Список книг

« Предыдущая | Оглавление | Следующая »

Венедиктов А.В.
Избранные труды по гражданскому праву. Т. 1

§ 10. Теория "частной собственности"

Итак, всякое противопоставление прав треста на уставное имущество правам государства или планово-регулирующих органов извращает действительную природу внутренних взаимоотношений треста и государства или планово-регулирующих органов. Только признание за трестом права собственности на уставное имущество[488], как особой формы права собственности государства в сфере товарно-денежного (гражданского) оборота[489], и полный отказ от какого бы то ни было противопоставления прав треста правам государства или планово-регули-рующих органов вне этой сферы могут привести к правильному пониманию внешних и внутренних отношений в государственной промышленности. Различный объем прав треста (в лице его правления) по отчуждению отдельных частей уставного имущества не изменяет юридической природы самого права треста на это имущество, как права собственности, поскольку любая часть его при тех или иных условиях может стать объектом товарооборотной сделки и быть отчуждена трестом - с разрешения ВСНХ или без такового. И в том, и в другом случае имущество является собственностью треста, и, следовательно, государственной собственностью, противополагаемой, в качестве таковой, собственности кооперативной и частной (ст. 52 ГК). Между тем в литературе делается попытка противоположить не изъятое из оборота имущество треста, как принадлежащее ему "на основе частной собственности с правомочиями, вытекающими из ст. 58 ГК", изъятому из оборота, как государственной собственности (национализированной), которую ст. 52 ГК, по мнению некоторых авторов[490], отличает от частной[491] собственности именно по признаку изъятия из оборота. "Государственная собственность" в этом последнем смысле квалифицируется как "публичное достояние", которое, однако, может "менять свою квалификацию": актами "публичного управления" (постановлениями ВСНХ) оно может переводиться "на положение частной собственности" и продаваться - в отличие от земель, недр, вод и лесов, которые вообще не могут переходить "на положение частной собственности"[492].

Эта схема, воспроизводящая принятое ГК и Положением о промышленных трестах деление предоставленного тресту имущества на различные категории, неправильно отождествляет режим ("положение") не изъятой из оборота части имущества с режимом "частной собственности" и противополагает таковую изъятой из оборота части имущества, как "публичному достоянию"[493], в то время как тот и другой трест одинаково обладает на праве "государственной собственности" - в его противопоставлении праву собственности кооперативной и частной (ст. 52 ГК). Ни свобода распоряжения не изъятой из оборота частью имущества, ни ограничения, установленные ст. 22 ГК[494] и ст. 15 Положения о промышленных трестах для отчуждения изъятой из оборота части имущества (ср. прим. к ст. 58 ГК), не меняют природы права треста на ту и другую часть имущества, как права государственной собственности. Эту "государственную" собственность треста на его уставное имущество, как товарную форму собственности государства на данный комплекс государственных имуществ, можно в качестве "гражданско-правовой" (а не "частной" - в смысле частнохозяйственной) противопоставить исключительной собственности того же государства на землю, недра, леса и воды, как "публично-правовой" собственности на объекты, абсолютно изъятые из товарного оборота[495]. Подобное противопоставление находит известное выражение, как мы видели, и в Положении о промышленных трестах, не включающем названных объектов в состав уставного имущества треста (ст. 10): поскольку они не могут быть отчуждены, право собственности государства на них не нуждается в товарной - иными словами, в "гражданско-правовой" - форме.

Однако, разграничивая ту и другую форму собственности государства на "предоставляемое" тресту имущество, не следует преувеличивать степень "товаризации" той части изъятого из оборота имущества (строений и оборудования), которая при наличии указанных выше условий может быть вовлечена в товарно-денежный оборот. Формула о праве собственности треста на уставное имущество, как "товарной" форме собственности государства, безоговорочно может быть применена, конечно, лишь к продукции треста, как к тому объекту, который поступает нормально в качестве товара на рынок и поэтому прежде всех остальных нуждается в товарной форме. Иначе обстоит дело со строениями и промышленным оборудованием, как с объектами, изъятыми из оборота. Можно ли по отношению к ним вообще говорить о товарной форме собственности государства, о признании права собственности на них за трестом, как за участником товарного (гражданского) оборота? Динамика хозяйственного процесса требует диалектической постановки этой проблемы. Пока названные средства производства находятся в производстве и в силу этого изъяты из оборота, вопроса о "лице" их собственника для гражданского оборота вообще не возникает. Они - вне гражданского оборота, гражданский оборот с ними дела не имеет. Вопрос о "лице" собственника строений и оборудования возникает только тогда, когда они вовлекаются в гражданский оборот, т.е. не раньше, чем они утратят свое производственное значение для данного треста или придут в негодность. В таком случае они вводятся в гражданский оборот именно как собственность данного треста, ибо государство, как собственник этих средств производства, вступает в гражданский оборот под гражданско-правовой "маской" треста. Поскольку в оборот могут быть вовлечены любое оборудование или строения, хотя бы и годные сами по себе, но утратившие производственное значение для данного треста, можно признать и это имущество "товарной" (гражданско-правовой) собственностью треста[496], но с поправкой, отражающей изъятие тех же объектов из товарного оборота в момент выполнения ими их прямой производственной роли: "товарная" форма собственности на эти объекты имеет лишь потенциальный характер и принимает актуальный характер лишь при вовлечении их в товарный (гражданский) оборот[497].

Вторая поправка, которую необходимо внести в формулу о праве собственности треста на уставное имущество, вызывается тем, что переход отдельных объектов из уставного имущества одного треста в уставное имущество другого или вообще к другому госоргану происходит не только путем товарооборотных сделок, но и в порядке планового внеоборотного перераспределения государственных имуществ между отдельными госорганами по прямому приказу планово-регулирующих органов (ст. 22-а ГК, ст. 2 декрета СССР от 11/VI 1926 г., ст. 7 Пол. о пром. трестах). Данная форма передвижения хозяйственных благ в пределах государственного сектора применяется в наиболее чистом виде к перераспределению изъятого из оборота имущества[498]. Поскольку в этих случаях имущество перебрасывается из одного предприятия в другое приказом планово-регулирующего органа, вопрос о юридической личности того и другого предприятия и о природе прав на имущество, передаваемое одним из них другому, теряет всякую значимость. Если даже этот переход имущества облекается в форму договора между заинтересованными предприятиями и происходит на началах "эквивалентности" (возмездно), он не превращается все же в гражданско-правовую сделку и не подпадает под действие гражданско-правовых норм[499]. Иначе в тех случаях, когда перераспределение того же имущества происходит в порядке обычных актов купли-продажи или мены[500]. Здесь акт отчуждения совершается самим трестом, как формальным носителем прав по данному имуществу. То же самое имеет место и при отчуждении уставного имущества треста в частную или кооперативную собственность[501], хотя бы для отчуждения соответствующих частей такового (строений или оборудования, утративших производственное значение) требовалось предварительное разрешение ВСНХ. Используя товарную форму обмена, государство в этих последних случаях вступает в товарный оборот, как собственник "предоставленного" данному тресту имущества, - в лице треста: "товарная" форма собственности государства на изъятое из оборота имущество из потенциальной превращается в актуальную. По мере же роста прямых организационных связей между самими госпредприятиями, с одной стороны, и между государственной промышленностью и кооперацией - с другой, и по мере сокращения связей обобществленного сектора с частным и уменьшения удельного веса последнего в общей системе народного хозяйства Союза будут сужаться и пределы проявления "товарной" формы собственности государства на все виды его имуществ и отмирать гражданско-правовой покров, эту собственность ныне облекающий.

Примечания:

[488] Следовательно, на все предоставленное ему государством имущество, за исключением внеуставного: земель, недр, лесов и вод (см. стр. 272–274 наст. сборника).

[489] К этой идее вплотную подходит А.В. Карасс в цит. статье об "Имуществах государственных", когда он заявляет, что "право собственности государственных предприятий на принадлежащее им имущество... действует исключительно в сфере рыночных отношений" (стр. 170). К сожалению, несколькими строками ниже он затемняет эту удачную формулировку бесспорного для нас положения идеей "раздвоения права собственности" (см. выше, стр. 336–337 наст. сборника).

[490] В.Н. Шретер, цит. статья в "Сов. праве", 1926, N 4, стр. 114 и 116 (со ссылкой на прим. к ст. 58 ГК). Это – отзвук той же идеи о "частной собственности" треста на все имущество, приобретаемое самим трестом после его учреждения, которую В.Н. Шретер развивал в первой своей статье о трестах, появившейся непосредственно вслед за декретом от 22/V 1922 г. об основных частных имущественных правах (Государственное предприятие и частноправовой оборот – "Советское право", 1922, N 3, стр. 120–121). Аналогичные попытки сузить понятие государственной собственности в смысле ст. 52 ГК делались и другими авторами. В.Л. Кобалевский, применяя к принятому ГК делению имуществ на изъятые и не изъятые из оборота западноевропейское деление государственных имуществ на "публичное" и "фискальное" имущество, считал, что на основании декрета 1923 г. о гострестах "косвенным образом можно предположить", что законодатель признает право государства на изъятое из оборота имущество "правом частной собственности" (стр. 156–159; сам В.Л. Кобалевский вообще против применения понятия собственности к государственным имуществам – стр. 162–169). Б.В. По­пов, ссылаясь на терминологию ст. 22 и 52 ГК о национализированных предприятиях и национализированной собственности, предлагал ограничить круг объектов "государственной собственности" имуществами, перешедшими к государству в порядке национализации (Продажа государственных предприятий – ВСЮ, 1924, N 20; contra – Юр. Яворский, Об одной вредной ошибке – ВСЮ, 1925, N 1, и Я.В. Ливенсон, цит. доклад, стр. 166). Б.С. Мартынов в одной из своих работ отграничивал "государственную собственность" на изъятое из оборота имущество, "составляющее собственность исключительно одного только государства", от "собственности государства вообще" на имущество, не изъятое из оборота (Земельный строй и земельные отношения РСФСР,

[491] 1925, стр. 7–8). III отдел НКЮ, связанный узкими рамками прежней редакции ст. 22 ГК и декрета от 10/IV 1923 г., исключил из круга объектов, подпадающих под действие ст. 22 ГК, строения, приобретаемые трестами в порядке ст. 315 ГПК, чтобы дать тем самым трестам возможность отчуждать их с разрешения ВСНХ, вслед за чем ВСНХ СССР, циркуляром от 6/VII 1926 г., N 55, предоставил трестам право отчуждать таковые и без его разрешения (см. выше, стр. 275). Еще дальше по тому же пути пошла ГКК РСФСР в определении от 7/IХ 1927 г. ("Суд. практика", N 21, стр. 9). Той же идее отдает дань и § 4 уcтава Юридического издательства НКЮ РСФСР, разрешающий названному государственному предприятию "владеть на праве собственности... ненационализированными типографиями" (СУ, 1925, II отд., N 18, ст. 49). Все эти попытки сужения понятия государственной собственности должны быть категорически отвергнуты. Объектами "государственной собственности" в смысле ст. 52 ГК, несмотря на имеющуюся в ней ссылку на "национализированную и муниципализированную" собственность, являются не только имущества, перешедшие к государству в порядке национализации или муниципализации, или имущества, изъятые из оборота, но и все вообще имущества, принадлежащие государству. Cтатья 52 ГК противополагает государственную собственность кооперативной и частной отнюдь не по признаку изъятия из оборота, а исключительно по субъекту. Она охватывает поэтому как объекты, способные быть исключительно собственностью государства (ст. 53 ГК), так и все остальные объекты государственной собственности, включая изъятые и не изъятые из оборота. Примечание же к ст. 58 ГК, на которое ссылается В.Н. Шретер, отграничивает по признаку изъятия из оборота негосударственную собственность от частной, а одни объекты государственной собственности – от других: изъятые и не изъятые из оборота, отнюдь не отождествляя последних с объектами частной собственности. Достаточно сослаться на ст. 60 ГК, относящуюся ко всем объектам государственной собственности, и на другие нормы советского законодательства, устанавливающие особый режим для объектов государственной собственности вообще (а равно на признанные разъяснением Пленума Верхсуда от 29/VI 1925 г. презумпцию государственной собственности и неприменение давности к искам о возврате государственного имущества из чужого незаконного владения – "Сборник циркуляров и важнейших разъяснений Пленума Верхсуда РСФСР" 1925–1926 гг., стр. 114), чтобы показать все несоответствие этого отождествления основным началам советского права. Идея В.Н. Шретера о принадлежности не изъятого из оборота имущества тресту "на основе частной собственности" была бы правильна лишь в том случае, если бы советское законодательство не знало особого института государственной собственности, противополагаемой кооперативной и частной именно по субъекту этой собственности. В таком случае можно было бы отождествлять право собственности государства на те или иные объекты с правом частной собственности (при условии совпадения того и другого права по содержанию), как это сделал, напр., В.Б. Ельяшевич по отношению к дореволюционным государственным и, в частности, "казенным" имуществам (Законы гражданские. Практический и теоретический комментарий под ред. А.Э. Вормса и В.Б. Ельяшевича, вып. II, 1913, стр. 176–179; ср. стр. 166: "общегражданское право собственности") или германские юристы, с соответствующими оговорками, по отношению к так наз. публичной собственности (О. Gierke, Deutsches Privatrecht, Bd. II, S. 19–34; Неdemann, S. 33–35; Коber in Staudingers Kommentar zum BGB, 9 Aufl., Bd. III 1, 1926, S. 287; Fleiner, S. 330–331; Hatschek, S. 416–417; ср. Sinzheimer, Arbeitsrecht – in HWB der Staatswissenschaften, 4 Aufl., Bd. I, 1923, S. 871, для которого "государственная собственность по своей сущности является индивидуальной собственностью – собственностью юридического лица, присваивающего продукт рабочих точно так же, как это делают частные лица"). На Западе эта точка зрения отвечает всему строю собственности и классовых отношений (в этом – действительная причина единодушного протеста против предложенной Otto Мауеr’ом, Bd. II, S. 68 ff., под влиянием французского права идеи "публичной" собственности как особого вида собственности), для СССР она затушевывает основное отличие собственности пролетарского государства от собственности капиталистического государства. По отношению к советскому законодательству речь может идти не о "частной", а о "гражданско-правовой" собственности государства (как о "товарной" форме собственности) – в применении к объектам, которые при тех или иных условиях могут перейти в кооперативную или частную собственность (следовательно, и к объектам, подпадающим под действие ст. 22 ГК), – в отличие от исключительной ("публично-правовой") собственности государства на объекты, которые вообще не могут перейти ни в кооперативную, ни в частную собственность (земля, недра, воды, леса и железные дороги общего пользования – ст. 53 ГК РСФСР; ср. ст. 53 ГК УССР, более согласованную со ст. 22 ГК, чем ст. 53 ГК РСФСР). Режим этой "гражданско-правовой" собственности, подпадающей в обеих своих частях (изъятой и не изъятой из оборота) под действие ст. 58 и прим. к ней, отнюдь не совпадает, однако, как мы только что отметили, с режимом "частной" собственности даже и в той части, которая не изъята из оборота.

[492] В.Н. Шретер, цит. статья в "Советcком праве", 1926, N 4, стр. 116. В отношении последней категории объектов, продолжает автор, "Гражданскому кодексу вообще не следовало бы говорить о собственности, поскольку таковая только и может принадлежать государству: ведь в собственности есть момент исключительности, и она всегда предполагает возможность и другого собственника" (ib.). Еще дальше идет В.Л. Кобалевский, вообще отвергающий понятие собственности в применении ко всем государственным имуществам, поскольку дело идет о "субъективных правомочиях" активного публично-правового субъекта (стр. 162–169); эта концепция логически вытекает из отрицания автором юридической личности государства и признания таковой за госорганами, "должностной характер" прав и обязанностей которых глубоко отличает их права от прав, вытекающих из частной собственности (стр. 166). Отметим попутно, что так далеко не идут даже французские юристы, отрицающие право собственности государства лишь в отношении domaine public, т.е. государственных имуществ, находящихся в общем пользовании: дорог, рек, портов и т.п. (Вerthélemy, p. 428–431 et 517–518; Соlin et Capitant, t. I, p. 705–706 et 711–712; ср. Planiоl, t. I, n° 3065). Мы думаем, однако, что ГК (ст. 53), равно как Конституция РСФСР (ст. 15) и другие кодексы (ст. 2 ЗК, ст. 1 ЛК, ср. ст. 1 Горного положения СССР о недрах как "государственной собственности") правильно говорят о собственности государства на землю, недра, леса и воды, противополагая эту собственность строю товарно-капиталистических и просто товарных отношений, в окружении коих пролетарское государство осуществляет свое хозяйственное господство над принадлежащими ему "командными высотами". То, что собственность государства на землю, недра, леса и воды не принимает товарной ("гражданско-правовой") формы, что она противопоставляется частной собственности в качестве исключительной ("публично-правовой") собственности государства (ст. 53 ГК), отнюдь не устраняет возможности ее юридической квалификации как права собственности, и притом как права собственности государства, а не бессубъектной государственной собственности (ср. ст. 1 проекта Общих начал землепользования и землеустройства СССР и доклад В.П. Милютина III сессии ЦИК СССР IV созыва по тому же проекту – Изв. ЦИК, 1928, N 96). Ибо право собственности пролетарского государства представляет собой лишь правовое выражение (формальное опосредствование) хозяйственной власти пролетариата – в его противопоставлении другим классам – над определенным кругом средств производства в обществе переходного периода. Общественно-производственное отношение пролетариата с другими классами по поводу этих объектов опосредствуется именно как право собственности государства. Более подробное обоснование этого положения выходит за рамки настоящей работы. Отсылаем интересующихся данным вопросом к полемике А.П. Павлова (Земля – ничья, земля – божья – "Революция права", 1927, N 2) с Д.С. Розенблюмом (Общие начала землепользования и землеустройства – ЕСЮ, 1926, N 23 и 24; К вопросу о государственной собственности – "Сов. право", 1927, N 3), к статье П.И. Стучки (Социалистическое хозяйство и советское право – "Революция права", 1927, N 1), в которой дан анализ понятия национализации земли (стр. 21–24), к его же "Курсу", ч. I, стр. 153, и к статье "Общие начала землепользования и землеустройства" ("Революция права", 1928, N 3, стр. 8–9), к цит. статье И.П. Разумовского в "Революции права", 1927, N 3, стр. 29, к статье В.П. Антонова-Саратовского "К закону об основных началах землепользования и землеустройства" ("Сов. право", 1927, N 3, стр. 9–12), к цит. очерку Н.П. Карадже-Искрова, стр. 11–20, и к его же работе "Публичные вещи", в. I, 1927, стр. 11, 18 и 59.

[493] Необходимо оговориться, однако, что в последней своей работе, появившейся уже после сдачи в набор нашего очерка, В.Н. Шретер признает за трестом право собственности на все уставное имущество – как изъятое из оборота, так и не изъятое из оборота – без той квалификации, которую он давал тому и другому имуществу в цит. статье в "Сов. праве", 1926, N 4 (Советское хозяйственное право, 1928, стр. 112–113). Если это представляет собой отказ от идеи "частной собственности" в применении к не изъятой из оборота части уставного имущества, то конструкция В.Н. Шретера должна быть признана наиболее приемлемой из всех предложенных до настоящего времени как в советской, так и в германской литературе, ибо она едва ли не единственная, которая права треста на уставное имущество не противополагает правам государства или ВСНХ. Ее недостаток в том, что В.Н. Шретер не вскрывает действительной природы права собственности треста, как товарной формы собственности государства, и сводит все значение признания за трестом прав юридического лица к "приему организационной техники", игнорируя ту роль, которую категория субъекта гражданского права играет в правовом оформлении товарного хозяйства. В отношении земель, недр, вод и лесов В.Н. Шретер остается, по-видимому, на прежней позиции, заявляя, что "вообще при правильном понимании эти объекты уже не являются "собственностью" в том смысле, как ее характеризует ГК (ст. 58)".

[494] Или соответственно ст. 1 цит. декрета СССР от 11/VI 1926 г.

[495] В смысле их неспособности стать объектом кооперативной и частной собственности.

[496] Несомненно, "что для строений и оборудования центр тяжести лежит не в возможности их вовлечения в товарный оборот, а именно в их "детоваризации", которая, по справедливому указанию П.И. Стучки, является одним из характерных отличий собственности Советского государства на средства производства от капиталистической собственности на те же объекты ("Курс", ч. I, стр. 155). Но вместе с тем необходимо учесть и тот интенсивный процесс реконструкции госпромышленности, который потребовал далеко идущего разбронирования государственного промышленного имущества и вместо охраны определенного комплекса вещей, как таковых, поставил перед госпромышленностью задачу сохранения и расширения ее основного капитала в "ценностном", а не в "вещественном" его составе (см. выше, стр. 269).

[497] В этой поправке мы стремимся выразить ту динамику хозяйственного процесса, которая приводит к непрерывному превращению одной формы собственности государства в другую. Один и тот же двигатель в своем движении от машиностроительного треста к текстильному и от последнего, вслед за реконструкцией его фабрик, к промысловому кооперативу то вовлекается в товарный оборот, то выходит из него. Юрист-догматик воспользовался бы здесь привычной формулой о "покоящейся собственности" (ruhendes Eigentum) или о "выжидательном состоянии" (Schwebezustand), в котором находится право собственности треста на его оборудование в момент производственного использования такового. Мы предпочитаем формулу о "потенциальном" и "актуальном" характере товарной собственности государства, которая рельефнее выражает диалектику хозяйственной жизни.

[498] Ср. ст. 3 цит. декрета СССР от 21/ХII 1927 г. (СЗ, 1928, N 2, ст. 18).

[499] См. решение ВАК РСФСР от 13/I 1927 г. – "Суд. практика", N 6, стр. 20; ср. решения ВАК СТО от 5/VIII 1926 г. и от 20/III 1928 г. – САБ, 1926, N 54–55, стр. 1, и 1928, N 9, стр. 2. Внеоборотное перераспределение все чаще начинает применяться и по отношению к продукции трестов – при ее движении как внутри одного госсектора (от треста к синдикату или от синдиката к другому госоргану, напр. от ВМС к НКПС – в порядке генерального договора), так и в пределах всего обобществленного сектора в целом (от синдикатов к кооперации – в порядке тех же генеральных договоров). Однако процесс перерастания правовых форм обращения товара между формально обособленными предприятиями государства в технические формы распределения продукта внутри единого хозяйства идет здесь значительно медленнее, ибо движение промышленной продукции еще слишком близко стоит к рынку, с одной стороны, и требует соблюдения начала эквивалентности с большей силой, чем перераспределение основного капитала госпромышленности, – с другой (см. стр. 389–391 наст. сборника).

[500] Ср. п. "а" ст. 3 цит. декрета СССР от 21/XII 1927 г. о самостоятельной возмездной передаче хозрасчетными предприятиями пришедшего в ветхость или негодность имущества другим госпредприятиям и госучреждениям.

[501] Сказанное не относится к безвозмездной передаче промышленного имущества (бездействующих заводов и их оборудования) промысловой кооперации, предусмотренной ст. 27 постановления СНК СССР о кустарно-ремесленной промышленности и промысловой кооперации от 3/V 1927 г. (С3, N 23, ст. 256) и прим. к ст. 9 прил. к ст. 22 ГК (в ред. декрета от 12/IX 1927 г.). Подобная передача производится постановлениями регулирующих органов, перечисленных в ст. 3 и 6 прил. к ст. 22 ГК, и является публично-правовым, а не гражданско-правовым актом. Трестам, в частности, не предоставлено право на самостоятельную безвозмездную передачу их ветхого или негодного имущества даже и другим госорганам (ср. п. "а" и "б" ст. 3 цит. декрета от 21/XII 1927 г.).