Список книг

« Предыдущая | Оглавление | Следующая »

Иоффе О.С.
Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории "хозяйственного права"

§ 3. Развитие учения о гражданском праве в условиях подготовки и проведения второй кодификации советского гражданского законодательства

Вторая общая дискуссия о системе советского права. Проведенная в 1938 - 1941 гг. и частично в послевоенные годы первая дискуссия о системе советского права имела то положительное значение, что сама эта проблема была ею впервые поставлена и что благодаря ей выявились важнейшие методологические предпосылки, на которые исследование правовой системы должно опираться. Но научное развитие не могло остановиться на том, чего уже удалось достичь в предшествующее время. За истекшие после проведения первой дискуссии годы советская юридическая наука обогатилась существенными достижениями, многие из которых проливали новый свет на понятие системы права, сущность ее структурных подразделений, признаки, которыми эти подразделения отличаются друг от друга. Вместе с тем задача обновления советских законов путем проведения новой их кодификации по основным отраслям права, выдвинутая еще в 1936 г. в связи с принятием Конституции, была в середине 50-х годов поставлена на непосредственную практическую почву и ожидала ближайшего своего разрешения. Вполне естественно, что в этих условиях вопрос о системе советского права, который и раньше нельзя было считать окончательно решенным, вновь привлекает к себе всеобщее внимание.

Дискуссия открылась на страницах журнала <Советское государство и право> статьями Л. И. Дембо и В. С. Тадевосяна[248]. В ней приняли участие Д. М. Генкин, Ц. А. Ямпольская, Г. И. Петров, С. И. Вильнянский, Л. С. Галесник, В. П. Ефимочкин, В. Ф. Мешера, М. Д. Шаргородский, О. С. Иоффе, С. С. Алексеев, И. В. Павлов, а также ряд авторов, взгляды которых нашли отражение в обзорной статье, опубликованной тем же журналом[249]. Помимо журнала <Советское государство и право>, относящиеся к теме дискуссии статьи публиковались и в других изданиях[250]. Итогам дискуссии, а одновременно и ее продолжению была посвящена организованная Институтом права Академии наук СССР научная сессия с участием ученых многих городов Советского Союза и ряда социалистических стран[251].

Подвергнутый обсуждению исходный вопрос состоял в том, чтобы установить, представляет ли собой членение системы права по отраслям ее объективную структуру, познаваемую наукой, но не формируемую ею, или это членение есть результат целесообразной систематизации юридических норм. Некоторые из участников дискуссии склонялись к последнему решению, выделяя различные отрасли права соответственно политическим задачам, которым они призваны служить, или даже сообразно с характером санкций, которые применяются на их основе. Большинство, однако, придерживалось противоположного взгляда и если допускало систематизацию юридических норм с учетом практических целей конкретного ее проведения, то при образовании не основных, а только комплексных отраслей права[252].

Но и среди сторонников воззрений на систему права как объективно сложившиеся его единство и расчлененность не было полного единодушия в выборе критериев, опираясь на которые, реальный состав советской правовой системы может быть обнаружен. В отличие от первой дискуссии, теперь уже никто не предлагал делить систему права на отрасли единственно и исключительно по признаку метода регулирования[253]. Водораздел проходил лишь между теми, кто ориентировался только на предмет регулирования, не исключая сочетания в единой отрасли права различных юридических методов, и теми, кто выступал за единство предмета и метода при определяющей роли первого и абсолютном монизме второго. Указывалось также на необходимость более углубленного, чем наблюдалось до сих пор, исследования особенностей предмета и метода каждой в отдельности отрасли советского права.

Наиболее острые споры в ходе дискуссии вызвала проблема состава советской правовой системы, определения перечня отраслей, образующих ее внутренние структурные подразделения. Гражданское право затрагивалось этими спорами в двух направлениях.

Первое касалось соотношения с гражданским правом трудового, колхозного, земельного и семейного права. В преддискуссионный период самостоятельность перечисленных отраслей права, по крайней мере в печатных публикациях, никем не подвергалась сомнению. Такой же была точка зрения и подавляющего большинства участников дискуссии. Но те из них, которые проводили различие между основными комплексными отраслями, придерживались иной позиции. Сущность этой позиции состояла в том, что при наличии в системе советского права таких основных отраслей, как гражданское и административное право, не могут существовать в качестве столь же самостоятельных другие перечисленные отрасли права, а включаемые в них юридические нормы по своей объективной природе относятся либо к гражданскому, либо к административному праву. Трудовое, колхозное, земельное и семейное право строятся на началах, свойственных не системе права как объективному образованию, а систематике юридических норм, проводимой сообразно конкретно избранной практической цели. Они являются поэтому не основными, а комплексными отраслями права.

В последующие годы эта концепция не получила в литературе сколько-нибудь существенной поддержки и воспроизводилась иногда лишь авторами, выступавшими в качестве ее сторонников уже в первоначальном варианте.

Второе направление было связано с вопросом о соотношении гражданского и хозяйственного права. В преддискуссионный период понятие хозяйственного права полностью вышло из употребления. Существование в системе советского права отрасли гражданского права, регулирующей социалистические имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения, не ставилось под сомнение и большинством участников дискуссии, внимание которых сосредоточивалось только на разграничении имущественных отношений гражданско-правовой и иной отраслевой принадлежности. В некоторых выступлениях был поставлен вопрос о необходимости различать две соприкасающиеся с имущественными отношениями отрасли советского права - гражданское и хозяйственное[254]. Прозвучавшие во время дискуссии более или менее одиноко и встретившие решительные возражения на посвященной ее итогам научной сессии Института права Академии наук СССР, эти выступления положили начало и ныне не завершенному большому спору, который получил значительный размах и приобрел особую остроту в связи с проведением второй кодификации советского гражданского законодательства.

Вторая кодификация советского гражданского законодательства. Проблема гражданского и хозяйственного права (1956 - 1964). В результате второй дискуссии о системе советского права, а также  исследования путей осуществления новой кодификации советского гражданского законодательства определились два основных подхода к понятию гражданского права, которые могут быть названы теорией единого гражданского права и теорией хозяйственного права.

Сторонники теории единого гражданского права рассматривают его как отрасль права, регулирующую социалистические имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения независимо от субъектного состава последних, т. е. независимо от того, устанавливаются ли они с участием граждан или только между социалистическими организациями. Но так как названные отношения регулируются не только гражданским правом, нужно был ответить на два вопроса: а) что такое имущественные и личные неимущественные отношения; б) в каких пределах эти отношения составляют предмет гражданско-правового регулирования?

В прошлом имущественные отношения отождествлялись с производственными отношениями в пределах, в каких последние выражают распределение и распоряжение средствами и результатами производства[255]. Подобная трактовка этих отношений встречалась и в литературе рассматриваемого периода. С. И. Вильнянский, например, характеризовал их как отношения, складывающиеся в процессе производства, обмена и распределения[256]. Но она вызывала и существенную неудовлетворенность как носившая описательный (перечневой), а не обобщенный характер и не выявлявшая той сферы волевой деятельности, на которую только и способны воздействовать юридические нормы.

Попытка преодолеть первый из указанных недостатков привела к определению имущественных отношений как отношений, обладающих экономической ценностью вследствие их связи со средствами, продуктами производства или другими результатами труда человека. Одновременно утверждалось, что имущественные - это главным образом производственные, но не только производственные отношения[257]. Следовательно, второй недостаток прежней трактовки имущественных отношений если и устранялся, то лишь в меру признания их выходящими за рамки производственных отношений, поскольку согласно широко тогда распространенному взгляду сами производственные отношения, как не зависящие от воли людей, лишены каких-либо волевых моментов и поэтому не могут быть непосредственным предметом правового регулирования. Вместе с тем вызывал возражение и критерий экономической ценности, ибо, как отмечали критики приведенного определения, экономической ценностью могут обладать продукты труда, но не установленные по их поводу общественные отношения.

Большинство других авторов, обращавшихся в той же проблеме, пошли при ее разрешении по пути размежевания производственных и имущественных отношений. Первенство в такой постановке вопроса принадлежит С. Н. Братусю, выступившему со специальным докладом на эту тему в отделении общественных наук АН СССР в 1958 г.[258], а затем детально обосновавшему свою концепцию в ряде статей и изданной в 1963 г. книге <Предмет и система советского гражданского права>. Аналогичное решение, хотя и с некоторыми своеобразными оттенками, предложил впоследствии и ряд других авторов[259].

С. Н. Братусь приходил к своим конечным выводам путем следующих рассуждений. Производственные отношения как объективные, материальные отношения представляют собой предпосылку и определенный результат общественно-производственной деятельности, не зависящие от сознания и воли людей. Но создаются они благодаря деятельности человека, носящей волевой характер и выражающейся в конкретных волевых отношениях. Последние, не совпадая с материальными (производственными) отношениями, выступают как форма их проявления. Несмотря на волевое содержание этих отношений, они как конкретно-экономические акты не тождественны идеологическим отношениям как отражение различных видов общественного или классового сознания. Имущественными и следует считать конкретно-волевые экономические отношения, выступающие в качестве формы общественно-производственных отношений[260].

Основное возражение, которое вызвала теория С. Н. Братуся, состояло в том, что при подобном истолковании имущественных отношений они превращаются в своеобразное третье социальное наслоение, не входящее в состав ни производственных (базис), ни идеологических (надстройка) отношений[261]. Но главная его установка - обнаружить волевую сторону имущественных отношений, без которой признание их возможным предметом правового регулирования исключается, была весьма плодотворной и получила единодушное признание. Вопрос лишь в том, выделяются ли эти отношения благодаря своему волевому содержанию в самостоятельную группу общественных явлений или они тем не менее продолжают оставаться составной частью производственных отношений. Решая его, Ю. К. Толстой отметил, что наряду с объективным материальным содержанием производственные отношения обладают и конкретно-волевым опосредствованным, поскольку акты производства, распределения и обмена немыслимы вне волевых действий людей. А раз волевые моменты присущи и производственным отношениям, нет никаких препятствий к признанию имущественных отношений тождественными отношениям общественного производства[262].

Таким же разнообразием, как и трактовка имущественных отношений, отличались взгляды на способы отграничения той их сферы, которая обнимается действием норм гражданского права. Выдвигались критерии троякого рода.

Первый критерий - имущественно-распорядительная самостоятельность субъектов регулируемых гражданским правом общественных отношений[263]. Неудовлетворительность этого критерия очевидна, ибо тот, кто наделен имущественной самостоятельностью, вправе в определенной мере также распоряжаться своим имуществом. Значит, нет надобности упоминать о распорядительной самостоятельности, которая включается в более широкое понятие самостоятельности имущественной.

Второй критерий - имущественная самостоятельность с одновременным утверждением, что административное право регулирует не имущественные, а организационные отношения[264]. Но отрицание административно-правового регулирования имущественных отношений тут же и опровергается заявлением, что органы государственной власти и государственного управления если и распоряжаются государственным имуществом, то в ином смысле, чем этим имуществом распоряжаются органы, в оперативном управлении которых оно находится[265]. Такая оговорка как раз и означает, что в первом случае распоряжение имуществом облекается в административно-правовую, а во втором - в гражданско-правовую форму и, следовательно, не только <горизонтальные>, но и <вертикальные> отношения могут обладать имущественным содержанием. С другой стороны, критерий имущественной, точно так же, как критерий имущественно-распорядительной самостоятельности не позволяет отграничить от гражданского права признаваемые теми же авторами самостоятельными отраслями трудовое, колхозное, земельное и семейное право, ибо установление имущественных отношений с субъектами, не обладающими имущественной самостоятельностью, невозможно, какой бы отраслью права эти отношения ни регулировались.

Третий критерий - стоимостная форма имущественных отношений. Выдвижение этого критерия сочетается с отрицанием значения основных отраслей права за трудовым, колхозным, земельным и семейным правом, ввиду чего он должен служить лишь отграничению гражданского права от права административного. Суть же его состоит в том, что имущественные отношения обладают многообразными формами своего проявления, в качестве одной из которых выступает стоимостная форма. Поскольку органы государственной власти и государственного управления хотя и распоряжаются имуществом, но не могут использовать ни его меновой, ни его потребительской стоимости, такие имущественные отношения лишены стоимостной формы. Использование меновой и потребительной стоимости имущества доступно только собственникам или тем, кому принадлежат иные субъективные гражданские права на него. Лишь в этом случае имущественные отношения обнаруживают присущую им стоимостную форму, причем именно стоимостную, а не обязательно эквивалентно-возмездную, ибо возможны и безвозмездные имущественно-правовые акты, не говоря уже о праве собственности, которое не эквивалируется и не возмещается до тех пор, пока на его основе не возникают новые, обязательственные правоотношения[266].

Последний критерий неприемлем для тех, кто расценивает трудовое, колхозное, земельное и семейное право как самостоятельные отрасли советского права, поскольку семейное имущество обладает стоимостной формой подобно любому другому имуществу, а рабочая сила и земля хотя и не являются у нас товарами, но их использование сопряжено с установлением имущественных отношений стоимостного характера. Высказывались также сомнения по поводу того, что не проявляют своей стоимостной формы административно-правовые имущественные отношения, так как и при властном распоряжении имуществом оно распределяется или перераспределяется именно в качестве определенной стоимости, а не чего-либо другого.

Наряду с имущественными отношениями серьезное внимание привлекают к себе личные неимущественные отношения. Самый термин <личные неимущественные отношения> сравнительно недавнего происхождения. Он появляется непосредственно перед дискуссией о гражданском праве 1954 - 1955 гг. и утверждается в ходе дискуссии, между тем как раньше речь шла только о личных правах, а не о порождающих их реальных общественных отношениях. При этом и в учебной литературе, и в работах, специально им посвященных, включая книгу Е. А. Флейшиц <Личные права в гражданском праве СССР и капиталистических стран> (1941 г.), не говорилось ничего большего, кроме того, что имеются в виду <права на блага, неотделимые от человеческой личности>. Конечно, такая неотделимость характерна для благ, охраняемых при помощи личных неимущественных прав. Но право имеет дело не непосредственно с благами, а с общественными отношениями, в качестве объекта которых эти блага выступают. К тому же оно обеспечивает охрану личных благ, принадлежащих не только гражданам, но и юридическим лицам как определенным общественным образованиям. Ни того, ни другого качества личных неимущественных прав традиционная формула не отражала, и потому их дальнейшее исследование без пересмотра этой формулы становилось невозможным.

Начало такого пересмотра относится к середине 50-х годов, когда личные неимущественные отношения в многократных литературных публикациях начинают определяться как такие общественные отношения, в которых выражается индивидуальность личности и возможная ее морально-политическая оценка со стороны социалистического общества. В дальнейшем наряду с личностью привлекается также индивидуальность коллективов людей (юридических лиц), выражаемая в личных неимущественных отношениях. При этом отмечалось, что предметом гражданско-правового регулирования могут быть только личные неимущественные отношения, связанные с имущественными, т. е. находящиеся с ними в едином комплексе (авторские отношения, изобретательские отношения и т. п.). Поскольку меры гражданско-правовой охраны выполняют восстановительную функцию, возможно и необходимо применение этих мер и к тем личным неимущественным отношениям (по поводу чести и достоинства, имени и т. п.), которые не связаны с отношениями имущественными и потому не регулируются гражданским правом, хотя по самому своему характеру восстановимы после их нарушения[267].

Но если гражданское право регулирует как имущественные, так и связанные с ним личные неимущественные отношения, то можно ли говорить о едином предмете гражданско-правового регулирования?

Один из участников дискуссии о гражданском праве 1954 - 1955 гг., В. А. Тархов, суждения которого приводятся в посвященной итогам дискуссии редакционной статье, полагал, что личные неимущественные отношения составляют самостоятельный предмет правового регулирования, а авторы редакционной статьи, возражая ему, указывали, что удельный вес всех этих отношений слишком невелик для регулирования их самостоятельной отраслью права[268]. Об эти взгляда встретили в 1959 г. обоснованную критику со стороны С. С. Алексеева, который обращал внимание на то, что общественные отношения, действительно требующие самостоятельного регулирования, должны были бы привести к образованию самостоятельной отрасли права, каков бы ни был их масштаб. Но если они регулируются методами уже сложившихся отраслей права, то это могло произойти только вследствие их единства с основным предметом данной отрасли[269].

Основания к такому единству С. С. Алексеев усматривал в том, что как личные, так и имущественные отношения выражают определенное состояние их участников - общественное состояние лица или состояние его имущественной самостоятельности. Вследствие этого действие гражданского права, первоначально возникшего из потребности урегулирования имущественных отношений, можно было затем распространить и на сходные с ними по указанному признаку личные неимущественные отношения[270].

Объяснение это едва ли убедительно. Определенное состояние субъекта выражают любые принадлежащие ему права и любые отношения, участником которых он является. Ориентируясь лишь на такую функцию личных неимущественных отношений, их можно было бы соединить с предметом регулирования какой угодно отрасли права. Но поскольку они регулируются гражданским правом, С. С. Алексеев, независимо от степени убедительности его разъяснений, был вправе констатировать единство этих отношений с регулируемыми той же отраслью права отношениями имущественного характера.

Исходя из единства социалистических имущественных отношений и связанных с ними личных неимущественных отношений, сторонники теории единого гражданского права настаивали на том, чтобы общесоюзные Основы и республиканские гражданские кодексы обнимали своим действием весь комплекс этих отношений, устанавливаются ли они только между социалистическими организациями или также с участием граждан. Одновременно предлагалось ввести гражданско-правовую охрану и не связанных с имущественными личных неимущественных отношений: либо всех объективно восстановимых после нарушения, либо по крайней мере некоторых из них (честь и достоинство, имя, собственное изображение и т. п.).

Иную позицию заняли сторонники теории хозяйственного права. По их мнению, гражданское право и закрепляющие его законодательные акты должны ограничиться лишь сферой отношений между гражданами или с участием граждан. Нормы об имущественных отношениях между социалистическими организациями (кроме колхозов) они предлагали выделить из гражданского права, объединив их с нормами административного права, регулирующими хозяйственную деятельность в СССР, и образовать таким образом хозяйственное право с проведением в будущем самостоятельной его кодификации независимо от кодификации гражданского законодательства.

Проводя историческую параллель между этой теорией и ее предшественницами, относящимися к 30-м годам, можно констатировать ее известную приближенность к концепции двухсекторного права и отсутствие почти какого бы то ни было сходства с концепцией единого хозяйственного права. Напомним, что концепция единого хозяйственного права предполагала единое регулирование имущественных отношений с участием как граждан, так и социалистических организаций, против чего выступили авторы, возродившие учение о хозяйственном праве в 50-х годах. Напротив, двухсекторная концепция ориентировалась на использование хозяйственного права только в целях регулирования хозяйственной деятельности социалистических организаций, и в этом смысле она явилась предтечей современной теории хозяйственного права. Но между ними имеются и коренные различия, без выявления которых невозможна правильная оценка обеих теорий.

Двухсекторная концепция различала гражданское право, как рассчитанное на частный сектор, а потому идущее вместе с последним к своему отмиранию, и хозяйственное право, как рассчитанное на социалистический сектор, а потому имеющее вместе с этим сектором широкие перспективы дальнейшего укрепления и развития. Существование двух отраслей права связывалось, следовательно, только с переходным периодом, а после победы социализма и обусловленной ею полной ликвидации частного сектора должно было, по прогнозам этой концепции, окончательно утвердиться одно лишь хозяйственное право.

Современное учение о хозяйственном праве получает совершенно иное обоснование. Оно проектирует образование двух отраслей права в условиях социалистического общества, когда экономика СССР перестала быть многоукладной и обрела монолитное единство при безраздельном господстве общественной, социалистической собственности с формированием в качестве производной от нее личной собственности граждан. Необходим поэтому совершенно самостоятельный анализ того подхода к хозяйственному праву, с которым советская юридическая наука столкнулась в середине 50-х годов и который отстаивается рядом ученых в нашей стране.

Уже в 50-х годах советская юридическая литература была представлена большим числом публикаций, посвященных проблемам хозяйственного права. Часть из них развивала учение о хозяйственном праве[271], а другая часть это учение опровергала[272]. Основные аргументы <за> и <против>, на которые ссылались сторонники противоположных точек зрения, были достаточно разнообразны.

Первая группа аргументов в пользу самостоятельности хозяйственного права апеллировала к историческому опыту Советского государства. этот опыт, по мнению некоторых авторов, свидетельствовал о том, что республиканские ГК 20-х годов уже с момента их издания не регулировали отношений между социалистическими организациями, а были рассчитаны лишь на отношения с участием частных лиц и на ограждение социалистической собственности в <точках соприкосновения> ее с частником; что сами ГК изымали споры между хозорганами из юрисдикции общих судов, не признавая, таким образом, эти споры гражданско-правовыми, а с ростом социалистического сектора народного хозяйства расширялось и развивалось хозяйственное законодательство, не получившее ни прямого, ни косвенного отражения в ГК; что как инструктивный материал арбитража, так и арбитражная практика почти никогда не испытывали надобности в ссылках на нормы ГК, опираясь едва ли не исключительно на специальные нормы хозяйственного законодательства (Г. М. Свердлов).

Со своей стороны противники теории хозяйственного права стремились показать, что приведенные утверждения либо вовсе не соответствуют действительности, либо неправильно истолковывают реальные факты.

Так, специальное указание на подведомственность споров между социалистическими организациями арбитражу, содержавшееся в ст. 2 ГК РСФСР 1922 г., было бы излишне, если бы эти споры не носили гражданско-правового характера, а споры между теми же организациями на сумму до 1000 руб. (в старом исчислении) относились к юрисдикции общих судов, хотя, разумеется, не сумма, а самая природа возникшего спора должна определять его подчинение гражданско-правовым или иным юридическим нормам. К тому же все дела, связанные с нарушением абсолютных прав (дела по виндикационным, деликтным и кондикционным искам), разрешались только на основе норм ГК, в которых имелись также целые главы, обращенные исключительно к отношениям между социалистическими организациями (например, глава о залоге товаров в обороте и переработке). И в инструктивных материалах арбитража, и в решениях по конкретным делам содержатся многочисленные ссылки на ГК по таким вопросам, как  исковая давность, существенные условия договора, последствия просрочки должника, последствия переплаты заказчиком денег подрядчику в отношениях по капитальному строительству, условия и объем возмещения убытков, последствия совершения недействительных договоров и др.

За пределами Гражданского кодекса действительно находилось большое число нормативных актов, специально направленных на урегулирование договорных отношений между социалистическими организациями. Но кодекс и отрасль права - не одно и то же. существуют отрасли права, вовсе не имеющие своего кодекса (например, административное право, если не считать административного кодекса Украинской ССР), и это в такой же мере не опровергает их самостоятельности, как не доказывает, например, формирования особой отрасли жилищного или хозяйственного права тот факт, что нормы о первом, регулирующем отношения с участием граждан, или о втором, регулирующем отношения между социалистическими организациями, инкорпорированы в специальных законодательных актах. Важно, что институты как жилищного найма, так и хозяйственных договоров подчиняются общим нормам ГК и вне сочетания с ними не могут быть практически реализованы, благодаря чему выявляется их именно гражданско-правовое, а не какое-либо иное содержание.

Вторая группа аргументов, исходивших от сторонников теории хозяйственного права, увязывалась с общим учением о системе советского права. Как бесспорные принципы этого учения они принимают признание системы права объективным структурным образованием, а не субъективно выработанной схемой, при решающей роли предмета и вторичном значении метода регулирования (И. В. Павлов, Г. М. Свердлов). Но выделение хозяйственного права авторы рассматриваемой концепции проводили при помощи не столько перечисленных принципов, сколько соображений иного характера: наличие хозяйственно-организаторской функции Советского государства, которая предполагает образование соответствующей ей отрасли права (В. С. Тадевосян); решающая роль планового начала и принципа демократического централизма в хозяйственной деятельности социалистических организаций (И. В. Павлов, В. В. Лаптев); принцип единства фонда государственной социалистической собственности, составляющей основу социалистического хозяйствования (Л. Я. Гинц-бург, В. В. Лаптев).

По мнению тех, кто защищал противоположную точку зрения, ни один из указанных признаков не в состоянии обосновать существование особой отрасли хозяйственного права. Каждая из государственных функций проникает в самые разнообразные стороны государственной и общественной деятельности, чтобы можно было ее юридическое опосредствование приурочивать только к какой-либо одной отрасли права, не говоря уже о том, что при использовании этого критерия в качестве классификационного основания пришлось бы сконструировать столько отраслей права, сколько имеется функций у Советского государства, чего, как известно, в действительности не происходит. Плановое начало, отражая действие закона планомерного развития социалистической экономики, пронизывает ее целиком, а не в специально обособленной части, как и принцип демократического централизма, будучи всеобщим для советского государственного и общественного строя, не замыкается рамками одной лишь сферы социалистического хозяйствования. что же касается принципа единства фонда государственной социалистической собственности, то хозяйственная деятельность в СССР базируется и на других формах социалистической собственности, которые либо вовсе не знают такого принципа, либо преломляют его иначе, чем он проявляется в отношениях государственной собственности.

Вызывала также возражения характеристика предмета хозяйственного права, данная его сторонниками. Хозяйственное право, говорили они, <регулирует общественные отношения, складывающиеся в государственном социалистическом хозяйстве> (В. В. Лаптев). Но, во-первых, в государственном хозяйстве складываются весьма многообразные отношения: управленческие, договорные, финансовые, земельные, трудовые и многие другие. Рассматривать их как единый предмет правового регулирования едва ли возможно, особенно в условиях признания самостоятельными по отношению к хозяйственному праву таких отраслей, как земельное, финансовое, трудовое право. Во-вторых, ограничив сферу действия хозяйственного права областью государственной собственности в общем определении, те же авторы затем оговаривали, что оно <распространяется и на некоторые отношения с участием кооперативных организаций> (В. В. Лап-тев). Но так как хозяйственная деятельность колхозов оставалась в рамках колхозного права, а собственность кооперативных организаций лишь частично переключалась в предмет хозяйственного права, границы последнего оказывались в высшей степени неопределенными. В-третьих, даже и отношения государственной собственности, судя по предложенной трактовке хозяйственного права, в полной мере им не охватываются, ибо финансовые отношения - это, согласно той же трактовке, область финансового права, а, например, расчеты между государственными предприятиями по выплате вознаграждения за использование изобретения подчиняются нормам изобретательского права как части права гражданского.

Особые трудности возникали при согласовании с общими принципами учения о системе советского права тех выводов, к которым сторонники хозяйственного права приходили относительно свойственного ему метода правового регулирования. Специфика метода зависит от специфики предмета, и в этом смысле наличие единого и вместе с тем специфического метода в данной отрасли права служит внешним подтверждением единства ее предмета. Однако большинство сторонников теории хозяйственного права прямо отмечали, что последнее регулирует отношения как <по вертикали>, так и <по горизонтали>, применяя к ним различные методы правового регулирования. Такое безусловное признание смягчалось лишь оговоркой о том, что якобы на область управления социалистическим хозяйством постепенно начинают распространяться отношения <по горизонтали> как следствие ограничений, вводимых для прав вышестоящих организаций в решении вопросов, которые отнесены к компетенции руководителей предприятий (В. К. Мамутов). Понятно, однако, что четкое определение границ правомочий вышестоящих и подчиненных органов не исключает из их отношений элементов власти и подчинения и не превращает <вертикальные> отношения в отношения <по горизонтали>.

Но если хозяйственное право сочетает разные методы правового регулирования, то, как отмечали его противники, это свидетельствует и о разнородности выделяемого для него предмета. А то, что не обладает единством ни по предмету, ни по методу регулирования, не может считаться отраслью права. Соединение норм о хозяйственной деятельности социалистических организаций способно привести к образованию комплексной отрасли права с точки зрения тех, кто вообще признает допустимость формирования таких отраслей, однако соответствующие ее части должны подчиняться гражданскому или административному праву как основным отраслям советского права, к которым примыкают определенные группы норм хозяйственного законодательства. В регулировании имущественных отношений между социалистическими организациями, с одной стороны, и с участием граждан, с другой, имеются, конечно, значительные различия, как имеются вообще различия в регулировании отдельных видов общественных отношений посредством разных юридических институтов, входящих в одну и ту же отрасль права. Но эти различия вполне могут быть учтены и действительно учитываются в рамках гражданского права. Важно лишь, что они остаются в пределах единого метода (равенство сторон), соответствующего единому предмету регулирования (находящимся под воздействием закона стоимости социалистическим имущественным отношениям), которые в своем сочетании и образуют объективную основу гражданского права как одной из отраслей единой системы советского права.

Третья группа аргументов, выдвигавшихся в обоснование теории хозяйственного права, имела чисто практическую направленность. Некоторые из них едва ли способны привлечь к себе особое внимание. Таковы, например, указания на то, что обслуживающие хозяйственную деятельность юристы-практики нуждаются в едином законодательном акте, откуда они могли бы черпать все необходимые им правовые нормы (ибо нельзя смешивать отрасль права с разработкой законодательного справочника для практических работников); что правовое опосредствование хозяйственной деятельности нуждается не в разрозненности между цивилистической и административно-правовой наукой, а в обобщенном изучении (ибо наряду с отраслевыми существуют и межотраслевые, комплексные исследования); что единый законодательный акт должен освещаться в одной, а не в нескольких науках (ибо классификация юридических наук опирается не на виды законодательных актов, а на критерии более принципиального характера); что потребности высшего юридического образования не могут быть удовлетворены без включения в учебный план такой особой дисциплины, как хозяйственное право (ибо объективная структура правовой системы и методика разработки учебных планов для юридических вузов - явления в высшей степени разноплоскостные). Споры сосредоточивались не на этих аргументах, а на иных соображениях, затрагивавших вопрос об оптимальной структуре регулирующего хозяйственную деятельность законодательства и о наиболее совершенных формах его кодификации.

Выступавшие в поддержку хозяйственного права авторы видели одно из его практических преимуществ в том, что, подобно соединению имущественных и организационных элементов в самой хозяйственной деятельности, оно обеспечивало бы единое регулирование складывающихся в социалистическом хозяйстве как <горизонтальных>, так и <вертикальных> отношений. Но призыв к такому единству правового регулирования наталкивался на препятствия, которых не могли не заметить и те, кто развивал хозяйственно-правовую концепцию.

Например, в докладе на научной сессии, специально посвященной проблемам хозяйственного права (1959 г.), Л. М. Шор говорил: <Практика работы предприятия показывает, что имеют место многочисленные случаи нарушения хозрасчетных прав предприятий... Проблема обеспечения оперативной самостоятельности предприятия имеет важное значение. Исходя из того, что производственная программа, утвержденная предприятию, должна соответствовать планам снабжения, сбыта, финансирования и другим установленным экономическим показателям, необходимо, чтобы законодательство ограждало от такого вмешательства вышестоящих органов управления в оперативную деятельность предприятий, которое нарушает принципы хозрасчета>[273]. Не подлежит сомнению, что для ограждения хозрасчета предприятий от вмешательства вышестоящих органов нужно строго расчленять и разграничивать, а не сливать воедино нормы административного и гражданского права.

Последний тезис с особой четкостью формулировал и с большой настойчивостью обосновывал А. В. Венедиктов на научной сессии Института права АН СССР в 1958 г. <Расширение сферы использования закона стоимости во всех отраслях народного хозяйства, - говорил он, - требует от экономистов и юристов дифференцированного подхода к различным формам его использования в отдельных звеньях промышленности и на отдельных участках их работы. Проводя четкое разграничение между административно-правовыми и гражданско-правовыми отношениями, в которых находятся отдельные звенья управления государственной социалистической промышленности.., современная наука административного и гражданского права может сделать правильные рекомендации и практике и законодателю именно потому, что она дифференцированно подходит и умеет найти для каждого из них правовую форму, наиболее отвечающую его экономической природе>[274]. И дальше: <Если бы юристы подменили четкое разграничение административно-правовых и гражданско-правовых элементов в современной организационной структуре промышленности, отвечающее экономической сущности различных видов хозрасчета, обезличенной трактовкой их как элементов единого хозяйственного права, они не только закрыли бы путь к правильному теоретическому анализу организационно-правовой структуры промышленности, но также не сумели бы помочь практике в нахождении правильного пути, как не сумели этого сделать представители хозяйственного права в 30-х годах. Равным образом, юристы не могли бы дать правильного анализа договорных связей между социалистическими организациями и сделать надлежащие рекомендации практике, если бы четкое разграничение административно- и гражданско-правовых актов и сделок в области материально-техни-ческого снабжения промышленности они подменили обезличенной формой хозяйственно-правового акта>[275].

Что же касается кодификации хозяйственного законодательства, то она признавалась тогда некоторыми сторонниками рассматриваемой теории преждевременной. По их мнению, хозяйственные отношения следовало и впредь регулировать при помощи специальных законов, издаваемых по отдельным вопросам хозяйственного строительства, а в случае неполноты этих законов - применять соответствующие положения гражданского законодательства, хотя со временем, когда хозяйственное право будет разработано в достаточной степени, надобность в этом отпадет (В. В. Лаптев). Такая позиция, наряду с признанием гражданско-правовой природы хозяйственных отношений в объеме, в каком к ним могут применяться нормы гражданского права, практически означала отсрочку на неопределенное время кодификации тех гражданско-правовых норм, которые в будущем должны были войти в хозяйственный кодекс.

Однако, несмотря на отказ от немедленной кодификации хозяйственного законодательства, те же авторы (В. В. Лаптев) излагали свои взгляды на систему построения хозяйственного права, подразделяемого ими на Общую и Особенную части. В Общую часть включались: 1. Принципы хозяйственного права. 2. Организация управления социалистическим хозяйством (правовой режим государственной социалистической собственности, органы государственного хозяйственного управления, государственные хозяйственные предприятия). 3. Правовое регулирование хозяйственной деятельности в государственном социалистическом хозяйстве (народнохозяйственное планирование, хозяйственные договоры, банковский контроль, кредитование и расчеты в народном хозяйстве). К Особенной части относились: 1. Правовое регулирование промышленности. 2. Правовое регулирование капитального строительства. 3. Правовое регулирование транспорта. 4. Правовое регулирование деятельности государственных сельскохозяйственных предприятий. 5. Правовое регулирование торговли. 6. Правовое регулирование коммунального хозяйства.

При внимательном ознакомлении с этой схемой нельзя не заметить, что в ней вовсе не представлены нормы и институты, которые применяются в отношениях как между социалистическими организациями, так и с участием граждан (все способы защиты права собственности: общие положения об ответственности по обязательствам; договоры, которые могут применяться как в хозяйственных целях, так и для обслуживания граждан; регулирующие отношения между социалистическими организациями нормы авторского и изобретательского права). В какой отрасли права должны занять свое место нормы подобного рода, - на этот вопрос учение о хозяйственном праве вообще не давало ответа.

Оставалось невыясненным и конкретное содержание некоторых представленных в приведенной схеме разделов. Должны ли, например, в раздел <Правовое регулирование транспорта> войти нормы о перевозках пассажиров, а в раздел <Правовое регулирование торговли> - нормы о розничной торговле? Если не должны, то в первом случае известная, а во втором - наиболее существенная часть соответствующего вида хозяйственной деятельности оказалась бы вне поля зрения специально посвященного ей законодательства. Если должны, то хозяйственное право было бы распространено также на отношения с участием граждан.

Чисто внешний характер носит и самое деление хозяйственного права на Общую и Особенную части. Общая часть в ее юридико-техническом понимании образуется путем вынесения <за скобки> таких норм, которые по смыслу присутствуют в каждом разделе Особенной части и применяются вместе с нормами последней. В рассматриваемой схеме такие качества присущи лишь нормам о принципах хозяйственного права, о его субъектах, а также общим правилам о планировании. Во всех остальных случаях (правовой режим государственной собственности, хозяйственные договоры, банковский контроль, кредитование и расчеты) соответствующие нормы объявляются общими не потому, что они обладают подобной юридико-технической значимостью, а только потому, что они регулируют отношения, с которыми приходится сталкиваться при осуществлении хозяйственной деятельности любых видов. И уже одно то, что в хозяйственном праве не удается образовать Общую часть в собственном смысле этого слова, свидетельствует об объединении в нем разнородных институтов, которые, регулируя разнородные общественные отношения, неспособны образовать отрасль права в любом их сочетании.

Практика не пошла по этому пути. Принятые в 1961 г. Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик, а в 1963 - 1964 гг. - республиканские гражданские кодексы закрепили принцип единого гражданско-правового регулирования социалистических имущественных отношений независимо от их субъектного состава. Этот принцип нашел свое выражение не только в содержании Основ и кодексов, Но также в их прямых указаниях (ст. 2 Основ и ст. 2 ГК) и в преамбулах к ним, где говорится, что <советское гражданское законодательство регулирует имущественные отношения, обусловленные использованием товарно-денежной формы в коммунистическом строительстве, и связанные с ними личные неимущественные отношения>.

Следовательно, в законодательном порядке дискуссионный в науке вопрос получил свое достаточно определенное разрешение. Но этим не устранялась возможность продолжения научной дискуссии.

Во-первых, проблема хозяйственного права ставилась применительно не только к системе права, но и к системе юридических наук, а также учебных юридических дисциплин. Положительного решения этой проблемы в последней ее постановке не исключали и некоторые противники отраслевого выделения хозяйственного права при условии, что хозяйственно-правовая наука будет строиться как производная от науки цивилистической и административно-правовой.

Во-вторых, наряду с хозяйственным правом как объединяющим нормы о связанных с хозяйственной деятельностью <вертикальных> и <горизонтальных> отношениях мыслима иная его трактовка, исходящая из образования внутри административного права так называемого административно-хозяйственного права, которое опосредствует не любое, а только хозяйственное управление. Этой трактовке не были чужды некоторые из противников теории хозяйственного права.

В-третьих, провозгласив единство гражданско-правового регулирования, основанного на использовании товарно-денежной формы социалистических имущественных отношений, новая кодификация советского гражданского законодательства не отвела нормам о хозяйственных договорах того места, которого они по своему практическому значению заслуживают. Произошло это потому, что регулирование хозяйственно-договорных отношений было отнесено ст. 3 Основ к ведению Союза ССР. Но Основы закрепили лишь самые общие нормы о важнейших хозяйственных договорах, не получившие развития ни в республиканских ГК, ввиду включения этих вопросов в компетенцию Союза ССР, ни в едином общесоюзном кодифицированном акте, издание которого Конституцией не предусмотрено. В результате законодательство о хозяйственных договорах либо осталось вообще некодифицированным, либо подверглось лишь частной кодификации (Положения о поставках, Правила о договорах подряда на капитальное строительство, транспортные кодексы и уставы и т. п.). Такое положение нельзя, естественно, считать удовлетворительным, и потому необходимость проведения соответствующей общей кодификации признают как сторонники, так и некоторые противники теории хозяйственного права, расходясь лишь в выборе способов ее осуществления[276].

Тем самым новая кодификация советского гражданского законодательства не только стимулировала научные споры в процессе ее подготовки и проведения, но и самый факт принятия Основ и кодексов явился одной из причин продолжения ранее начатой дискуссии.

Продолжение дискуссии после проведения второй кодификации советского гражданского законодательства. Основы и ГК юридически закрепили теоретически обоснованное положение о том, что гражданское право регулирует связанные с использованием товарно-денежной формы имущественные отношения социалистического общества. Но определение понятия имущественных отношений - задача науки, а не закона, и потому работа по дальнейшему совершенствованию этого понятия не прекращалась и после проведения новой кодификации советского гражданского законодательства.

С одной стороны, продолжает развиваться учение об имущественных отношениях как волевом выражении общественно-производственных отношений. В. Г. Вердников, автор главы о понятии советского гражданского права в учебнике 1965 г., который и раньше придерживался тех же взглядов, различает производственные отношения и конкретные экономические отношения. Первые объективны в том смысле, что люди застают уже сложившиеся производственные отношения, которые развиваются в силу объективных законов и в своем развитии порождают результаты, никогда не обнимаемые полностью сознанием и волей людей. Вторые же возникают по воле человека, ставящего перед собой при установлении конкретных экономических отношений определенные цели и избирающего те или иные средства их достижения. Имущественные отношения - это и есть конкретные волевые экономические отношения[277].

С другой стороны, воспроизводится, хотя и в несколько измененном виде, учение об имущественных отношениях как тождественных производственным отношениям. Эту точку зрения защищает О. А. Красавчиков, автор главы о предмете и методе гражданского права в учебнике 1968 г., отстаивавший и в прошлом такую же позицию. Вначале он определяет имущественные отношения как конкретные складывающиеся между отдельными лицами общественные экономические отношения по владению, пользованию и распоряжению средствами производства и предметами потребления, вовсе не затрагивая вопроса об их волевом или неволевом характере. Казалось бы, речь идет об имущественных отношениях как равнозначных отношениям производственным. однако здесь же они объявляются всего лишь разновидностью товарно-денежных отношений, а значит, допускается существование и других товарно-денежных отношений, лишенных имущественного содержания. Что при этом имеется в виду, трудно сказать, ибо невозможно назвать ни одного товарно-де-нежного и в то же время неимущественного отношения. вслед за этим автор критикует волевую теорию имущественных отношений, причем критикует ее также весьма сбивчиво: она признается ошибочной одновременно как потому, что все общественные отношения волевые, а следовательно, этот признак не составляет чего-либо специфического для имущественных отношений, так и потому, что, хотя экономические отношения неволевые, они тем не менее регулируются гражданским правом. Но именно последнее замечание, дающее отрицательный ответ на вопрос о волевом характере экономических отношений как предмета гражданско-правового регулирования, позволяет констатировать, что О. А. Красавчиков ставит знак равенства между имущественными и производственными отношениями[278].

Кроме того, появляется концепция, идущая вразрез с охарактеризованными крайними точками зрения. Сущность ее состоит в том, что, поскольку производственные отношения - это не только предпосылка и результат, но также форма общественно-производственной деятельности, в качестве которой выступают конкретные экономические отношения, последние тоже являются отношениями производственными. В этом смысле данная концепция расходится с теорией, выводящей имущественные отношения за рамки производственных, и примыкает к взглядам тех, кто различает в пределах производственных отношений материальное содержание и волевое опосредствование. Но она не совпадает также с теорией, отождествляющей имущественные и производственные отношения, специально акцентируя внимание на том, что первые не обнимают последних в полном объеме, так как не распространяются на материальное содержание производственных отношений и ограничиваются лишь волевым их опосредствованием. Вместе с тем волевая сторона производственных отношений не всегда воплощает в себе имущественные моменты. Например, пролетариат как угнетенный класс буржуазного общества цементируется объединяющими его производственными отношениями, которые, однако, в силу самой природы этого класса нельзя считать имущественными. Признание имущественных отношений волевой частью отношений производственных определяет их место в системе общественных явлений, но не устанавливает их специфики. Специфика же состоит в свойственном этим отношениям качестве экономической ценности. Отрицание такого качества на том основании, что ценностью могут обладать вещи, а не отношения, едва ли оправданно. Товар, например, потому и имеет экономическую ценность, что становится вещным носителем определенных общественных отношений. И если можно говорить об эквивалентности, о возмездности и стоимостной форме имущественных отношений, то нельзя отрицать и того, что они обладают экономической ценностью. Сообразно с этим имущественные отношения определяются как такие общественные отношения, которые, будучи волевым опосредствованием производственных отношений, обладают экономической ценностью ввиду их связи со средствами производства, предметами потребления или иными продуктами труда человека[279].

Но в то время как исследование имущественных отношений после проведения второй кодификации советского гражданского законодательства явилось естественным продолжением проводившихся и ранее научных разработок, усиленное внимание к личным неимущественным отношениям было в значительной мере вызвано самой кодификацией.

Основы и республиканские ГК впервые в истории советского гражданского законодательства ввели гражданско-правовую охрану таких личных неимущественных отношений, которые не связаны с отношениями имущественными (честь и достоинство, право на собственное изображение, а по ГК Казахской и Узбекской ССР - также право на письма, дневники, заметки). Но, в отличие от связанных с имущественными личных отношений, которые и ныне регулируются гражданским правом в виде общего правила, гражданско-правовая защита других личных отношений применима только в случаях, прямо предусмотренных законом (ст. 1 Основ). Возник поэтому вопрос, можно ли и впредь определять гражданское право как отрасль права, регулирующую имущественные и только связанные с ними личные неимущественные отношения или прежнее определение нуждается теперь в пересмотре.

Вопрос этот трудноразрешим. При сохранении прежнего определения за бортом остаются личные неимущественные отношения, не связанные с имущественными. Но так как гражданское право соприкасается с последними лишь в предусмотренных законом случаях, его пришлось бы при пересмотре соответствующего понятия применительно к этим случаям определять как отрасль права, границы которой установлены законом. Понятно, что подобный вывод был бы очень далек от науки, ибо формула <гражданское право есть то, что предусмотрено гражданским законом> ничем не отличалась бы от очевидного в своей бессодержательности положения - <гражданское право есть гражданское право>.

В поисках ответа на поставленный вопрос было предложено различать понятия правового регулирования и правовой охраны. Правовое регулирование в широком смысле обнимает собой также правовую охрану. В узком же смысле оно ограничивается лишь нормированием общественных отношений в их нормальном состоянии, тогда как правовая охрана направлена на восстановление нарушенных отношений. Одновременно отмечалось, что отрасль права должна определяться по предмету регулирования, а не по предмету охраны. Так, уголовное право охраняет социалистические имущественные отношения, но регулирует не их, а отношения, возникающие в связи с совершенным преступлением и применением наказания к преступнику. Административное право охраняет некоторые гражданские правоотношения, которые, однако, вследствие этого не меняют своей гражданско-правовой природы. Точно так же обстоит дело с правилами гражданского закона, обращенными к не связанным с имущественными личным неимущественным отношениям. Оба вида личных неимущественных отношений (связанные и не связанные с имущественными) представляют для их участников самостоятельное значение. Термин <связанность> означает не подчинение личных отношений имущественным, а соединение их в едином комплексе общественных отношений (авторских, изобретательских и т. п.). В последнем случае личные и имущественные отношения, хотя и отличаются друг от друга, тем не менее однородны, так как возникают одновременно, между одними и теми же не зависящими друг от друга субъектами и потому требуют применения к ним единого метода правового регулирования.

Личные неимущественные отношения, не связанные с имущественными, возникают в силу иных фактов и между другими субъектами, нежели имущественные отношения. Поэтому они не однородны отношениям имущественным и не входят в предмет гражданско-правового регулирования. Но эти отношения можно обеспечивать гражданско-правовой охраной, когда после нарушения они столь же восстановимы, как и имущественные отношения, чем и воспользовался законодатель, принимая Основы и новые ГК союзных республик.

О том, что не связанные  с имущественными личные отношения не регулируются гражданским правом, а только охраняются им, свидетельствуют как содержание соответствующих норм, так и природа этих отношений. Честь и достоинство, например, невозможно урегулировать юридически или если возможно, то лишь как обобщенное выражение деятельности субъекта, опосредствуемой всеми отраслями советского права. А поскольку не связанные с имущественными личные неимущественные отношения в предмет гражданско-правового нормирования не входят, установление их охраны в гражданском законодательстве не должно оказывать никакого влияния на определение понятия советского гражданского права. Границы последнего и ныне очерчиваются не любыми, а только связанными с имущественными личными неимущественными отношениями[280].

В литературе эта конструкция была встречена критически. отмечалось, что правовая охрана неотделима от правового регулирования, что возможность правового регулирования чести и достоинства отнюдь не исключается, если рассматривать их не как сами общественные отношения, а как нематериальные блага, по поводу которых регулируемые отношения устанавливаются, и что если при ущемлении чести и достоинства возникает право на реабилитацию, то лишь как следствие предшествующего существования обязанности не посягать на них и права требовать воздержания от посягательства[281]. Обращалось внимание и на то, что отношения, возникающие вследствие посягательства на честь и иные личные блага, несомненно регулируются гражданским правом, хотя они и не во всех случаях связаны с отношениями имущественными[282]. Из всего этого следует, что Основы и новые ГК не оставили предмет гражданского права неприкосновенным, а существенно расширили его границы, и это должно найти свое отражение в соответствующем научном понятии.

Однако образовать такое понятие со строгим соблюдением требований, предъявляемых к научным определениям, пока еще никому не удалось. В. Г. Вердников определяет гражданское право как регулирующее, наряду с имущественными, <некоторые (главным образом связанные с имущественными) личные неимущественные отношения>[283], а О. А. Красавчиков в сформулированном им определении говорит вообще о личных неимущественных отношениях, обходясь без каких бы то ни было ограничительных признаков[284], как обходится без них Ю К. Толстой, ссылаясь лишь на признак равенства, в одинаковой мере свойственный и имущественным и личным неимущественным отношениям, требующим гражданско-правового опосредствования[285].

Но ни то, ни другое определение нельзя признать удовлетворительным: первое - потому, что оно лишено необходимых элементов научности, так как слово <некоторые> ничего не выясняет, а второе - потому, что не соответствует реальной действительности, включая в предмет гражданского права все вообще личные неимущественные отношения вопреки содержащемуся на этот счет иному указанию в самом законе.

Таким образом, указанную проблему нельзя пока считать разрешенной, и она ожидает дальнейшего своего исследования.

Стремление расширить предмет советского гражданского права не ограничивалось, однако, не связанными с имущественными личными неимущественными отношениями. Наряду с этим ведется работа но обнаружению в его составе чисто организационных отношений. Такую работу провел О. А. Красавчиков, различающий четыре группы гражданско-правовых организационных отношений: а) предпосылочные, служащие завязке или развитию имущественных отношений (навигационный договор, договор нейтрализованной автоперевозки грузов, специальные договоры авиатранспортных предприятий и др.); б) делегирующие, наделяющие полномочиями одних лиц для совершения определенных действий от имени других (выдача и отозвание доверенности, избрание делегатов кооперативной организации для участия в работе вышестоящего кооперативного органа); в) контрольные, позволяющие одному субъекту гражданского правоотношения контролировать другого (контроль заказчика, авторский надзор проектных организаций и т. д.); г) информационные, в силу которых стороны обязаны обмениваться определенной информацией (обязанность подрядчика информировать заказчика об обстоятельствах, относящихся к годности и прочности выполненных работ; обязанность продавца предупредить покупателя о правах третьих лиц на проданное имущество и др.)[286].

Подспудная логика этих рассуждений примерно такова. Имущественные отношения связаны со средствами или продуктами производства. Поэтому лишь те нормы, которые регулируют поведение людей, непосредственно направляемое на средства или продукты производства, имеют дело с имущественными отношениями. Но гражданское право включает в свой состав немалое число норм, не обладающих такой направленностью и лишь в конечном счете, при посредстве других гражданско-правовых норм, соприкасающихся с поведением имущественного содержания. Это должно означать, что отношения, непосредственно ими регулируемые, хотя и связаны с имущественными, выполняя для них своего рода служебную функцию, сами являются уже не имущественными, а организационными отношениями.

Нетрудно понять, что благодаря такому же ходу рассуждений правилами об организационных отношениях следовало бы признать и многие другие гражданско-правовые нормы: о правосубъектности, которая выражает не сами имущественные отношения, а одну из их важнейших предпосылок; о представительстве, за исключением норм, предусматривающих компенсацию расходов и выплату вознаграждения представителю; о порядке заключения договоров, в стадии которого еще не возникают имущественно-договорные отношения, но устанавливаются регулируемые правом преддоговорные контакты; нормы о любых действиях договорных контрагентов, лишенных непосредственного имущественного содержания (об осмотре вещи покупателем при ее получении, об инструктировании прокатным пунктом нанимателя относительно порядка пользования полученной напрокат вещью, о многих обязательных для поверенного указаниях доверителя и т. д.), о праве автора осуществлять корректуру, присутствовать при обсуждении пьесы и т. п., о праве изобретателя участвовать во внедрении и обязанности оказывать содействие внедрению своего изобретения, о праве наследодателя назначить исполнителя завещания и возможности предъявления другими наследниками требования к наследнику, обремененному по завещанию возложением, о его исполнении и т. п. В результате образовалось бы не незначительное количество гражданско-правовых организационных отношений, обозначенное О. А. Красавчиковым в определении понятия гражданского права словом <некоторые>, а огромное их множество, едва ли

Примечания:

[248] См.: Советское государство и право, 1956, № 8, с. 88 - 108.

[249] См.: Советское государство и право, 1956, № 9, с. 80 - 102; 1957, № 1, с. 91 - 109; № 2, с. 108 - 115; № 3, с. 86 - 99; № 6, с. 101 - 110; № 7, с. 99 - 107; 1958, № 1, с. 101 - 108; № 11, с. 3 - 18.

[250] См., например: Толстой Ю. К. О теоретических основах кодификации гражданского законодательства. - Правоведение, 1957, № 1, с. 42 - 55.

[251] См. сообщение об этой сессии в журнале <Советское государство и право>, 1958, № 11, с. 117 - 128.

[252] Идея существования комплексных отраслей права принадлежит В. К. Райхеру и была им выдвинута в 1947 г. в связи с разработкой проблем страхового права. Если основные от-расли выделяются по предмету с учетом также метода регулирования, то комплексные отрасли, как полагал В. К. Райхер, формируются в совершенно иной плоскости с учетом наличия достаточного числа норм, применяемых лишь в определенной сфере, и большого их политического, хозяйственного или иного значения. Система права состоит как из ос-новных, так и из комплексных отраслей (см.: Райхер В. К. Общественно-исторические типы страхования. М., 1947, с. 189 - 190). Эта идея впоследствии получила поддержку со стороны ряда авторов, которые, в отличие от В. К. Райхера, к системе права относят лишь основные отрасли, а комплексные рассматривают как результат системати-зации, находящейся за пределами системы права (см.: Толстой Ю. К. О теоретиче-ских основах кодификации гражданского законодательства, с. 45). Рациональнее, однако, точка зрения тех, кто признает комплексные отрасли составными частями не системы права, а системы законодательства (см.: Красавчиков О. А. Советская наука гра-жданского права, с. 263; Алексеев С. С. Общая теория социалистического права. Вып. I. Свердловск, 1963, с. 231. Впоследствии, однако, С. С. Алексеев изменил свое от-ношение к комплексным отраслям, включив их в систему права в качестве ее вторичной структуры. См.: Алексеев С. С. Об отраслях права. - Советское государство и пра-во, 1973, № 3, с. 14).

[253] Но за пределами дискуссии и в более позднее время такие предложения вносились. Например, Я. Ф. Миколенко, как и в прежние годы, единственным критерием системы права объявляет содержание самих юридических норм (см.: Миколенко Я. Ф. О системе имущественных отношений и их правовом регулировании. - Советское государство и право, 1960, № 3, с. 86), а С. М. Корнеев придает решающее значение в построении системы права субъективному фактору и считает возможным делить ее на отрасли, исходя из содержания правовых норм, регулирующих однородные общественные отношений (см.: Корнеев С. М. Вопросы построения системы советского права. - Правоведение, 1963, № 1, с. 14 - 25).

[254] См.: Тадевосян В. С. Некоторые вопросы системы советского права. - Советское государство и право, 1956, № 8, с. 99 - 108; Павлов И. В. О системе советского со-циалистического права. - Советское государство и право, 1957, № 11, с. 11 - 13.

[255] См.: Братусь С. Н. Соотношение экономики, Политики и права в социалистическом обществе. - Труды военно-юридической академии. Т. XIV. М., 1951, с. 13.

[256] См.: Вильнянский С. И. Лекции по советскому гражданскому праву, ч. 1, с. 9 - 10.

[257] См.: Иоффе О. С. Советское гражданское право. Курс лекций в 3-х томах. Т. I, с. 6 - 7,

[258] См.: Братусь С. Н. О правовом регулировании имущественных отношений в СССР. - Вопросы строительства коммунизма в СССР, 1959, с. 405 и сл.

[259] См.: Алексеев С. С. Предмет советского социалистического гражданского права. - Учен. труды Свердловск. юрид. ин-та, 1959, с. 27; Советское гражданское право. Учебник для юридических вузов. Под ред. И. Б. Новицкого и П. Е. Орловского. В 2-х то-мах. Т. I, 1959, с.6; Советское гражданское право. Под ред. В. А. Рясенцева. В 2-х томах. Т. I. М., 1969, с.7 - 8.

[260] См.: Братусь С. Н. Предмет и система советского гражданского права. М., 1963, с. 12 - 13.

[261] См.: Шаргородский М. Д., Керимов Д. А., Толстой Ю. К. Рецензия на книгу <Вопросы общей теории советского права>. - Советское государство и право. 1961, № 7, с. 140. Толстой Ю. К. Понятие права собственности. - в кн.: Про-блемы гражданского и административного права. Л., 1962, с. 146.

[262] См.: Толстой Ю. К. Понятие права собственности. - В кн.: Проблемы гражданского и административного права, с. 145 - 147.

[263] См.: Алексеев С. С. Предмет советского социалистического гражданского права, с. 266 - 269.

[264] См.: Братусь С. Н. Предмет и система советского гражданского права, с. 36 - 71, 104 - 124.

[265] См.: Братусь С. Н. Предмет и система советского гражданского права, с. 36 - 47.

[266] См.: Иоффе О. С. Советское гражданское право. Курс лекций. Т. I, с. 7 - 9.

[267] См.: Советское государство и право, 1956, № 2, с. 62 - 66.

[268] См.: Советское государство и право, 1955, № 5, с. 60.

[269] См.: Алексеев С. С. Предмет советского социалистического гражданского права, с. 149 - 150.

[270] См.: См.: Алексеев С. С. Предмет советского социалистического гражданского права, с. 149 - 150.

[271] См.: Гинцбург Л. Я. К вопросу о хозяйственном праве. - Советское государствен-ное право, 1956, № 8, с. 84 - 96; Ефимочкин В. П. К вопросу о принципах по-строения системы права. - Советское государство и право, 1957, № 3. с. 86 - 92; 3аменгоф З. М. Хозяйственное право и арбитражная практика. - Советское госу-дарство и право, 1960, № 1, с 56 - 64; Лаптев В. В. К вопросу о хозяйственном пра-ве. - Вопросы экономики, 1959, № 12, с. 75 - 81; он же. О советском хозяйственном праве. - Советское государство и право, 1959, № 4, с. 70 - 78; Мамутов В. К. Хозяйственное право на службу коммунистическому строительству. - Советское государство и право, 1959, № 9, с. 37 - 43; Павлов И. В. К вопросу о кодификации советского граждан-ского законодательства. - Советское государство и право, 1959, № 8, с. 36 - 49; он же. О системе советского социалистического права. - Советское государство и право. 1958. № 11, с. 3 - 18; Свердлов Г. М. К истории гражданского и хозяйственного законо-дательства. - Советское государство и право, 1959, № 9, с. 34 - 44; Тадевосян В. С. Некоторые вопросы системы советского права. - Советское государство и право, 1956, № 8, с. 99 - 108; он же. Сущность советского хозяйственного права и предстоящая кодифика-ция гражданского законодательства СССР. - Советское государство и право. 1959, № 6, с. 50 - 61.

[272] См.: Братусь С. Н. Имущественные отношения, регулируемые советским гражданским правом. - Вопросы экономики, 1960, № 9, с. 73 - 82; Гордон М. В. Одно или два гражданских права? - Радянське право, 1959, № 6, с. 68 - 93; Денисов А. И., Бернштейн Н. И. Основы гражданского законодательства и <хозяйственное право>. - Советское государство и право, 1959, № 5, с. 48 - 60; Иоффе О. С. Правовое регулирование хозяйственной деятельности в СССР. Л., 1959; К дискуссии о хозяйствен-ном праве. - <Вопросы кодификации советского права>. Л., вып. 3. 1960, с. 38 - 45; Лунц Л. А., Флейшиц Е. А. Еще о предмете хозяйственного права. - Правоведе-ние, 1960, № 4, с. 46 - 54; Матвеев Г. К. О концепции хозяйственного права. - Пра-воведение, 1961, № 1, с. 70 - 78; Толстой Ю. К. Теоретические проблемы кодифика-ции гражданского законодательства. - Вестн. Ленингр. ун-та, 1961, № 17, с. 108 - 119; Шаргородский М. Д., Иоффе О. С. О системе советского права. - Советское государство и право, 1957, № 6, с. 101 - 110.

[273] Научная сессия по проблемам советского хозяйственного права (тезисы докладов). М., 1959, с. 18 - 19.

[274] Советское государство и право, 1958, № 11, с. 128.

[275] Там же.

[276] См. по этому поводу выступления на научной сессии, посвященной правовым проблемам экономической реформы. - Учен. зап. ВНИИСЗ, вып. 10. М., 1967, с. 172 - 276.

[277] См.: Советское гражданское право. Учебник для юридических вузов. Под ред. В. А. Рясенцева. Т. I, с. 3 - 4.

[278] См.: Советское гражданское право. Под ред. О. А. Красавчикова, т. I. М., 1968, с. 8 - 11. Еще более последовательно концепция имущественных отношений как равно-значных производственным развивается Ю. К. Толстым (Толстой Ю. К. Кодифика-ция гражданского законодательства в СССР (1961 - 1965). Автореф. докт. дис. Л., 1970; он же. Понятие права собственности. - В кн.: Проблемы гражданского и административ-ного права. Л., 1962, с. 143 и сл.). Что же касается О. А. Красавчикова, то во втором изда-нии учебника (М., 1972, с. 6 - 10) он уже понимает имущественные отношения как равно-значные не всем производственным, а лишь конкретным экономическим отношениям. В том же духе взгляды на имущественные отношения развивал ранее И. В. Федоров (см.: Федоров И. В. Социалистические имущественные отношения как предмет пра-вового регулирования. - Труды Томск. ун-та, т. 194, 1969, с. 3 и сл.).

[279] См.: Иоффе О. С. Советское гражданское право и социалистическая экономика. - В кн.: Актуальные проблемы Советского государства и права в период строительства ком-мунизма. Л., 1967, с. 233 и сл.; он же. Советское гражданское право. М., 1967, с. 7 - 10.

[280] См.: Советское государство и право, 1962, № 7, с. 61 - 62.

[281] См.: Флейшиц Е. А., Маковский А. Л. Теоретические вопросы кодификации республиканского гражданского законодательства. - Советское государство и право, 1963, № 1, с. 87; Вердников В. Г. Вопросы гражданского права в свете решений XXII съезда КПСС. М., 1964, с. 11 - 12.

[282] См.: Толстой Г. К. (Ю. К.) Кодификация гражданского законодательства в СССР (1961 - 1965). Автореф. докт. дис., с. 7. В последнем высказывании, однако, не учитыва-ется, что гражданское право не может охранять нарушенные личные отношения иначе как путем применения к нарушителю имущественных санкций хотя бы в конечном счете, а в этом смысле отношения, становящиеся предметом его регулирования после того, Как ох-раняемые личные блага уже были нарушены, всегда находятся в определенной связи с имущественными отношениями.

[283] Советское гражданское право. Под ред. В. А. Рясенцева. Т. I, с. 12.

[284] См.: Советское гражданское право. Под ред. О. А. Красавчикова. Т. I, с. 17.

[285] См.: Толстой Ю. К. Автореф. докт. дис., с. 8.

[286] См.: Красавчиков О. А. Гражданские организационно-правовые отношения. - Советское государство и право, 1966, № 10, с. 50 - 57.