полного и кабального холопа, частновладельческого и черносошного крестьянина? Историк или экономист в ряде случаев может отвлечься от различий в правовой позиции тех или иных непосредственных производителей и подвести их под один общий тип, как это сделал, например, Маркс в отношении английских свободных крестьян XIV-XV вв., "ведущих самостоятельное хозяйство, за какими бы феодальными вывесками ни скрывалась их собственность"[242], или В.И. Ленин - в отношении сельского рабочего с наделом XIX в., подведя его "под один тип сельскохозяйственного пролетария", "юридическое основание" права которого "на кусочек земли совершенно безразлично для такой квалификации"[243]. Равным образом и по отношению к феодальному крестьянину классики марксизма дают общую характеристику его несвободы, которая "от крепостничества с барщинным трудом может смягчаться до простого оброчного обязательства"[244], или "внеэкономического принуждения", формы и степень которого "могут быть самые различные, начиная с крепостного состояния и кончая сословной неполноправностью крестьянина"[245]. Как ни широки эти формулы, за их пределами остаются все же, с одной стороны, свободные собственники-крестьяне, существовавшие хотя бы в виде незначительной группы (прослойки) даже в периоды наибольшего усиления и расширения крепостной зависимости; с другой же стороны, те крестьяне, бесправие которых в отдельные периоды крепостной зависимости достигало таких пределов, что почти стиралась грань между крепостным и рабом. Именно к таким крепостным должны быть в первую очередь отнесены те высказывания Маркса, в которых он причисляет крепостных наряду с рабами к средствам производства, находящимся в собственности господина, и ставит крепостного, как и раба, "в качестве неорганического условия производства в один ряд с прочими существами природы, рядом со скотом, или как привесок к земле"[246]. Достаточно также сравнить положение русского крестьянина XV-XVI вв. с его правом отказа от помещика "за неделю до Юрьева дня осеннего и неделя после Юрьева дня осеннего" (ст. 57 Судебника 1497 г., ст. 88 Судебника 1550 г.) и его же положение после установления "заповедных лет" в конце XVI в[247]. и после отмены "урочных лет" (ст. 1-2 гл. XI Уложения 1649 г.), в особенности же после дальнейшего усиления крепостного гнета и суровых императорских указов XVIII в.[248], чтобы понять, почему В.И. Ленин в своей лекции "О государстве", резко подчеркивая различие между рабовладельцем, считавшим рабов "своей собственностью", и крепостником-помещиком, который "не считался владельцем крестьянина как вещи", одновременно указывал на то, что "на практике... крепостное право... ничем не отличалось от рабства"[249].

Но если на протяжении одного столетия зависимый крестьянин, предок которого был еще свободным земледельцем и не только в качестве прекариста или "закладника", но и превратившись в крепостного, еще "сохранял свою землю", хотя и был "прикреплен к ней"[250], мог превратиться в "вещь", которой помещик распоряжался по произволу, если этот крестьянин мог быть согнан со "своей" земли или продан без нее, если даже его движимое имущество феодальное право на некоторых этапах своего развития склонно было рассматривать как собственность его господина[251], то как построить общее понятие собственности крепостного на принадлежавшие ему самому средства производства и потребления, понятие, которое могло бы быть применено к феодально-зависимому крестьянину на всех этапах развития феодального общества?

Тот же вопрос может быть поставлен едва ли не по отношению к каждому из основных признаков феодальной собственности. Феодальная иерархия и вассальные отношения периода феодальной раздробленности мало похожи на отношения дворянства с "первым дворянином" абсолютной монархии: королем, императором - периода феодального абсолютизма. Освобождение дворянства от обязательной военной и гражданской службы изменило "служебный облик" дворянского поместья, столь характерный для феодального землевладения. "Условность" или "связанность" феодальной земельной собственности в период развитого феодализма носит иной характер, чем ограничения свободного распоряжения дворянскими поместьями в эпоху разложения феодально-крепостнического хозяйства, - даже в тех странах, где пережитки феодализма оказались наиболее живучими.

Значит ли это, однако, что юридическая наука должна отказаться от попытки построения общих понятий феодального права и ограничиться более узким и конкретным анализом (точнее, описанием и систематизацией) права собственности отдельных периодов и стран? Не явятся ли эти общие понятия лишенной всякого содержания абстрактной схемой, простой фикцией, ни в какой мере не адекватной бесконечно разнообразным и непрерывно изменявшимся реальным отношениям феодальной собственности?

Ответ на подобный вопрос был дан еще Энгельсом в его письме Конраду Шмидту от 12/III 1895 г.: "Разве феодализм когда-либо соответствовал своему понятию? Возникший на западе во Франкском королевстве, развитый дальше в Нормандии норвежскими завоевателями, усовершенствованный французскими норманнами в Англии и Южной Италии - он больше всего приблизился к своему понятию в эфемерном Иерусалимском королевстве, которое оставило после себя в Иерусалимских ассизах наиболее классическое выражение феодального порядка". Но, продолжает Энгельс, "неужели же этот порядок был фикцией, оттого что лишь в Палестине он достиг на короткое время вполне классического выражения, да и то - в значительной мере - на бумаге?"[252].

В одной из своих работ, посвященной истории зарождения и первых этапов развития феодального общества, Энгельс с исключительной четкостью указал и методологические пути исследования феодальных отношений. Оговаривая, что он исследует вопрос о "бенефиции в его чистой, классической форме, каковая, конечно, была лишь переходной и далеко не везде одновременно имела место", Энгельс подчеркивает: "Но такие исторические формы экономических отношений можно понять, наблюдая их только в таком чистом проявлении, и одна из главных заслуг Рота[253] именно в том, что он очистил эту классическую форму бенефиция от шелухи всех затемняющих ее придатков"[254].

Итак, изучение определенных исторических форм общественных отношений в их "чистой, классической форме", - или, что то же, в их наиболее типичной форме, - вот тот путь, которым должен идти и юрист в исследовании права феодальной собственности. Необходимо изучить и проанализировать институты феодального права в их наиболее чистой, типичной форме, в их наиболее развитом виде. Это не значит, конечно, что вне поля зрения исследователя должны остаться начальные или конечные стадии развития изучаемого им института. Только изучая право феодальной собственности в его движении, в его возникновении и уничтожении, можно получить правильное представление о сущности этого института в его "чистой, классической форме". В ряде случаев исследователь может получить при этом различные решения для отдельных стадий развития того или иного института. В начальной стадии развития вассальных отношений сеньор, пожаловавший свою землю в качестве бенефиция вассалу в пожизненное пользование, сохранял за собою право собственности на пожалованную им землю, не деля его с вассалом. Когда бенефиций превращался в наследственный лен - в его "чистой, классической форме", их отношения по земле приобретали типичную для развитого феодализма форму разделенной собственности. В эпоху позднего феодализма право собственности вновь консолидируется, но, как правило, уже в лице вассала. Три разных ответа на один и тот же вопрос о собственности сеньора и вассала! Разве опорочивает это идею разделенной собственности как наиболее типичной формы феодальной земельной собственности?

На общую характеристику права собственности крепостного крестьянина не могут повлиять и такие отклонения от типичной формы этой собственности, как наличие зависимых крестьян (Hörige) у некоторых западноевропейских состоятельных зависимых крестьян[255] или населенных имений и мануфактур у русских крепостных XVIII в. Крепостной гр. Шереметьева Семезов, купивший в 1777 г. за 21 000 рублей село Богородское с 429 мужскими ревизскими душами[256], или крепостной фабрикант Грачев, приобретавший во второй половине XVIII в. в окрестностях села Иванова один участок за другим, вплоть до имения в 400 десятин стоимостью в десятки тысяч рублей[257], несмотря на свою формальную принадлежность к бесправному сословию крепостных, так же мало могут повлиять на общую характеристику типа феодального крепостного, как раб, владевший рабами, мастерскими и торговыми предприятиями или снимавший в аренду землю у своего же господина в позднем Вавилоне[258], либо римский раб, в составе пекулия которого также могли быть не только деньги и скот, но и земля, дома и даже рабы (servi vicarii)[259], - на общую характеристику типа раба в рабовладельческом обществе[260].

Отправляясь от предложенного нами общего понятия права собственности как права индивида или коллектива использовать средства и продукты производства своей властью и в своем интересе - на основе существующей в данном обществе системы классовых отношений и в соответствии с нею[261], мы остановимся в дальнейшем на анализе прав феодала и крепостного на землю и прав крепостного на принадлежащее ему самому имущество.

Примечания:

[228] И.В. Сталин. Вопросы ленинизма. Изд. 11, стр. 555–556.

[229] Мы принуждены оставить вне нашего рассмотрения феодальную собственность в городах (см. ее характеристику в "Немецкой идеологии" – К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IV, стр. 14–15 и 41–45), поскольку ее исследование еще более расширило бы рамки данной (и без того разросшейся) главы. Позволяем себе надеяться, однако, что данный нами анализ права собственности двух основных классов феодального общества – феодалов и крепостных – в достаточной мере подтверждает научную пригодность предложенного нами общего понятия права собственности в применении к отношениям собственности феодального общества и что те же методы исследования могут быть использованы с тем же результатом и для анализа права феодальной собственности в городах.

[230]  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IV, стр. 14.

[231]  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IV, стр. 14; ср. т. XVI, ч. 1, стр. 405 и 409–410.

[232]  Ср. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 399–400. – В.И. Ленин. Соч., т. I, стр. 71.

[233]  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IV, стр. 14 и 157; ср. т. XVI, стр. 405; т. XVII, стр. 87.

[234]  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIX, ч. 2, стр. 352–353; т. IV, стр. 15; т. XVI, ч. 1, стр. 287; т. XVIII, стр. 37.

[235] В.И. Ленин. Соч., т. III, стр. 140.

[236] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIX, ч. 2, стр. 352. Ту же характеристику "власти земельной (феодальной.– А.В.) собственности, покоящейся на отношениях личного порабощения (Knechtschaft) и господства" Маркс дает и в т. I "Капитала" (Каrl Marx. Das Kapital. I Bd. M., 1932. S. 153; ср. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVII, стр. 163).

[237] В.И. Ленин. Соч., т. III, стр. 140; ср. т. XII, стр. 227.

[238] И.В. Сталин. Вопросы ленинизма. Изд. 11, стр. 556.

[239] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIX, ч. 2, стр. 356.

[240] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 399.

[241] Там же, стр. 239–240.

[242] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVII, стр. 784–785.

[243] В.И. Ленин. Соч., т. III, стр. 130.

[244] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIX, ч. 2, стр. 352.

[245] В.И. Ленин. Соч., т. III, стр. 140.

[246] Karl Marx. Grundrisse, S. 389 (русский перевод, стр. 163); ср. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVII, стр. 782; т. XIX, ч. 2, стр. 167.

[247] См. краткую историю введения "заповедных лет" и отмены "урочных лет" в работе акад. Б.Д. Грекова "Главнейшие этапы истории крепостного права в России" (1940, стр. 64–76) и более развернутый анализ этого вопроса в последнем по времени фундаментальном исследовании того же автора: "Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века" (1946, стр. 807 сл. и 911 сл.). Названное исследование акад. Б.Д. Грекова вышло в свет после того, как наша работа была закончена, и могло быть использовано нами, за единичными исключениями, лишь путем дополнительных ссылок на него в примечаниях к основному тексту.

[248] Ср. указ от 13/XII 1760 г., предоставивший помещикам право ссылки своих крепостных на поселение в Сибирь за воровство, пьянство и "прочие непристойные предерзостные поступки" (П. С. 3., т. XV, N 11166), или аналогичный указ от 17/I 1765 г. об отдаче помещиками их крепостных "по предерзостному состоянию" в каторжные работы на любой срок по их усмотрению (П. С. 3., т. XVII, N 12311), а также указ от 22/VIII 1767 г. о ссылке крестьян на вечную работу в Нерчинск за "недозволенные на помещиков своих челобитные" (П. С. 3., т. XVIII, N 12966).

[249] В.И. Ленин. Соч., т. XXIV, стр. 367.

[250] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. I, стр. 241 и 287.

[251] См. § 28 наст. главы.

[252] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXIX, стр. 394.

[253] Энгельс имеет в виду работу Roth "Geschichte des Beneficialwesens" (1850) (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 393 и 400).

[254] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 401.

[255] Karl Marx. Das Kapital. Bd. III 2, M., 1934. S. 850; ср. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIX, ч. 2, стр. 361.

[256] См. историю покупки этого села и дальнейшей его судьбы: В.И. Семевский. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II. Т. I. Изд. 2, 1903, стр. 341–356 и 599–602.

[257] Сб. ЛОКА "Крепостная Россия", 1930, стр. 220. О том же Грачеве и о других крепостных фабрикантах и заводчиках см.: П.Г. Любомиров. Очерки по истории русской промышленности (XVII, XVIII и начало XIX века). 1947, стр. 80, 97–98, 128 и 628. – Е.И. Заозерская. Мануфактура при Петре I. 1947, стр. 66; ее же. К вопросу о развитии крупной промышленности в России в XVIII в. (Вопросы истории. 1947, N 12, стр. 70–71). – Н.Л. Рубинштейн. О мануфактурном периоде русской промышленности и складывании капиталистического уклада в России XVIII в. (там же, стр. 78).

[258] В.В. Струве. История древнего Востока, стр. 345–347.

[259] Girard, op. cit., p. 97.

[260] Ср. характеристику правового положения римского раба у И.С. Перетерского (О правовом положении рабов в Древнем Риме. Уч. зап. Моск. юрид. инст., вып. I, 1939, стр. 129–133). Автор не затрагивает, правда, вопроса о пекулии (стр. 132), но приведенные им данные характерны именно для анализа общего положения рабов в рабовладельческом обществе.

[261] См. § 3 главы I.