Список книг

« Предыдущая | Оглавление | Следующая »

Венедиктов А.В.
Избранные труды по гражданскому праву. Т. 2

§ 6. Общинно-государственная и индивидуальная собственность в рабовладельческом обществе

Указанное разнообразие форм рабовладельческой собственности, развивавшихся в пределах единого по своей социальной (классовой) природе типа рабовладельческой собственности, крайне затрудняет возможность подведения их под какую-либо единую формулу, в которой были бы выражены достаточно содержательные общие признаки, характерные для всех разнообразных форм коллективной и частной (индивидуальной) собственности рабовладельческого общества. Попытки создания подобных обобщающих формул, сделанные отдельными советскими историками-античниками, лишний раз об этом свидетельствуют. Одни из историков выдвигали на первый план коллективную собственность самого античного государства-города как своеобразного коллектива рабовладельцев, внутри себя сохраняющего подобие общинных отношений, как демократического полиса, в котором "все граждане в той или иной степени являются участниками коллективной государственной собственности". Классическим примером рабовладельческого коллектива с этой точки зрения являлась Спарта, в Афинах же и Риме они находили лишь пережитки или "элементы старой общинной собственности" в виде ager publicus в Риме или Лаврийских рудников в Афинах, доходы с которых шли в пользу всех граждан. Общинно-государственный характер собственности в Афинах и Риме они усматривали главным образом в таких проявлениях права граждан на долю в коллективной собственности полиса и его доходах, как литургии, раздачи и кормления, ager publicus, дележ военной добычи, вознаграждение за отправление общественных обязанностей, вывод колоний в завоеванные области и т.п. Но в прямой ли (спартанской) или в модифицированной (афинской) своей форме античная собственность представлялась им "коллективным присвоением" продукта труда рабов, "поступающего в собственность коллектива рабовладельцев, между которыми (он) и распределяется"[103].

В таком понимании античная общинно-государственная собственность как коллективная собственность самого полиса почти полностью заслоняет как мелкую, так и крупную частную собственность афинского или римского гражданина. Между тем классики марксизма настойчиво подчеркивали наличие и роль индивидуальной частной собственности на самых разнообразных этапах развития античного общества. Характеризуя античную общину-город, Маркс писал: "Общинная собственность - в качестве государственной собственности, ager publicus - отделена здесь от частной собственности. Собственность отдельного человека сама непосредственно не является здесь общинной собственностью". Хотя "предпосылкой для присвоения земель здесь продолжает оставаться членство в общине, но, как член общины, каждый отдельный человек является частным собственником". В этом сочетании частной собственности члена античной общины с общинной, государственной собственностью на ager publicus, при котором частная земельная собственность "опосредствуется" (обусловливается) государственной или "сама государственная земельная собственность существует в этой двойной форме", Маркс усматривал одно из важнейших отличий античной общины-города от восточной общины, в которой "не существует собственности отдельного лица, а существует лишь его владение; действительный, настоящий собственник - это община; следовательно, собственность существует только как коллективная собственность на землю"[104]. Можно предположить, что приведенная характеристика античной общинной и частной земельной собственности относится преимущественно к раннему этапу развития рабовладельческого государства-города. Если это так, тем важнее указание Маркса на сосуществование индивидуальной и коллективной собственности в античной общине даже и на раннем этапе античного общества. В позднейшую эпоху, когда земельная частная собственность освобождается от связывающих ее общинных пут, когда оккупированные римскими гражданами участки ager publicus превращаются в их свободную частную собственность[105], "эта форма свободной мелкой (парцеллярной) собственности крестьян, ведущих самостоятельно свое хозяйство, в качестве преобладающей нормальной формы... составляет экономическое основание общества в лучшие времена классической древности"[106].

В общую систему "коллективного присвоения" продукта труда рабов не укладывается и присвоение античных крупных собственников, образы которых запечатлели писатели древности[107] и о богатстве которых вслед за ними повествуют авторы любого курса древней истории[108]. Как ввести в эту систему афинского плутократа IV в. до н.э. типа Эвктемона[109], афинского или римского менялу-банкира (τραπεζίτης, agrentarius), греческую и римскую морскую торговлю, римские товарищества откупщиков (societates publicanorum), владельцев римских латифундий или римских домовладельцев типа Красса и Аттика?[110] Каким образом в обществе, основой которого являлось "коллективное присвоение, могло бы образоваться римское право, настолько являющееся "классическим юридическим выражением жизненных условий и конфликтов общества, в котором господствует чистая частная собственность, что все позднейшие законодательства не могли внести в него никаких существенных улучшений"?[111] Как объяснить наличие ряда норм торгового права, регулировавших различные формы деятельности торгового и ростовщического капитала?[112]

Некоторой попыткой подведения всех разнообразных видов индивидуальной частной собственности под общую форму античной общинно-государственной собственности является ссылка на литургии, раздачи и кормления, ager publicus, дележ военной добычи и т.п.[113] Мы думаем, однако, что нельзя ставить в одну плоскость и усматривать тождественные проявления - хотя бы и модифицированной - формы античной коллективной общинно-государственной собственности в таких институтах, как литургии, с одной стороны, и ager publicus - с другой. При литургиях[114] и других повинностях и ограничениях античной индивидуальной собственности основным являлось все же индивидуальное частное присвоение (об этом - ниже), ager publicus же действительно был одной из важнейших и типичных форм античной коллективной собственности, ибо, пока оккупированные гражданами участки не превращались окончательно в agri privati в подлинном смысле этого слова[115], собственником ager publicus оставался сам populus Romanus. Мы должны подчеркнуть недопустимость подобного смешения с тем большей настойчивостью, что в литургиях, а также в бесплатных раздачах и кормлениях, в устройстве празднеств и общественных развлечений богатыми гражданами усматривают проявление коллективности античной собственности и те, кто известное положение Маркса и Энгельса об общей власти граждан античного государства над рабами понимают лишь в смысле "сплоченной коллективной власти рабовладельцев", а не в смысле коллективной собственности самого государства[116]. В своей характеристике античной собственности представители этой точки зрения выдвигают на первый план не собственность самого античного государства-города (общины) на землю, рудники, рабов и другие объекты государственной собственности, а индивидуальную частную собственность[117]. Основной задачей сплоченного коллектива рабовладельцев они считают его стремление "уберечь свободных бедняков от союза с рабами" путем всякого рода "подачек" - как политических (в виде предоставления всем гражданам формальных политических прав), так и материальных, исходивших как от самого рабовладельческого коллектива, так и от отдельных рабовладельцев. "Для коллективного подкупа масс, как и вообще для всякого проявления власти, надо было иметь и коллективные средства. Поэтому античная общинная и государственная собственность часто проявлялась и в прямой, непосредственной форме". Однако не в этом - основная сущность античной общинной и государственной собственности: "ее надо понимать, как систему коллективных государственных и общественных мер воздействия на рабов и на свободных бедных, мер, иногда связывающихся с ограничением прав свободно распоряжаться частной собственностью, но в конечном счете направленных к лучшей ее защите"[118].

Мы далеки от мысли отрицать многочисленные проявления коллективности в таких специфических особенностях античного экономического и политического строя, как дележ между афинскими гражданами доходов от Лаврийских рудников, как вознаграждение за исполнение афинскими гражданами государственных обязанностей, как выдача неимущим гражданам особого пособия в 2 обола ("диобелия") или "зрелищных денег" ("феорикон") в Афинах[119], как бесплатная раздача хлеба в Риме[120] или предоставление гражданам в бессрочное пользование либо даже в собственность участков общинной и государственной земли[121], с одной стороны, как литургии, бесплатные кормления и празднества, устраиваемые богатыми афинянами, или помощь и подачки римских патронов своим клиентам - с другой[122]. Но, решая основной вопрос о характере и субъектах присвоения в античном обществе, мы прежде всего должны установить, за кем рабовладельческое государство признавало право использовать средства производства, а также рабов и продукты производства своей властью и в своем интересе.

Можно оставить открытым вопрос, какой мотив превалировал в поведении афинского стратега Кимона, который "на своих полях и в своих садах не ставил сторожей, чтобы желающие из граждан могли входить есть плоды и брать с собой, если им что-либо было необходимо", дом которого был "открыт для всех" и у которого "обед приготовлялся с таким расчетом, чтобы приглашать к себе всех, кого он видел на агоре (в обеденное время) неприглашенным"[123]. Не будем решать, было ли это в первую очередь обусловлено древним воззрением, что и имущество и самая личность гражданина принадлежат государству-общине, желанием, чтобы бедные "имели пропитание без трудов и могли заниматься только общественными делами", стремлением аристократа обеспечить себе поддержку своих клиентов при выступлении на политической арене или опасением богача, чтобы свободная беднота в союзе с рабами не лишила щедрого Кимона всего его богатства. Допустим, что щедрая благотворительность афинского аристократа, несмотря на свою "совершенно новую социальную значимость", была все же "несомненным пережитком древней общинной собственности"[124]. Значит ли это, что мы должны признать афинского крупного собственника V-IV вв. до н.э. носителем или представителем коллективной - общинно-государственной, а не индивидуальной частной собственности, субъектом коллективного, а не индивидуального присвоения продукта труда рабов? Ведь решающее значение имело не древнее воззрение на принадлежность всех средств и продуктов производства государству-общине, хотя бы проводником этого воззрения выступала не только беднота, но и владетельная верхушка рабовладельческого общества (из демагогических или иных соображений), а то, за кем действовавший закон, как выражение воли господствовавшего класса, закреплял те или иные средства и продукты производства именно как за их собственником, как за субъектом присвоения, как за носителем своей власти и своего интереса. Только при такой постановке вопроса мы сумеем установить правильное соотношение между общинно-государственной собственностью, как коллективной собственностью самого античного государства, и частной собственностью его граждан - притом установить с учетом конкретных условий времени и места[125]. Тогда собственность афинского полиса на Лаврийские рудники и государственных рабов[126] или собственность populus Romanus на ager publicus и тех же государственных рабов[127] предстанет перед нами как коллективная собственность самого античного государства, а собственность античного мелкого земледельца (в ее развитой форме, в "лучшие времена классической древности")[128] либо собственность афинского плутократа и римского магната - как индивидуальная частная собственность.

Могут сказать: в таком случае собственность античного государства-города ничем не будет отличаться от собственности буржуазного государства. На это мы ответим: да, она не будет отличаться от нее в том отношении, что она, как и собственность буржуазного государства на железные дороги, военные заводы, казенные здания и т.д., также являлась коллективной - и притом эксплуататорской собственностью господствующего класса в лице его государства. Ее же отличие от собственности буржуазного государства заключается в трех моментах: во-первых, в том, что она являлась коллективной собственностью класса рабовладельцев, а не класса капиталистов; во-вторых, в том, что земельная собственность античного государства обусловливала собой частную собственность на землю, "в силу чего только гражданин государства является и должен быть частным собственником" (Маркс)[129], и, в-третьих, в том, что в силу социальных и политических особенностей античного государства-города афинский или римский гражданин принимал более прямое и непосредственное участие в доходах или в пользовании государственной собственностью, чем современный буржуа. Достаточно напомнить об участии афинских граждан в дележе доходов от Лаврийских рудников, о пособии в 2 обола или "зрелищных деньгах" в Афинах и бесплатных раздачах хлеба в Риме, об ассигнациях участков ager publicus римским гражданам[130], об оккупации ими участков того же ager publicus (agri occupatorii), явившейся источником образования многочисленных латифундий[131], о том значении, которое имело для римского paterfamilias непосредственное пользование ager publicus в тот период, когда он обладал на праве собственности лишь усадебным наделом в 2 югера (полгектара), а нуждался для пропитания своей familia в 20 югерах[132]. Именно это прямое и непосредственное участие афинского и римского гражданина в доходах или в пользовании общинно-государственной собственностью, участие в доходе, добытом эксплуатацией рабов, чужестранцев, союзных общин и подвластных народов, поддерживало коллективную замкнутость античного государства-города как в его аристократической, так и в его демократической форме[133] и обеспечивало имущей его верхушке активную поддержку неимущих и малоимущих граждан перед лицом рабов и внешнего врага. Но, подчеркивая специфический характер участия граждан античного государства в его доходах или в пользовании государственными имуществами, мы не должны забывать, что, во-первых, эти доходы все же присваивались непосредственно самим государством и лишь в результате этого присвоения поступали затем в распределение между гражданами в виде денежных сумм или натуральных выдач, и что, во-вторых, разнообразные формы использования, ager publicus римскими гражданами не колебали основного принципа собственности римского государства на этот ager publicus, за исключением тех его участков, которые выделялись отдельным категориям граждан на праве собственности. И обратно: учитывая все специфические особенности античной индивидуальной частной собственности, все ее ограничения и всю ее непрочность в критические эпохи, все литургии, munera и иные повинности, на ней лежавшие, все "пережитки коллективности" в виде широких раздач клиентам и друзьям и т.п., мы должны все же признать субъектом этой собственности прежде всего самого гражданина и допустить наличие по отношению к тому же имуществу второго - верховного - собственника в лице античного государства только там, где для этого имеются действительные основания.

Примечания:

[103] С.И. Ковалев. История античного общества. Эллинизм. Рим. Л., 1936, стр. 305–307 и 310; История античного общества. Греция. Л., 1936, стр. 155 и 212–213. – Выступая по нашему докладу на юбилейной научной сессии Ленинградского университета (29/XI 1944 г.), С.И. Ковалев заявил, что в противовес своей прежней точке зрения он считает в настоящее время типичной формой античного полиса не Спарту, а Афины. Вместе с тем С.И. Ковалев подчеркнул, что соотношение между коллективной и индивидуальной частной собственностью менялось на отдельных этапах развития античного общества, причем конечным результатом этого развития явилось вытеснение коллективной собственности индивидуальной частной собственностью.

[104] Каrl Marx. Grundrisse, S. 378, 379, 383 (русский перевод, стр. 153–154 и 158).

[105] Заключительным актом этого процесса явился аграрный закон 111 г. до н.э. (lex agraria), признавший за владельцами оккупированных ими участков аgег publicus полную свободу распоряжения ими (право отчуждения, залога и завещания) и освободивший их от уплаты vectigаl (текст lex agraria см.: Bruns. Fontes juris romani antiqui. Editio sexta, pars I, 1883, p. 74 et s.; см. также: Т. Frank. Rome and Italiе of the Republic. Серия "An Economic Survey of Ancient Rome", ed. by T. Frank. Vol. I, 1933, p. 248. – H. Last in the Cambridge Ancient History, Vol. IX. The Roman Republic 133–44 В.С., ed. by S.A. Cook, F.E. Adcock and M.P. Charlesworth, 1932, p. 100. – Neumann. Geschichte Roms während des Verfalles der Republik. 1881, S. 264. – Laveleye. De la propriété et de ses formes primitives. 4 éd., 1891, p. 398–399. – Макс Вебер. Аграрная история древнего мира. 1923, стр. 340).

[106] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIX, ч. 2, стр. 369–370.

[107] Аристотель. Афинская полития, гл. 27, 3. Пер. С.И. Радцига, 1936, стр. 58 (об афинском стратеге Кимоне). – Плутарх. Избранные биографии. Пер. под ред. С.Я. Лурье, 1941, стр. 72–73 (о том же Кимоне) и 244–245 (о члене первого триумвирата и самом богатом римлянине I в. до н.э. – Марке Крассе). – Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Пер. В. Алексеева, т. V, вып. 1, 1892, стр. 98–102 (об известном не только своими военными победами, но и легендарною роскошью своих пиров – Лукулле).

[108] Ср. данные об афинском трапедзите начала IV в. до н.э. Пассионе или названном выше Крассе у С.И. Ковалева (История античного общества. Греция, стр. 200; Эллинизм. Рим, стр. 159–160).

[109] Раздел наследства Эвктемона дал одному из виднейших афинских ораторов – Ισατος – повод ярко изобразить в своей речи весь сложнейший переплет частнособственнических отношений и спекулятивных комбинаций в Афинах IV в. до н.э. (речь напечатана в приложении к монографии А.M. Придика "Шестая речь Исея. Исследования в области аттической генеалогии и аттического гражданского права", 1902, стр. 327–344; см. также стр. 134 сл.).

[110] Ср. описание разнообразных богатств Т. Помпония Аттика, известного друга Цицерона, у И.M. Гревса [Очерки из истории римского землевладения (преимущественно во время империи). Т. I, 1899, стр. 288 сл.].

[111] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 446.

[112]  См. обзор греческих и римских норм торгового права: Rehme Geschichte des Handelsrechts. Handbuch des Handelsrechts hrsg. v. Ehrenberg, I Bd., 1913, S. 67 ff.

[113] См. стр. 50–51 наст. сборника.

[114]  О литургиях см.: С.Я. Лурье. К вопросу о роли Солона в революционном движении начала VI в. Уч. зап. ЛГУ, N 39, Серия истор. наук, вып. IV, 1931, стр. 81.– С.Ф. Кечекьян. Всеобщая история государства и права. Ч. I, вып. I. Древний Восток и Древняя Греция, 1944, стр. 190; его же. Учение Аристотеля о государстве и праве, 1947, стр. 65–66 и 70–71.

[115] Мы подчеркиваем: "agri privati в подлинном смысле слова", ибо agri privati vectigalesque в римской Африке, несмотря на то, что они продавались римским государством их владельцам, продолжали тем не менее признаваться собственностью государства (Rostowzew. Studien zur Geschichte des Römischen Kolonates. 1910, S. 315). Равным образом и земли, розданные беднейшим римским гражданам в силу аграрного хакона Тиберия Гракха (133 г. до н.э.) в наследственную аренду, без права передачи их другим лицам, являлись до аграрного закона 111 г. до н.э. agri privati vectigalesque и лишь названным законом были превращены в agri privati (Мах Weber. Die Römische Agrargeschichte in ihrer Bedeutung für das Staats- und Privatrecht. 1891, S. 151–152). Сами держатели agri privati vestigalesque считали, однако, их "на практике, если не в теории, своей частной собственностью" уже до закона 111 г. до н.э. (Н. Last, op. cit., p. 19).

[116] В. Перцев. О форме собственности в античном обществе. Истор. журн., 1939, N 10, стр. 143. – Ср. С.Ф. Кечекьян. Учение Аристотеля и т.д., стр. 65–71.

[117] Особую позицию в оценке соотношения между общинной и государственной собственностью на землю и индивидуальной частной собственностью на нее в рабовладельческом обществе занимает А.В. Мишулин. Правильно подчеркивая частнособственнический характер общинной и государственной собственности – в ее отличие от "общественной" или "обобществленной" собственности, – А.В. Мишулин относит, однако, Марксову характеристику общинной и государственной собственности на землю, как "совместной частной собственности активных граждан государства", только к "начальному периоду развития недвижимой частной собственности". Позднее "первичная частная собственность на землю в форме общинной и государственной по мере развития рабовладельческих отношений сменяется индивидуальной частной собственностью на землю... Не только движимая собственность становится индивидуальной частной собственностью, но и земля сбрасывает с себя общинную и государственную форму владения ею и становится, как и движимая собственность, индивидуальной" [А.В. Мишулин. Из лаборатории исторических идей Ленина (О возникновении рабства труда и путях его освобождения). Вестн. древн. истории, 1939, N 4 (9), стр. 23–24]. Здесь правильная сама по себе идея разложения общинно-государственной собственности древнего полиса – в ее первоначальной форме – доведена, по существу, до полного отрицания той роли, которую играла государственная собственность на землю не только в республиканском Риме – в форме ager publicus как в самой Италии, так и в римских провинциях, но и в императорском Риме – в форме императорских доменов в тех же провинциях, а также в форме муниципальных земель многочисленных муниципий. Как бы ни трактовали римские юристы императорский фиск: как самостоятельное юридическое лицо (F. С. Savigny. System des heutigen römischen Rechts. II Bd., 1840, S. 360. – L. Mitteis. Römisches Privatrecht bis auf die Zeit Diokletians. I Bd., 1908, S. 350. – L. Kyhlenbeck. Die Entwicklungsgeschichte des Römischen Rechts. I Bd., 1913, S. 315), или как имущество самого императора, как "частное" его имущество (Тh. Моmmsen. Römisches Staatsrecht, Bd. II 2, 3 Aufl., 1887, S. 998–1002), либо как "общественное" имущество цезаря, предоставленное ему "как таковому" (В.Б. Ельяшевич. Юридическое лицо, его происхождение и функции в римском частном праве. 1910, стр. 78–81 и 93–95), императорские домены, входившие в состав фискального имущества, так же представляли собой одну из форм коллективной государственной собственности рабовладельческого Рима, как и земли восточных деспотов являлись в действительности собственностью восточных общин или, точнее, их деспотических объединений, хотя бы эта собственность персонифицировалась в лице самих деспотов. В цит. рукописи о формах, предшествующих капиталистическому производству, Маркс писал, что "в большинстве основных азиатских форм связующее единство, возвышающееся над всеми этими мелкими коллективами, выступает как высший собственник или единственный собственник", что это "связующее единство" реализовано "в деспоте как отце этого множества коллективов", что оно выступает в качестве "деспотического правительства, вознесшегося над мелкими общинами" (Grundrisse, S. 376–377; русский перевод, стр. 151–153). В т. III "Капитала" Маркс характеризовал восточное государство как "земельного собственника и вместе с тем суверена". "Государство здесь верховный собственник земли. Суверенитет здесь – земельная собственность, концентрированная в национальном масштабе" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIX, ч. 2, стр. 352–353). Таким образом, персонификации государственной собственности в лице главы государства не меняет ее действительной природы. Не случайно и Моммзен, столь резко формулировавший свой основной тезис о fiscus Caesaris как "частной собственности принцепса" (Bd. II 2, S. 998), страницей ниже говорил о том же фиске как о "принадлежащем формально Цезарю, реально – государству" (Bd. II 2, S. 999; разрядка наша. – А.В.). Учитывая это наличие государственной собственности на всех этапах развития рабовладельческого общества, необходимо установить – "в зависимости от эмпирических обстоятельств" – "различную степень противоречия движимой и недвижимой частной собственности с общинной и государственной" для отдельных стадий развития древних обществ (ср. А.В. Мишулин, цит. статья, стр. 24), но не ограничивать проявление формы общинной и государственной собственности на землю только рамками "начального периода развития недвижимой частной собственности".

[118] В. Перцев, указ. соч., стр. 144.

[119] Аристотель. Афинская полития, гл. 22, 7; гл. 24, З; гл. 28, 2; гл. 41, 3. – Wilamowitz-Möllendorf. Staat und Gesellschaft der Griechen (Kultur der Gegenwart. Ihre Entwicklung und ihre Ziele. Hrsg. vot P. Hinneberg, T. II, Abt. IV, 1, 1910, S. 116–118). – I. Hasebrock. Staat und Handel im alten Griechenland. 1928, S. 33–35. – Акад. А.И. Тюменев, главы Х и XIII в т. III "Истории древнего мира", ч. II. Древняя Греция, 1936, стр. 41–43 и 115–117. – Насколько сильно было стремление афинских граждан к непосредственному разделу государственных доходов, можно судить по тем усилиям, которые потребовались Фемистоклу, чтобы обратить доход от вновь открытых (в 483–482 гг. до н.э. рудников в Маронии на постройку военных судов (Аристотель. Афинская полития, гл. 22, 7), а Демосфену – чтобы настоять в 339 г. до н.э., в момент напряженной борьбы с Филиппом, на обращении "зрелищных денег" на военные нужды (А.И. Тюменев, указ. соч., стр. 147). Ср. также политику Перикла, стремившегося сочетать государственную поддержку неимущих и малоимущих афинян с задачами украшения Афин и усиления флота (Плутарх. Избранные биографии, стр. 86). Даже и таким сторонникам индивидуальной собственности, как Исократ, приходилось сопровождать свою защиту индивидуальной собственности в IV в до н.э. декларативными оговорками об "общем пользовании" ею для "всех нуждающихся из числа граждан" (Е.А. Миллиор. Исократ и второй Афинский морской союз. Уч. зап. ЛГУ, N 39. Серия истор. наук, вып. IV, 1939, стр. 129–130).

[120] О фрументациях в Риме см.: акад. Р.Ю. Виппер. Очерки истории Римской империи. Изд. 2, 1923, стр. 153, 194 и 420–421.

[121] Об ассигнации и оккупации участков ager publicus в Риме см. работы, указанные ниже, в примечаниях 39 и 40 к настоящему параграфу. Об использовании общинной и государственной земли в Греции см.: Wilamоwitz-Möllendorf, op. cit., S. 61–62. – А.И. Тюменев. История античных рабовладельческих обществ, 1935, стр. 72–73 и 83 – Ср., однако: С.Ф. Кечекьян. Древний Восток и Древняя Греция, стр. 190: "Самая оккупация земли никогда не играла в Греции той роли в качестве источника частной собственности, как в Риме".

[122] См. характеристику этих проявлений коллективности античной собственности, данную Марксом в "Критике философии государственного права Гегеля": "... частная собственность в целом, как у древних классических народов вообще, проявляет себя по отношению к толпе как общественная собственность: то, как в доброе время, в форме пышных празднеств, устраиваемых от имени республики, то в форме роскошных и служащих всеобщему благу учреждений (бань и т.д.)" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. I, стр. 636).

[123] Сообщение Феопомпа в Х книге "Истории Филиппа" (цит. по статье С.Я. Лурье в Уч. зап. ЛГУ, стр. 80). Ср.: Аристотель. Афинская полития, гл. 27, 3.

[124] С.Я. Лурье, указ. соч. Уч. зап. ЛГУ, стр. 81; ср. его же. Комментарий к биографии Кимона. Избр. биографии Плутарха, стр. 386.

[125] Установить это соотношение тем более необходимо, что частые конфискации частной собственности в Афинах и Риме (ср. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XV, стр. 606), литургии и широкие раздачи античных богачей, завещания значительной части наследства в пользу римских принцепсов и императоров, с одной стороны, ассигнации участков ager publicus римским ветеранам и другим гражданам или раздача императорами конфискованных у их противников латифундий своим приверженцам – с другой, создавали значительную подвижность грани между государственной и индивидуальной собственностью. Именно подвижность этой грани или, иными словами, текучесть самого состава государственной и индивидуальной собственности в античном обществе обязывает исследователя каждой отдельной эпохи установить, где пролегала грань между общинно-государственной и индивидуальной собственностью в условиях данного времени и места.

[126] О государственных рабах в Афинах см. у К.М. Колобовой в главе VIII т. III "Истории древнего мира", ч. II. Древняя Греция, 1936, стр. 271.

[127] О государственных рабах в Риме (servi publici, servi populi Romani) см.: С.И. Перетерский, указ. соч. Уч. зап. МЮИ, стр. 125.

[128] Ср. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIX, ч. 2, стр. 369–370.

[129] Каrl Marx. Grundrisse, S. 385 (русский перевод, стр. 160). Маркс подчеркивает, что "самым классическим примером" этой обусловленности частной земельной собственности государственной земельной собственностью у античных народов является земельная собственность в Риме (Grundrisse, S. 383; русский перевод, стр. 158). История развития римской земельной собственности дает наиболее яркий пример и образования "чистой частной собственности", в том числе и на землю, и "обусловленности" этой собственности ее отправным моментом: собственностью римского государства на ager publicus – сначала в пределах самой римской общины, позднее – в пределах Италии и вслед за тем – в завоеванных Римом вне Италии провинциях.

[130] Об ассигнированных землях см.: Weber, op. cit., S. 12 ff. – Girard. Manuel élémentaire de droit romain. 5-e éd., 1911, p. 283–284.

[131] Об agri occupatorii см.: И.М. Гревс, указ. соч., стр. 326–332.– Wеbеr, op. cit., S. 119 ff. – Макс Вебер, указ. соч., стр. 328–331.

[132] Моммзен. История Рима, т. I, 1936, стр. 92, 175 и 177–178.– Laveleye, op. cit., p. 394–395. Если даже стать на точку зрения противников традиционного взгляда на двухюгерный надел, как усадебный надел римской familia (ср.: В.И. Синайский. Подушный надел в Древнем Риме. 1907, стр. 5–25, 40–42 и 57–60; его же. Очерки из истории землевладения и права в Древнем Риме. II–V, 1913, стр. 71 сл. – Р.Ю. Виппер, указ. соч., стр. 138–139), все равно нельзя отрицать того значения, которое оккупация участков ager publicus имела как для римских земледельцев – непосредственных производителей, так и для имущей верхушки рабовладельческого общества, обладавшей главной массой рабов и скота и захватывавшей в свои руки огромные пространства agri occupatorii (И.М. Гревс, указ. соч., стр. 328–330; ср. G. Веlоw. Agrargeschichte im Handworterbuch der Staatswissenschaften, 4 Aufl., I Bd., 1923, S. 50).

[133] Ср. И.М. Тронский. История античной литературы, 1946, стр. 98.