Список книг
|
« Предыдущая | Оглавление | Следующая » Венедиктов А.В.
Избранные труды по гражданскому праву. Т. 1
Залог товаров в обороте и в переработке в западной европе и в СССРТезисы доклада проф. А.В. ВЕНЕДИКТОВА и краткий отчет о прениях по докладу
(Отчет о совместном заседании Секции хозяйственного права Научно-исследовательской группы Экономического факультета и Секции хозяйственного права Научного Общества Марксистов)
11 февраля 1927 г. А.В. Венедиктов сделал в Секции хозяйственного права доклад на тему "Залог товаров в обороте и в переработке в Западной Европе и в СССР", основные положения которого были сформулированы докладчиком в приводимых ниже тезисах.
1. Обострение потребности в основных и оборотных капиталах, с одной стороны, и нарушение нормальных кредитных связей - с другой, создали для западноевропейских государств, наиболее пострадавших от войны и инфляции, необходимость в расширении форм и объектов реального обеспечения кредита. Отсюда - усиленное внимание законодательства, практики и науки к мобилиарной ипотеке вообще и к залогу товаров в обороте и в переработке в частности. Реальные результаты этого движения, однако, еще не выявились с полной определенностью.
2. В Германии движение в пользу мобилиарной ипотеки нашло себе выражение в специальных новеллах 1925-1926 гг. о залоге морских кабелей, строящихся судов и сельскохозяйственного инвентаря. О том значении, которое проблема мобилиарной ипотеки приобрела для германского хозяйства, свидетельствует и ожесточенная борьба вокруг проекта о реестровом залоге (1926 г.), призванном заменить собою принятую ныне в практике форму мобилиарной ипотеки - фидуциарное отчуждение (Sicherungsübereignung, фидуциарный залог).
3. Залог товаров в обороте - в форме фидуциарного отчуждения склада товаров (Warenlager) - сделался одной из обычных форм реального обеспечения кредита еще в довоенной Германии. Созданная имперским судом и господствующим мнением конструкция фидуциарного отчуждения полна внутренних противоречий (отграничение фидуциарных сделок от притворных и от сделок в обход закона, произвольное применение одних норм залогового права и неприменение других, теория "двойственности" (Duplizität) собственности, конструкция внутреннего отношения между фидуциаром и фидуциантом и т.д.) и не находит никакой опоры в действующем законодательстве. Но в своих практических выводах эта конструкция вполне отвечает потребностям оборота, распространяя на фидуциарное отчуждение ряд норм залогового права и приводя тем самым правовые отношения сторон в соответствие с хозяйственной целью их сделки. Однако отсутствие публичности резко отражается на интересах других кредиторов должника и открывает путь к злоупотреблениям, для борьбы с которыми действующее законодательство не дает вполне достаточных средств.
4. Отсутствие публичности и связанные с ним злоупотребления неоднократно служили поводом к требованиям законодательного регулирования фидуциарного отчуждения, в частности к требованиям замены его реестровым залогом (XXXI и XXXII Съезды германских юристов, проект 1926 г. и др.). Соответствующие проекты неизменно вызывали, однако, столь резкие разногласия в хозяйственных и юридических кругах, что правительство до настоящего времени не смогло определить своего отношения к данному вопросу. Главными причинами разногласий являются: 1) столкновение противоположных интересов отдельных хозяйственных групп, 2) трудность примирения интересов залоговых кредиторов с интересами добросовестных приобретателей заложенного имущества, 3) юридическая и техническая сложность регистрации.
5. Основная ошибка авторов проекта о реестровом залоге состоит в распространении регистрации на слишком широкий круг объектов и в одновременном стремлении исключить в отношении заложенного имущества возможность добросовестного приобретения его третьими лицами. Круг регистрируемых объектов должен быть ограничен определенными совокупностями вещей (склад товаров, оборудование завода, инвентарь гостиницы и т.п.), с тем чтобы регистрация исключала возможность добросовестного приобретения лишь заложенной совокупности в целом. При такой постановке вопроса регистрация не представит ни юридических, ни технических затруднений и не отразится ни на подвижности, ни на устойчивости оборота. Вместе с тем будет осуществлено и начало публичности - в той мере, в какой это необходимо и возможно (в отношении заложенной совокупности в целом).
6. Проблема залога товара в переработке осложняется для Германии принудительным характером § 950 Гражданского уложения о приобретении права собственности на переработанное сырье (в виде общего правила) спецификантом, что, в частности, затрудняет возможность реального обеспечения сырьевых кредитов путем сохранения права собственности на сырье за поставщиком такового. Выдвинутые в 1921-1923 гг. проекты придания § 950 диспозитивного характера - в целях обеспечения иностранных сырьевых кредитов - были отвергнуты германскими промышленниками, опасавшимися усиления их зависимости от иностранных поставщиков. Напротив, послевоенное австрийское законодательство не только допускает сохранение права собственности на переработанное сырье за иностранным поставщиком, но предусматривает даже специальную регистрацию этих прав, с применением, однако, общих норм об охране добросовестных приобретателей указанного сырья.
7. Законодательство и практика других западноевропейских стран представляют довольно пеструю картину, свидетельствующую об отсутствии сколько-нибудь установившихся взглядов на залог товаров в обороте и в переработке. Одни законодательства наряду с более или менее широким признанием реестрового залога исключают, однако, из круга возможных объектов такового товары в обороте (Франция, Англия), другие - распространяют реестровый залог и на товары в обороте, но допускают его лишь в области банкового кредита (Бельгия). Проекты о введении реестрового залога, выработанные в отдельных государствах за последние годы (Чехословакия, Венгрия), значительно расширяют сферу его применения по сравнению с законодательством стран, уже регламентировавших эту форму залога.
8. Применение залога товаров в обороте и в переработке в хозяйственной практике СССР вызвано, с одной стороны, теми же общими причинами, которые обусловили распространение этой формы залога на Западе, с другой же стороны, сокращением круга возможных объектов залога - в связи с изъятием из частного оборота земли, национализированных предприятий и их оборудования, а также в связи с периодически повторяющимся "товарным голодом". Законодательное оформление залога товаров в обороте и в переработке является тем более необходимым, что в банковой практике залог товаров в обороте не всегда принимает юридически и хозяйственно целесообразную форму.
9. Декрет ВУЦИК и СНК УССР от 20/Х 1926 г., в общем и целом, правильно разрешает задачу законодательной регулировки залога товаров в обороте. Его недостатками являются: 1) отсутствие в нем специальных норм о залоге товаров в переработке, 2) превращение залога товаров в обороте из специфически банкового института в общегражданский институт.
10. Необходимо скорейшее издание общесоюзного закона[181], регламентирующего как залог товаров в обороте, так и залог товаров в переработке и ограничивающего - по крайней мере на ближайший период - сферу применения данных форм залога рамками банкового кредита. Основной идеей будущего закона (как и ныне действующего декрета УССР) должно явиться применение к залогу товаров в обороте и в переработке общих норм об охране добросовестных приобретателей и последующих кредиторов по залогу. Введение реестрового залога возможно лишь в отношении заложенной товарной массы в целом и не ранее, чем будет в полной мере развернута предусмотренная Положением от 20/Х 1925 г.[182] система торговой регистрации.
В состоявшихся 21 февраля 1927 г. прениях по докладу приняли участие А.А. Бугаевский, Л.И. Поволоцкий, К.М. Варшавский, А.М. Шахназаров, М.С. Иоффе и Г.И. Виленский.
А.А. Бугаевский высказался против допущения института ипотеки движимости. Институт не только не выдерживает критики с точки зрения теоретической конструкции, но и представляется нездоровым с точки зрения интересов оборота, так как нарушает интересы кредиторов залогодателя. Тенденция германских банков сохранить установленную на имущество их клиентов ипотеку в тайне, о которой сообщал А.В. Ве-недиктов, представляется непонятной: казалось бы, что банки, наоборот, заинтересованы в том, чтобы все знали об установленном в их пользу залоговом праве и считались с ним. Права банка будут тверже обеспечены, если он будет открывать кредит под открытое обеспечение. Возражения, высказываемые против реестровой ипотеки как формы, слишком обременительной для оборота, неубедительны: всякая организация, открывая кредит, наводит справки о кредитоспособности, навести же справку в реестре гораздо легче, а депонирование залогового акта как форма, могущая заменить реестр, представляет еще меньше затруднений для оборота. По этим соображениям А.А. Бугаевский считает украинский закон о залоге товара в обороте, воспроизводящий все вредные особенности тайной ипотеки, чрезвычайно опасным.
Л.И. Поволоцкий отмечает, что отсутствие публичности, которое и докладчик считает большим недостатком, является основным дефектом украинского закона. Закон этот правильно построен по существу и заслуживает одобрения в том отношении, что пошел по пути законодательного разрешения вопроса. В то время как Верх. Суд УССР не признал возможности залога товаров в обороте, Верх. Суд РСФСР признал такую возможность, но его определение, не основанное на прямом смысле закона, не может способствовать той устойчивости, в которой нуждается наш гражданский оборот. Но украинский закон предоставляет залогодателю полную возможность совершить залог задним числом; конечно, кредиторы залогодателя могут предъявить иск о признании этой сделки, как совершенной во вред кредиторам, недействительной; но этой возможности недостаточно, так как они в большинстве случаев не могут доказать, что дела залогодателя пошатнулись уже в тот момент, коим датирована домашняя сделка залога.
Переходя к вопросу о введении в СССР реестрового залога, Л.И. Поволоцкий указывает, что введение этой формы могло бы иметь место и до вступления в силу декрета о торговой регистрации, с возложением обязанности регистрации залога на органы Наркомторга, так как уже и сейчас практикуется ведение тех или других реестров (регистрация торговых товариществ).
Наряду с этим необходимо было бы, чтобы залог товара в обороте совершался нотариальным порядком, подобно залогу строений, права застройки и т.п., так как он имеет в нашем кредитном обороте не меньше, а больше значения, чем эти сделки. Введение обязательной нотариальной формы может встретить тем меньше возражений, что форма эта в настоящее время у нас значительно упрощена. Она не будет гарантировать залогу публичности, но будет ограждать оборот от антидатированных сделок.
Дальнейшим способом, могущим оградить интересы оборота, хотя и имеющим меньшее значение, является наложение видимых знаков (вывесок на складе или магазине с указанием того, что находящийся в нем товар заложен).
А.А. Бугаевский полагает, что при наличии реестра нет необходимости в нотариальной форме, так как достоверность момента залога обеспечивается тем же реестром.
К.М. Варшавский считает, что усиленное внимание законодательства, практики и науки к мобилиарной ипотеке вызвано обострением потребности в оборотных капиталах, но не в основных, как полагает А.В. Венедиктов (тезис 1), ибо мобилиарная ипотека, имея своим предметом движимое имущество, сравнительно быстро поддающееся влиянию времени, не может обеспечивать долгосрочного кредита, между тем как потребность в основном капитале краткосрочным кредитом удовлетворена быть не может; поэтому привлечение средств в основной капитал идет не по линии мобилиарной ипотеки, а иными путями - залогом недвижимости, облигационными займами и т.п.
Не совсем точным представляется К.М. Варшавскому указание докладчика на то, что усиленное внимание к мобилиарной ипотеке возникло в послевоенные годы. Мобилиарная ипотека, как указывал, впрочем, и сам докладчик, привлекла усиленное внимание и в довоенное время, - она оживленно обсуждалась и при разработке проекта Германского гражданского уложения (см. многочисленные отзывы о ней в Zusammenstellung gutachtliher Äussorungen zu dem Entwurf eines BGB), и на Съезде германских юристов в 1912 г., и еще задолго до того - в 1893 г., в связи с вопросом об обеспечении интересов продавца при купле-продаже в рассрочку. Коренная причина, вызвавшая потребность в расширении форм реального обеспечения, лежит не в экономических условиях, создавшихся после войны, а в общем ходе экономического развития капиталистических государств, обостряющего взаимную конкуренцию, толкающего торговые и промышленные предприятия на расширение их операций с целью сокращения накладных расходов и тем самым заставляющего их использовать всякую возможность для вовлечения в свой оборот все новых и новых капиталов. С этой точки зрения мобилиарная ипотека является таким же неизбежным продуктом современного экономического развития, как и германские Warenhäuser и т.п. События же военных лет играют лишь роль второстепенного фактора.
Переходя от экономических тезисов доклада к догматическим, К.М. Варшавский отмечает, что применение § 950 BGB к случаям переработки сырья, право собственности на которое сохранено за поставщиками, основано на недоразумении: если считать, что § 950 предоставляет право собственности на переработанную вещь спецификанту в силу самого факта переработки, независимо от того, производил ли он ее suo nomine или alieno nomine, то в таком случае подрядчик, производящий работу из чужого материала, становился бы собственником; между тем это противоречило бы прямому постановлению § 647, предоставляющего подрядчику право удержания на объект подряда, - право, которое было бы излишне, если бы он считался до момента передачи собственником этого объекта (на этой точке зрения стоит и RG in Str. Sachen, 1904, N 37); с точки зрения буквального толкования § 950 и рабочий должен быть признан собственником выработанной вещи. При правильном же толковании § 950 в том смысле, что он относится лишь к случаям переработки suo nomine для обеспечения интересов залогодержателя или поставщика, сохраняющего право собственности на сырье, отнюдь не представлялось необходимым в законодательном порядке изменять этот параграф.
Останавливаясь затем на вопросе о залоге товаров в обороте в хозяйственной практике СССР, К.М. Варшавский отмечает, что товарный голод отнюдь не может считаться фактором, способствующим распространению этой формы залога. Напротив того, товарный голод, давая промышленным и торговым предприятиям возможность немедленной реализации всех товаров, в том числе и неходовых и несезонных, с одной стороны, несколько смягчает острый недостаток в оборотных капиталах, так как способствует ускорению оборота таковых, а с другой - и устраняет возможность залога товаров в обороте, поскольку для такого залога, в условиях товарного голода, в распоряжении предприятия большею частью не имеется сколько-нибудь значительных объектов. Но товарный голод представляет собой преходящее явление, уже в настоящее время в целом ряде отраслей промышленности сошедшее на нет, и тем больше оснований для узаконения в нашем обороте ипотеки движимости, потребность в которой проявляется в том, что банки, за отсутствием других форм, прибегают даже к таким способам кредитования, как ссуды под договоры.
А.В. Венедиктов, возражая А.А. Бугаевскому, указал, что и он не считает фидуциарное отчуждение здоровым институтом, но признает здоровой тенденцию германских судов, которые, допустив фидуциарное отчуждение, ставшее в силу экономических причин общепринятой формой реального обеспечения, исцелили его первородный грех - расхождение между внешней формой и внутренним содержанием - предоставлением фидуцианту положения должника по залогу, а фидуциару - кредитора по залогу. Оспариваемое А.А. Бугаевским положение докладчика, что сохранение фидуциарного отчуждения в тайне соответствует интересам банков, подтверждается всей германской практикой. Так, в банковой комиссии Торгово-промышленного съезда в 1926 г. представители банков и промышленности заявляли, что они не желают реестрового залога, так как удовлетворены существующими формами. Правовая комиссия того же съезда в 1927 г., высказываясь против реестрового залога, соглашалась лишь на введение обязательной письменной формы для фидуциарного отчуждения. Банкам тайная ипотека выгоднее, так как они, кредитуя должников, имеют основание рассчитывать, что если должники кого и обманут, то не банк, в доверии которого они крайне заинтересованы, а личных кредиторов. При разрешении вопроса о допущении фидуциарного залога необходимо учитывать, что он, как и pactum reservati dominii, представляет неизбежное зло. Осуществление публичности, конечно, весьма желательно, но не всегда возможно. Что касается ограждения интересов личных кредиторов, то оно возможно лишь до известной степени: можно требовать публичности (реестрового залога) для совокупности вещей, но не для залога отдельных предметов (например, пишущей машины). Непризнание же ипотеки движимости заставит наш оборот обратиться к фидуциарному отчуждению, которое представляет собой еще худшее зло.
Отвечая Л.И. Поволоцкому, А.В. Венедиктов подчеркивает, что требование нотариальной формы имеет смысл для общегражданского оборота; для банковского залога она не нужна, так как со стороны банков трудно ожидать злоупотреблений (надзор НКФ, публичная отчетность). Раз украинский закон сделал такой неосторожный шаг, что распространил институт на весь гражданский оборот, то, поскольку невозможно введение реестра, действительно необходимо его компенсировать нотариальной формой.
Докладчик соглашается и с предложением Л.И. Поволоцкого, касающимся "видимых знаков": прибивка досок - средство простое, и его можно было бы ввести немедленно. Что касается реестрового залога, то для его осуществления необходима развернутая система регистрации; если она действительно уже имеется, то нет возражений против его введения.
По поводу замечаний К.М. Варшавского докладчик отметил, что новые формы мобилиарной ипотеки обеспечивают и кредит, идущий на пополнение основного капитала (залог судов, залог морских кабелей и сельскохозяйственного инвентаря по германским законам 1925-1926 гг.). Таким образом, страна, уделявшая наибольшее внимание законодательной регламентации мобилиарной ипотеки после войны, идет в первую очередь по линии обеспечения кредитов, необходимых для восстановления основного капитала. А.В. Венедиктов считает также неправильной критику первого тезиса в части, касающейся причин развития мобилиарной ипотеки; конечно, потребность в ней существовала и до мировой войны (в докладе была подробно освещена и довоенная практика фидуциарного залога), но характерным является обострение этой потребности после войны, именно в наиболее разоренных странах (Германия, Австрия, Чехословакия, Венгрия, Бельгия).
По поводу указания на неправильное толкование § 950 BGB докладчик подчеркивает, что, как показывает Съезд германских юристов, постановивший о необходимости изменения этого параграфа, последний является действующим правом именно в том неправильном его понимании, которое излагалось в докладе. Для указанных К.М. Варшавским случаев переработки сырья подрядчиком и рабочим господствующее мнение делает исключение из § 950, мотивируя его в первом случае тем, что переработка является здесь не Realakt'ом, а юридической сделкой, допускающей применение к ней общих норм о представительстве, во втором же - воззрениями оборота. Таким образом, и с точки зрения господствующего учения иностранный поставщик мог бы сохранить вещное право на сырье при условии заключения с германским промышленником договора подряда. Этот выход, однако, что уже было отмечено и в докладе, неприемлем для германской промышленности как усиливающий ее зависимость от иностранных поставщиков.
Не соглашается докладчик и с указанием К.М. Варшавского по вопросу о значении товарного голода для залога товаров в обороте: по мнению докладчика, при товарных залежах возможен залог товаров в нормальном порядке - не в обороте, а на складах должника за замком и печатью залогодержателя; потребность залога товара в обороте возникает именно тогда, когда товарных залежей нет.
А.М. Шахназаров выражает сомнение в целесообразности введения залога товара в обороте в условиях унаследованной от дореволюционного времени низкой правовой культуры, когда даже при залоге определенных товарных масс сплошь и рядом происходит отчуждение их. Далее А.М. Шахназаров сомневается в том, может ли в условиях товарного голода сохраняться тот стабильный остаток, который требуется по украинскому закону. Залоговые операции, воспрещенные в отношении недостаточных товаров циркуляром НКФ, вряд ли могут иметь широкое применение и в форме залога товаров в обороте.
М.С. Иоффе считает, что при наличии публичной отчетности нотариальная форма не нужна не только для банковского залога, но и для залога, совершаемого в низовых кредитных ячейках. Возражая А.М. Шах-назарову, М.С. Иоффе указывает, что приведенные им случаи отчуждения заложенных товаров как раз показывают, что необходима более простая и гибкая форма залога, которая сделает такое отчуждение законным, сохранение же старой формы лишь расширяет возможность недобросовестных действий залогодателя.
По поводу предложений докладчика М.С. Иоффе отмечает, что нет необходимости в ограничении круга залогодержателей кредитными учреждениями: целесообразно допустить залог товаров в обороте и между кооперативными организациями и трестами, которые сумеют оформить эту сделку не хуже кредитных учреждений.
М.С. Иоффе не соглашается также с тем, что для введения реестрового залога необходима развернутая форма реестра: запись по алфавиту всех случаев залога товаров в обороте в органах Наркомторга не представляет никаких затруднений. При наличии же реестра нотариальная форма будет не только излишня, но и вредна, так как она и при новом Положении о нотариате тормозит и замедляет заключение сделок.
Л.И. Поволоцкий указывает на то, что и в условиях товарного голода залог товаров в обороте может быть полезен там, где этим товарам по техническим причинам необходимо вылеживаться: здесь уже вылежавшиеся партии могут без лишних формальностей постоянно заменяться только что изготовленными (резиновые изделия).
Г.И. Виленский считает допущение залога в обороте товаров, купленных кооперацией у промышленных предприятий, необходимым в целях уменьшения числа товаропроводящих звеньев.
А.В. Венедиктов, возражая А.М. Шахназарову, указывает, что залог товаров в обороте и в переработке вызывается экономическими причинами и допущение его неизбежно; он практикуется, в сущности, и сейчас - с той разницей, что в настоящее время Госбанк вынужден для того, чтобы, приняв в залог сырье, сохранить залоговое право и на готовый продукт, совершать четыре залоговых акта вместо одного. Обходы закона, практикуемые при оставлении товаров на хранении, объясняются именно отсутствием закона о залоге товаров в обороте.
Допущение этой формы залога на первое время только для банков А.В. Венедиктов оправдывает следующими соображениями: 1) банки больше привыкли контролировать своих клиентов, чем промпредприятия; 2) банкам предприятия охотнее открывают свои книги; 3) торговые организации больше "боятся" банка, чем треста; 4) банки именно для того и существуют, чтобы быть посредниками в кредите, - это их непосредственная задача: если трест не желает открывать кредит без обеспечения, то он, вместо того чтобы принимать товар в залог, должен взять с покупателя векселя и учесть их в банке. Что касается вопроса о возможности немедленного введения реестра, то докладчик считает его вопросом техники. Поскольку регистрация торговых предприятий уже действует в УССР, возражения против введения там реестрового залога отпадают. В РСФСР осторожнее сначала ввести регистрацию предприятия, как целого, а затем уже - регистрацию залога отдельных частей предприятия (складов товаров).
Печатается по:
Венедиктов А.В. Залог товаров в обороте и в переработке в Западной Европе и в СССР // Известия экономического факультета Ленинградского политехнического института им. М.И. Калинина. Вып. I (XXV). Л., 1928. С. 357-365.
Примечания:
|
