Список книг

« Предыдущая | Оглавление | Следующая »

Венедиктов А.В.
Избранные труды по гражданскому праву. Т. 2

§ 7. Проблема верховной собственности рабовладельческого государства

Мы говорим о действительных основаниях к признанию верховной собственности за античным государством по отношению к имуществу его граждан потому, что в исторической и даже в историко-юридической литературе понятие верховной собственности античного государства применяется иногда к отношениям, в которых право собственности должно быть признано либо за частным собственником, и только за ним, либо, напротив, только за государством, предоставлявшим своим гражданам лишь то или иное право пользования государственной землей[134].

Это происходит нередко потому, что понятие верховной собственности государства на землю в смысле dominium directum (Oberei-gentum) - в его противопоставлении понятию подчиненной собственности в смысле dominium utile (Untereigentum) - смешивается с понятием государственного верховенства над всей территорией государства в смысле dominium eminens. Dominium eminens в одних случаях представляет собой лишь проявление политической власти (суверенитета) государства и выражается лишь в обложении частного собственника и в разнообразных ограничениях его права собственности, вплоть до экспроприации[135], в других же - совпадает с правом государственной собственности на землю[136]. В этих последних случаях право государственной собственности может быть либо полным (dominium plenum) - с предоставлением отдельным лицам или организациям лишь права пользования соответствующими земельными участками[137], либо только правом верховной собственности (dominium directum) - с признанием за гражданами или организациями права подчиненной собственности (dominium utile) на переданные в их владение участки[138].

О[139] верховной собственности в точном смысле этого понятия - в его противопоставлении понятию подчиненной собственности - речь может идти только в том случае, когда власть и интерес в использовании того или иного объекта так делятся между двумя субъектами права (индивидуальными или коллективными), что ни один из них не может быть признан единственным субъектом "присвоения", т.е. единственным носителем собственной власти и собственного интереса по отношению к данному объекту. Необходимо подчеркнуть при этом, что при разделенной собственности раздел власти и интереса между несколькими индивидами и коллективами либо между коллективом и индивидом происходит не "по горизонтали", как это имеет место при общей - долевой (condominium) или совместной (Gesamteigentum) - собственности, а "по вертикали", т.е. когда за каждым из носителей собственности признается не часть (определенная или неопределенная) одного и того же права собственности, а различные по своему характеру и объему правомочия. Мы не усматриваем препятствий к применению идеи разделенной собственности к рабовладельческому обществу ни в том, что римские юристы не допускали признания двух прав собственности, полностью (in solidum) охватывающих одну и ту же вещь, ни в том, что самая идея разделенной собственности была создана лишь средневековыми юристами (об этом - ниже). Известное положение Цельза из шестой книги его Digest[140] относится к "чистой частной собственности" его времени (конец I - начало II в. н.э.) и не может быть распространено на все отношения собственности в рабовладельческом обществе - на всех его этапах[141] и во всех его территориальных пределах[142], в том числе и на все отношения собственности в самом Риме"[143]. Необходимо лишь решительно предостеречь против смешения двух понятий: 1) общего понятия разделенной собственности, как особой формы разделения власти и интереса в одном и том же имуществе между двумя собственниками, и 2) понятия феодальной разделенной собственности, как специальной формы разделенной собственности, присущей именно феодальному строю со всеми его специфическими - экономическими и политическими - особенностями, с типичным для него способом эксплуатации и тесным переплетением земельной и политической иерархии. Когда буржуазные историки объявляют феодализмом ряд отношений собственности рабовладельческого общества[144], против этого можно и должно протестовать, ибо подобная трактовка отношений собственности древнего мира является смешением двух формаций, попыткой феодализации отношений рабовладельческого общества на тех этапах его развития, когда в недрах его еще не зарождались феодальные отношения. Но можно и должно говорить о разделенной собственности в рабовладельческом обществе в тех случаях, когда власть и интерес в отношении того или иного объекта - в первую очередь в отношении земли - так делились между двумя собственниками, что ни одного из них мы не можем признать единственным субъектом присвоения, единственным носителем своей власти и своего интереса[145].

Мы воспользуемся для иллюстрации нашей мысли двумя примерами, в которых признание наличия разделенной собственности могло бы наиболее удовлетворительно разрешить вопрос о юридической природе права на землю, с тем чтобы от этих, с нашей точки зрения наиболее отвечающих понятию разделенной собственности, отношений перейти к анализу других отношений по земле, к которым идея разделенной собственности могла бы быть применена лишь со значительными оговорками либо вообще представлялась бы неприменимой.

Примечания:

[134] Максимальная ясность в самой постановке вопроса об отдельных формах землевладения в рабовладельческом обществе тем более необходима, что состояние источников в ряде случаев вообще лишает исследователя возможности прийти к сколько-нибудь определенным выводам. Вот один из примеров, иллюстрирующих ту неопределенность, которая создается в результате неполноты источников, с одной стороны, и отсутствия достаточной ясности в вопросе о самых формах собственности – с другой. По утверждению Фукара, греки, как правило, предоставляли своим гражданам-колонистам (клерухам) только право пожизненного пользования их наделами в колонии, сохраняя право собственности за государством (Foucart. Mémoires préesentés a 1’Académie des inscriptions. 1-re série, t. IX 1, p. 342 et s. – Цит. no: P. Guiraud. La propriété fonciére en Grèce jusqu’à la conquête Romaine, 1893, p. 200). А.И. Тюменев, ссылаясь на то, что "колонистам обычно запрещалось продавать или закладывать полученные ими наделы", по-видимому, склонен распространить и на отношения греческого полиса с его колонистами свое общее положение о "верховном праве собственности" государства, регулировавшего "распоряжение земельными владениями граждан" (История античных рабовладельческих обществ. Изв. ГАИМК, вып. 111, 1935, стр. 72–73). Можно предположить, что автор имеет в виду верховную собственность государства и подчиненную собственность ("распоряжение земельными владениями") колонистов (см., однако, ниже, прим. 1 на с. 63–64). Гиро же отвергает и взгляд Фукара на колониста как на наследственного пользователя, и мысль о том, что "право частной собственности" в пожалованных государством землях было ограничено правом собственности (copropriété) государства: "Сельский участок никогда не имел двух собственников – государство и оккупанта. Государство несомненно имело некоторые права над ним, но эти права легко мирились с индивидуальной собственностью, так как они встречаются и в современных государствах" (ор. cit., p. 200–202).

[135] Ср. М.М. Сперанский ("Объяснительная записка содержания и расположения Свода законов гражданских"): "Право собственности на имущество, когда оно соединено с правом державным, droit de souveraineté, составляет особенного рода право, именуемое dominium supereminens. Таково есть право, которое принадлежит Государству на его имущества, на все земли, им обладаемые, – право верховного обладания" (Архив исторических и практических сведений, относящихся до России, издаваемый Н.В. Калачовым. Книга II, 1859, отд. I, стр. 11).

[136] Ср. указания Ландсберга на необходимость разграничения между правом государственной верховной власти (dominium secundum imperium), которое имеет "чисто публичное значение" и является, в частности, основой для учения о принудительном отчуждении (экспроприации), и dominium secundum proprietatem (dominium proprietatis), имеющим цивильно-правовое значение (Landsbеrg. Die Glosse des Accursius und ihre Lehre vom Eigentum. 1883, S. 93).

[137] Ср. Марксову характеристику земельных отношений в Азии: "Если не частные земельные собственники, а государство непосредственно противостоит им (зависимым непосредственным производителям – держателям земли. – А.В.), как это наблюдается в Азии, в качестве земельного собственника и вместе с тем суверена, то рента и налог совпадают, или, вернее, тогда не существует никакого налога, который был бы отличен от этой формы земельной ренты... Государство здесь – верховный собственник земли. Суверенитет здесь – земельная собственность, концентрированная в национальном масштабе. Но зато в этом случае не существует никакой частной земельной собственности, хотя существует как частное, так и общинное владение и пользование землей" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIX, ч. 2, стр. 352–353). Маркс имеет здесь в виду иную форму поземельных отношений, чем разделенная собственность, и применяет понятие верховного собственника земли именно в смысле государства-суверена, сосредоточивающего в своих руках всю полноту права исключительной собственности на землю, с сохранением за общинами и их членами лишь права владения и пользования землей.

[138] Отсутствие определенного разграничения между dominium directum и dominium eminens создает значительную неясность в трактовке прав как рабовладельческого государства, так и отдельных землепользователей или их объединений. Так, например, акад. А.И. Тюменев в докладе "Разложение рабовладельческого строя и революция VII–VI вв. в Греции" говорил о том, что Солон, нанося удар старому родовому строю, "вместе с этим никоим образом не вводил полной частной собственности. Верховное право общины и государства-полиса сохранялось. Как за частной собственностью гомеровской эпохи стояла племенная община, как за частной собственностью эпохи родовой олигархии стоял род, так теперь за частной собственностью стояла верховная собственность рабовладельческого коллектива, каким прежде всего был греческий полис" (Изв. ГАИМК, вып. 76, 1934, стр. 103). Можно предположить, что здесь перед нами два собственника: верховный – полис и подчиненный – "частное лицо", "владение" которого носит, однако, "как бы прекарный характер" (ibid.). В "Истории античных рабовладельческих формаций" А.И. Тюменев писал о том, что "полис... являлся общиной, не только владевшей специальными общинными – государственными землями, но и сохранявшей известное верховное право распоряжения над всей остальной земельной собственностью граждан", и о том, что государство "нередко осуществляло свое верховное право собственности, регулируя распоряжение земельными владениями граждан" (Изв. ГАИМК, вып. 111, 1935, стр. 71 и 73). Здесь еще яснее противопоставлено право верховной собственности государства собственности (подчиненной? – А.В.) граждан. В главе XI же цитируемого т. III "Истории древнего мира" А.И. Тюменев писал о "сохранении за государством (античным полисом. – А.В.) высшего, хотя и редко применяемого права собственности и распоряжения участками, находившимися в частном пользовании" (стр. 54; разрядка наша. – А.В.). Здесь на первый взгляд "высшее" право собственности государства противопоставлено не подчиненной собственности, а лишь пользованию гражданина предоставленным ему участком. Несмотря на внешнее различие формулировок, А.И. Тюменев во всех названных работах бесспорно имел в виду одну и ту же форму земельных отношений в античном государстве-полисе-общине. Для читателя-юриста остается все же неясным, имел ли автор в виду право верховной собственности государства в смысле dominium

[139] directum и право подчиненной собственности гражданина в смысле dominium utile, или же право собственности государства и только право пользования гражданина, либо, наконец, государственное верховенство в смысле dominium eminens по отношению к собственнику земли – гражданину. Не вполне ясна и позиция К.М. Колобовой в том же вопросе о верховной собственности античного государства на землю: "В отношении к оформившейся при Солоне частной земельной собственности государство Писистрата заявляет себя верховным коллективным частным собственником, однако не в смысле феодальной двустепенности или многостепенности, а в смысле права государства на превращение частной собственности отдельных граждан в собственность государственную. Отсюда конфискация земель... Как верховный собственник государство выступает и в факте организации прямого имущественного налога: 1/10 или 3/20... Выступая как собственник, получающий определенный доход, государство естественно организует и государственные же расходы в форме государственного строительства, создания флота и, особенно характерно, государственного кредита" (Революция Солона. Уч. зап. ЛГУ, N 39, серия истор. наук, вып. IV, 1939, стр. 69–70). Ссылка автора на такие проявления "верховной собственности" государства, как конфискация земель, взимание имущественного налога и организация государственных расходов в форме государственного строительства, создания флота и государственного кредита, дает основания предположить, что автор скорее понимает под верховной собственностью государства dominium eminens, чем dominium directum. Воможно, однако, что К.М. Колобова объединяет в своем понятии верховной собственности государства и то и другое право и мыслит античного гражданина не в качестве собственника, ограниченного в использовании своей собственности государством как носителем политического суверенитета, но в качестве подчиненного собственника (dominus utilis), в отношении которого афинское государство выступало одновременно и как политический суверен, и как dominus directus. Мы готовы допустить, что для авторов исторических работ вопрос о юридической природе прав античного государства и его граждан на землю вообще имеет лишь второстепенное значение. Все же именно работы советских античников, занимающих определенные методологические позиции, могли бы в наибольшей мере помочь советским юристам в анализе разнообразных форм собственности рабовладельческого общества. Эта помощь была бы тем ценнее, что в буржуазной историко-юридической литературе советским юристам приходится нередко сталкиваться с полной неопределенностью в данном вопросе. Когда Моммзен противопоставляет предоставление участка провинциальной земли в "квиритскую собственность" предоставлению его "лишь в то наследственное владение, которое право императорского периода признает квазисобственностью рядом с верховной собственностью (Obereigentum) государства" (Mommsen. Römisches Staatsrecht. Bd. II 2, 3 Aufl., 1887, S. 997), то действительный смысл этого понятия остается читателю "Римского государственного права" столь же неясным, как и действительный смысл понятия "domaine éminent" государства на провинциальную землю – читателю фундаментального курса римского права Жирара (Р. F. Girard. Manuel élémentaire de droit romain. 6-e éd., 1911, p. 263) или понятие "Obereigentum" государства – читателю общедоступной "Истории римского права" Майра (R. Mayr. Römische Rechtsgeschichte. IV Buch, 1913, S. 106). Ростовцев также пользуется понятием верховной собственности (Obereigentum) по отношению к птолемеевскому Египту, причем применяет его не в смысле dominium directum в его противопоставлении dominium utile, но лишь в смысле высшего и полного господства (т.е. по существу в смысле собственности. – А.В.) египетского государства в лице его царей над всей землей – господства, исключающего возможность права собственности со стороны владельцев отдельных участков той же земли (Rоstоwzew, op. cit., S. 11, 112; ср. S. 58, 62, 79).

[140] D. 13.6.5.15: et ait (Celsus) duоrum quidem in solidum dominium vel possessionem esse non posse.

[141] По меткому указанию одного из историков права, в I–II вв. н.э. римские юристы искали и нашли классическое определение чистой частной собственности, и положение Цельза явилось блестящей формулировкой чаяний и требований нового "чистого" собственника, который не желал ни с кем делиться своими полномочиями. Именно поэтому мы считаем, что оно не может быть распространено на те отношения собственности в рабовладельческом Риме, которые не играли доминирующей роли, отклонялись от господствующей формы отношений и к тому же получили применение главным образом в позднейший период развития римского общества и римского права.

[142] Ср. указания Миттейса на особенности виндикационного процесса в провинциях восточной Римской империи, развившегося под влиянием греческого виндикационного процесса (так называемая διαδικασία), в котором шел спор "не об абсолютном, а лишь об относительно лучшем праве одной из спорящих сторон" (Mittеis. Reichsrecht und Volksrecht in den östlichen Provinzen des römischen Kaiserreichs. 1891. S. 69–70, 499–500). Миттейс склонен думать, что и в древнейшей форме римского виндикационного процесса (legis actio sacramento in rem) с его двусторонней виндикацией практически было невозможно ставить вопрос о "доказательстве абсолютной собственности" (Römisches Privatrecht, S. 87–88). Мы приводим этот пример в качестве лишней иллюстрации к тезису о том, что высказанные классическими юристами положения о "чистой римской собственности" не могут быть безоговорочно распространяемы на все отношения римской собственности независимо от ее хронологических и территориальных рамок.

[143] Подчеркнем попутно, что отмеченные Дернбургом колебания римских юристов в вопросе о возможности possessio duorum in solidum (Pandekten. Bd. I, S. 394, 434) лежат в совершенно другой плоскости и не имеют отношения к вопросу о разделенной собственности. Ср. D. 13.6.5.15 (Ulpianus); D. 43.17.3 pr. (Ulpianus); D. 41.2.3.5 (Paulus).

[144] Макс Вебер, указ. соч., стр. 3–4, 222–223 и 233; ср. стр. 288 cл. и 371 сл. – Rostowzew, ор. cit., S. 42–43, 320, 377 ff., 398–399. – R. Taubenschlag. The Law of Greco-Roman Egypt in the Light of the Papyri 332 В.С. –640 A.D. 1944, p. 179–180. – Поль Лакомб усматривал наличие "сеньориального, феодального строя" даже в досолоновских Афинах и приписывал Солону его уничтожение (Присвоение земли. К вопросу о переходе коллективной собственности в частную собственность. Перев. А. Баулер, 1915, стр. 91; ср. стр. 77). Критику идеи феодализации отношений рабовладельческого общества см.: А.Б. Ранович. Зависимые крестьяне в эллинистической Малой Азии. ВДИ, 1947, N 2, стр. 28 cл.

[145] С разделенной собственностью (dominium divisum) не следует смешивать так называемую двойственную собственность (dominium duplex), в качестве примера которой может быть названа фидуциарная собственность. Смешение разделенной и фидуциарной собственности допускают как сторонники, так и противники института разделенной собственности. Шредер, признававший наличие разделенной собственности в феодальной Германии, отождествлял бюргера – подставного владельца городской недвижимости, который в качестве фидуциара (Salman) приобретал на свое имя недвижимость для своего доверителя – не-бюргера, с верховным собственником, а его доверителя (действительного собственника) – с подчиненным собственником (Schröder-Künssberg. Lehrbuch der deutschen Rechtsgeschichte. 7 Aufl., 1932, S. 691, 793). Штоббе, отвергая идею разделенной собственности в применении к отношениям сеньора и вассала или феодала и чиншевика, считал, что в Германии это понятие могло бы быть применено именно к отношениям фидуцианта с фидуциаром: Treuhander, manus fidelis (Stobbe. Handbuch des deutschen Privatrechts. II Bd., 2 Aufl., 1883, S. 66–67). Нам приходилось уже высказываться против подобных попыток смешения понятий разделенной и фидуциарной собственности. При разделенной собственности имеет место раздел власти и интереса между двумя субъектами, каждый из которых является не полным, но все же действительным собственником, как бы ни были ограничены власть и участие в выгодах имущества одного властью и участием в тех же выгодах другого. При этом и верховный, и подчиненный собственники являются собственниками и в отношении третьих лиц, и в отношении друг друга. При фидуциарной же собственности и фидуциант, и фидуциар являются полными собственниками, но лишь в разных областях отношений: фидуциар – в отношении третьих лиц, фидуциант – в отношении самого фидуциара, за исключением тех случаев, когда и в отношении третьих лиц вскрывается "лицо" действительного собственника (подр. см. нашу "Правовую природу государственных предприятий". Изд. 2, 1928, стр. 122–123). Сальковский применяет понятие двойственной собственности и к бонитарной собственности, поскольку собственность квиритского собственника "почти во всех юридических отношениях считается лишь номинальной", "реальной" же является только собственность бонитарного собственника (Институции. Основы системы и истории римского гражданского права. 1910, стр. 213). Штоббе проводил аналогию между квиритской и бонитарной собственностью, с одной стороны, и фидуциарной собственностью, как видом разделенной собственности, – с другой (ор. cit., II Bd., S. 67). Мы думаем, однако, что бонитарная собственность отличается и от разделенной, и от "двойственной" собственности: 1) от разделенной собственности – тем, что бонитарный собственник являлся полным и действительным собственником по преторскому праву, квиритскому же собственнику его nudum jus Quiritium не сообщало ни реальной власти, ни какого-либо участия в использовании вещи; 2) от "двойственной" собственности – тем, что при ней каждый из субъектов этой собственности все же признается собственником в каком-то реально существующем круге отношений, тогда как nudum jus квиритского собственника не получало никакого реального осуществления или проявления, за исключением разве лишь права опеки над вольноотпущенником в силу lex Junia (Ulp. XI, 19; о бонитарной собственности см.: Girard, ор. cit., p. 264–265. – Н. Dernburg. Pandekten. 7 Aufl., I Bd., 1902, S. 447–449. – И.А. Покровский. История римского права, 1913, стр. 360–364).