Список книг
|
« Предыдущая | Оглавление | Следующая » Черепахин Б.Б.
Труды по гражданскому праву
Юридическая природа векселя и Положение о векселях 1922 годаI
Одним из наиболее спорных вопросов теории вексельного права является вопрос об юридической природе векселя, точнее - вексельного обязательства. Под юридической природой векселя обычно понимается основание вексельного обязательства, т.е. его фактический состав (совокупность юридических фактов, необходимых и достаточных для обоснования данного правоотношения), в этом смысле берется это понятие и в настоящей статье.
Фактический состав вексельного обязательства, как и всякого другого, представляется сложным, т.е. для его завершения (перфекции) требуется наличность ряда юридических фактов, относящихся к одной или же к различным категориям, но, во всяком случае, нескольких.
Для той или иной квалификации каждого данного фактического состава необходимо разложить его на составные части и выяснить, какие из них занимают преобладающее, доминирующее значение.
A priori можно утверждать, что фактический состав вексельного обязательства не может быть рассматриваем как юридическое событие, так как в нем совершенно очевиден момент человеческой активности, и притом, представляющей собою стремление к определенной правовой цели, определенным юридическим последствиям; нельзя его рассматривать и как правонарушение, так как вексельное обязательство возникает лишь там и постольку, где и поскольку дозволяется обязываться векселями, где вексель является определенным, признанным объективным правом, юридическим институтом. Исключением этих двух типов юридических фактов мы неизбежно приходим к следующему выводу: в интересующем нас фактическом составе мы имеем дело с юридической сделкой. В настоящее время это совершенно бесспорная сторона вопроса. Почти все предложенные вексельные теории признают expressis verbis или impilcite сделочный характер (rechtsgeschäftlichen Charakter) вексельного обязательства. Это признание является общим для всех теорий, действительно дающих ответ на вопрос о фактическом составе вексельного обязательства[19], все они сходятся на признании необходимым элементом фактического состава определенным образом выраженного волеизъявления векселедателя или, вообще, всякого, обязывающегося по векселю лица (надписателя, акцептанта, поручителя и т.д.).
В дальнейшем наблюдается расхождение теорий. Одни ученые утверждают, что мы имеем здесь дело с договором; другие, - что здесь перед нами односторонняя юридическая сделка. Спорят также при определении необходимых дополнительных элементов фактического состава. Вообще, следовательно, относительно момента завершения фактического состава вексельного обязательства, обусловливающего его возникновение; относительно того, когда возникает право векселедержателя.
Все многообразие теорий, предложенных для разрешения этого вопроса, при всем их расхождении, может быть сведено к двум основным направлениям, с большими или меньшими модификациями в пределах каждого из них: теории договорной и теории одностороннего волеизъявления. Представители последней, в свою очередь, расходясь между собою в деталях, сходятся в признании односторонне-сделочного характера векселя: это теория креации, теория эмиссии (выпуска), передачи или уступки (Begebungs-oder Aushändigungstheorie), теория добросовестного приобретения (Redlichkeitstheorie) и другие.
Таково в общих чертах существо и основное содержание вопроса об юридической природе векселя и тех контроверз, которые вокруг него возникали в науке.
При этом необходимо оговориться, что то или иное решение вопроса относительно юридической природы вексельного обязательства, равно как и всякого другого теоретико-догматического вопроса, возможно только на почве определенного положительного правового материала.
Конечно, тождество или сходность содержания постановлений различных законодательств по тому или иному вопросу нередко позволяют устанавливать единую теорию для данной группы законодательств, но такое обобщение ни в коем случае нельзя понимать в том смысле, что эта единая для большей или меньшей группы законодательств теория будет носить принципиально всеобщий характер и сможет быть приложена ко всякому законодательству, не вошедшему в группу, с которой мы оперировали при ее построении; это тем более справедливо в том случае, если мы имеем дело с законодательством новым, стремящимся порвать со всем предшествующим, если не по форме, то хотя бы по духу, каким является наше действующее русское право.
Однако, если и поскольку новое законодательство по своему содержанию тождественно или сходно с каким-либо старым, то мы можем и должны при решении отдельных теоретико-конструктивных вопросов, применительно к этому новому законодательству, использовать накопленный теоретико-догматический материал, относящийся к тождественному или сходному с ним прежнему праву, внося те или иные изменения или дополнения в подлежащие теории и конструкции, сообразно отклонениям нового законодательства от прежнего.
Применительно к юридической природе вексельного обязательства, изучение истории вопроса показывает тесную зависимость господствующих и преобладающих теоретических концепций с характером положительного вексельного права каждой данной местности и данного периода.
Так, например, совершенно естественно в итальянский период развития вексельного права мы видим исключительно договорное представление о векселе, что вполне соответствовало векселю того периода. То же следует сказать и о французском периоде, а равно и о современном французском векселе[20].
Наоборот, германский вексель (после издания Общего Вексельного Устава 1848 г.) и созданные по его типу, как, например, наш русский, с их последовательно проводимой абстрактностью, строго формальным (письменным) и односторонним характером, приводят к решительному преобладанию односторонне-сделочных теорий над договорными.
Следует при этом оговориться, что сказанное относится только к догматико-конструктивным теориям; совершенно иначе обстоит дело с теориями правно-политического характера, которые, исходя из своего понимания потребностей вексельного оборота, имеют целью привести к желательному, с их точки зрения, изменению положительного права.
Задача настоящей статьи - подход к разрешению спорного теоретико-конструктивного вопроса об юридической природе вексельного обязательства на почве нашего действующего вексельного права, содержащегося в Положении о векселях 1922 г. (Собр. Узак. 1922 г., N 25, ст. 285), в тесном сопоставлении с вексельными уставами, послужившими ему образцом, т.е. Уставом о векселях 1902 г., Всеобщим Германским вексельным уставом и другими.
В нашей исключительно скудной цивилистической литературе советского периода уже, тем не менее, имеется подобная попытка определения юридической природы вексельного обязательства применительно к действующему праву.
В своем весьма обстоятельном комментарии к Положению о векселях[21] Н. Вавин (стр. 29 и сл., 71 и сл. и др.) утверждает, что наше Положение остановилось на договорной теории по вопросу о юридической природе векселя, обосновывая свое утверждение ссылкой на ст. 1 и 10.
Как я постараюсь доказать в дальнейшем, такое утверждение является ошибочным, и названные статьи отнюдь его не обосновывают и должны, наоборот, быть истолкованы в пользу теории одностороннего обоснования вексельного обязательства при помощи односторонне управомочивающего волеизъявления (где воля пассивного субъекта обосновывает правоотношение)[22].
Однако прежде чем подойти вплотную к выполнению этой задачи, я остановлюсь на рассмотрении интересующего нас вопроса в теориях, являющихся основными и до известной степени исходными, и попытаюсь при этом дать систематический очерк этих теорий.
II
Как я уже отметил выше, расхождение теорий по интересующему нас вопросу происходит в двух основных направлениях; в связи с этим нам предстоит рассмотреть договорную теорию и группу односторонне-сделочных теорий.
Обратимся прежде всего к договорной.
Договорная теория является наиболее древней попыткой выяснения юридической природы векселя, причем первоначально со времен постглоссаторов[23] вексельное обязательство рассматривалось как возникающее из консенсуального договора. Это мнение, придававшее значение соглашению, а не документу, господствовало во весь итальянский период. При этом характерной особенностью старых договорных теорий было стремление их авторов подвести вексельное отношение под определенный договорный тип: куплю-продажу (emptio - venditio pecuniae absentis), мену (permutatio), подряд (lokatio - coductio operis), наконец, как contractus innominatus. Лишь с самыми незначительными изменениями эти теории перешли и во французский период, вполне соответствуя современному им вексельному праву.
Однако в связи с общим развитием векселя видоизменяется отношение к нему со стороны теории: во второй половине XVII века в Германии от консенсуально-контрактной конструкции переходят к построению векселя в качестве contractus litterarum (с condictio certi), хотя еще и в этом периоде сохраняются консенсуальные теории.
Несмотря на существование попыток конструирования вексельного отношения еще в указанный период, истинно научный подход к вопросу можно констатировать лишь в начале XIX века в трудах Einert'a, Liebe и Thöl'я. Из них последнему принадлежит заслуга первого серьезного построения и обоснования договорной теории векселя.
По мнению Thöl'я и его последователей[24], вексельное обязательство устанавливается выдачею и принятием векселя (Geben und Nehmen), причем эти два акта должны произойти по соглашению и, вместе взятые, составляют вексельный договор. Для этого передача векселя должна быть совершена c намерением установить вексельное обязательство, предполагаемое, однако, в самом факте перенесения владения. Пока кто-нибудь не примет вексель, - вексельного обязательства нет, нет, собственно, и векселя, а есть только исписанная бумага. При этом вексельный договор, по Thöl'ю, не есть простая сделка купли или мены, как это полагали представители старых договорных теорий, - напротив, это договор абстрактный, строго формальный, имеющий аналогию с римской стипуляцией[25].
Вот, в общих чертах, главные тезисы Thöl'я, легшие в основу современных договорных теорий.
В нашей русской литературе одним из сторонников договорной концепции является проф. Шершеневич[26]. Он рассматривает вексель как договорное обязательство, причем совершенно правильно оговаривается, что в данном случае имеется в виду не то договорное отношение, которое привело к векселю (напр., купля-продажа или заем), а то отношение, которое создается векселем (точнее: самая вексельная сделка). Однако, переходя к обоснованию договорного характера векселя, названный автор приводит доказательства, которые совершенно не говорят за договорную природу векселя, подтверждая лишь его сделочный характер, и притом - односторонне-сделочный, то есть обоснование векселя односторонней юридической сделкой. Договорный момент, по мнению Шершеневича, обнаруживается в том, что "векселедатель становится ответственным перед векселедержателем в силу передачи ему векселя-документа с намерением обязаться перед ним", дальше то же положение берется с отрицательной стороны: "Следовательно, если вексель вышел из рук создавшего его векселедателя помимо его воли, - вексельное обязательство не создалось бы".
Однако для наличности договора необходимо участие двух (или более) лиц, сделавших друг другу встречные, согласные волеизъявления[27]. Если же к фактическому составу сделки относится волеизъявление только одного лица, так или иначе выразившего свою волю обязаться или обязать противную сторону, то мы будем иметь одностороннюю юридическую сделку. Следовательно, все рассуждение Шершеневича подчеркивает лишь необходимость для обоснования вексельного отношения надлежащим образом обнаруженной воли вексельнообязанного лица, нигде не упоминая о каком-либо встречном волеизъявлении со стороны векселепринимателя.
Интересно отменить, что в аргументации сторонников договорной теории играет существенную роль, как это отметил еще Kuntze[28], то обстоятельство, что "старая школа не может отойти от договорного типа" сделки. Например, у Гарейса[29] мы находим следующее рассуждение: "Так как нормальной основой возникновения всех обязательств, если они не суть обязательства из проступка, является договор, то право и обязанность по векселю также возникают только через посредство договора".
Отметив ряд теоретически слабых мест договорной концепции вексельного обязательства (о других я буду говорить ниже, при разборе односторонне-сделочных теорий), остановлюсь на некоторых практических ее неудобствах[30].
С точки зрения договорной теории, вексельное обязательство возникает только после того, как документ передан первому приобретателю на основании соглашения, последовавшего между векселедателем и первым приобретателем. При последовательном применении этой теории, несмотря на всю самостоятельность позиции векселедержателя, могут возникать различные споры по поводу этого первого момента возникновения вексельного обязательства.
Вексельнообязанное лицо может защищаться против предъявленного к нему требования указанием на то, что оно никогда не вступало ни с кем в договорные отношения об установлении вексельного обязательства, что, хотя вексель, действительно, написан и подписан им, но действия эти сами по себе не имеют юридического значения, и что затем документ был передан им третьему лицу не с целью принять на себя вексельное обязательство, а чтобы передать документ, например, на хранение, для просмотра, как образчик, для того, чтобы объяснить этому третьему лицу, как надо писать векселя и т.п. Такие соображения являются совершенно правильным и последовательным выводом из договорной теории, но едва ли нужно выяснять, как сильно ослабляет значение векселя, в качестве орудия кредита, возможность подобных возражений, которых нельзя предусмотреть даже и при самом внимательном ознакомлении с текстом обязательства. Совершенно иначе, как мы увидим ниже, разрешаются эти вопросы, если мы примем односторонне-сделочную концепцию векселя.
__________
Односторонне-сделочные теории значительно моложе договорных: они ведут свое начало от Einert'a[31], развившего взгляд на вексель, как на бумажные деньги купца (das Papiergeld des Kaufmanns), и перенесшего центр тяжести в своих теоретических построениях на самый вексельный документ. Во взгляде на вексель, как на бумажные деньги особого рода, Einert не явился абсолютным новатором: уже раньше в литературе высказывалось подобное мнение[32]. Однако его заслугой является возведение этого положения в догматический принцип с извлечением из него ряда существенных выводов, из коих здесь должен быть отмечен следующий. Не договор, а одностороннее обещание обосновывает вексельное обязательство, причем это обещание обращено как бы к публике (ко всякому и каждому). Следовательно, вексель не предполагает выдачи и принятия, не являясь вообще продуктом двусторонней юридической сделки[33], не существует, собственно, никакого вексельного договора.
Однако у Einert'а недостаточно оттенен обязательственный характер вексельного отношения; им обращено почти исключительное внимание на вексель как объект права в результате его увлечения аналогией с бумажными деньгами. Его ближайшие последователи, а впоследствии и он сам, постарались внести в эту теорию некоторые существенные коррективы.
Это удалось выполнить лишь I. Е. Kuntze, который взял у Einert'a ero односторонне-сделочную концепцию вексельного отношения, отбросив отождествление с бумажными деньгами, и построил на развалинах Einert'овской теории свою теорию креации (Kreationstheorie).
Понятие договора, говорит Kuntze, неприменимо к обязательствам строго формальным, возникающим при посредстве письменного акта (scriptura). Так как документ, дающий жизнь обстоятельству, изготовляется только одним лицом, исходит от руки должника и остается неизменным основанием дальнейшей судьбы обязательства (nomen), то мы не имеем перед собой факта совместного действия сторон, образующего субстрат всякого договора, а потому и вынуждены признать вексельное обязательство делом лица, выдавшего документ. Воля же кредитора (приобретателя) получает значение второстепенного, акцессорного момента, ибо он не принимает никакого участия в самом составлении документа. Как правильно утверждает Kuntze, лишь с точки зрения теории креации могут быть обоснованы ст. 36 и 74 Германского Вексельного Устава[34].
Как отметил Шершеневич (цит. соч. стр. 32), согласно теории Kuntze, моментом возникновения обязательства является момент, когда изготовлен вексельный документ, точнее, когда он изготовлен должником. Основой обязательства является воля одного лица, изготовившего документ. Воля вексельного кредитора не имеет никакого значения, а поэтому не может быть и речи о договоре.
Такова теория креации. Ее главным недостатком является полное игнорирование дополнительных моментов фактического состава вексельного обязательства (на установлении которых я остановлюсь ниже). Однако ее бесспорная заслуга заключается в определенном и безоговорочном установлении односторонне-сделочного характера вексельного обязательства.
Выяснением этих дополнительных моментов занялись последователи Kuntze, разработавшие ряд односторонне-сделочных теорий, представляющих собою модификацию теории креации, с большим или меньшим отклонением в сторону договорной теории.
Ближе всего соприкасается с договорной теорией, а некоторыми даже рассматривается как ее разновидность, так называемая Aushändi-gungs или Begebungstheorie (Jolly, Goldschmidt, Gra-wein), а также с некоторыми отступлениями J. Unger[35].
Эта теория требует для перфекции вексельного обязательства после изготовления вексельного документа (его подписи) - присоединения еще акта его - Aushändigung - выдачи первому приобретателю, причем этот акт выдачи предполагает Geben und Nehmen, т.е. выдачу и принятие.
Эта теория, как полагает сам Kuntze (ор. cit. S. 56), отличается от договорной лишь с конструктивной стороны, а не по существу (за исключением того варианта ее, который принадлежит Unger'y[36]) и дает тезисам договорной теории лишь другую формулировку, взамен часто встречающейся конструкции, как contractus cum persona incerta (Sohm, Dernburg).
Однако при всем сходстве и близости с договорной теорией Aushändigungs - oder Begebungstheorie отличается от последней в степени требуемой от принимателя векселя активности в том акте Nehmen, который включается этой теорией в необходимый фактический состав вексельного обязательства. Это обязательство, как я постараюсь показать ниже, имеет существенно важное значение.
Значительно ближе к теории креации и уже, безусловно, на односторонне-сделочной позиции стоит теория эмиссии (Emissionstheorie), выдвинутая Stobbe и принятая Windscheid'ом и Alf. Pernice'ом. Эта теория выпуска требует для перфекции фактического состава, чтобы вексель вышел из рук векселедержателя по его воле и попал в руки векселеприобретателя; особого акта передачи векселя, состоящего в Geben und Nehmen, не требуется. Здесь также выставляется требование намеренного и безвозвратного изъятия векселя из своего обладания векселедателем, однако это не передача и не договор, хотя бы и с первым приобретателем, - достаточно, например, если вексель вслед за актом его дереликции попадет в руки управомоченного лица. Вместо Geben und Nehmen - Fortgabe und Aneignung, как раздельные акты. В сравнении с теорией креации, теория эмиссии лишь усложняет фактический состав вексельного обязательства, отодвигая момент его завершения.
Преимуществом этой теории в сравнении с Begebungs-theorie является, как правильно отмечает Kuntze, то, что она одинаково трактует вопрос в отношении к первому и к последующим приобретателям: положение, когда эмиссия не совпадает с традицией, встречается крайне редко. Эта теория имеет практическое значение для случая, когда векселедатель, отправив вексель по почте, умирает до получения его векселеприобретателем.
По моему мнению, существенно не то, что Fortgabe und Aneignung в большинстве случаев практически не отличаются от традиции с ее Geben und Nehmen, а то, что совпадение это не является необходимым, и, следовательно, для перфекции фактического состава достаточно, чтобы вексель был намеренно выпущен из рук векселедателем и был вслед за тем присвоен векселеприобретателем, т.е. то же самое, что впоследствии было высказано К. Cosack'ом и H. Leh-mann'ом[37] в их Eigentumstheorie в развитие мысли, заимствованной у Randa и Carlin'a[38].
Проф. Шершеневич (курс III, стр. 33), излагая теорию эмиссии, говорит: "Но выпуск производится не на ветер, а в руки определенного лица, в которые вексель попадает не иначе, как по его воле. В этом виде теория (одностороннего создания) начинает подходить, помимо своего желания, к договорной теории".
Это замечание, направленное против теории Stobbe, могло бы еще быть принято с натяжкой против Begebungstheorie, по отношению же к теории эмиссии оно совершенно неправильно: то обстоятельство, что вексель попадает в руки векселедержателя по его воле, еще ничего не говорит за признание наличности договора, если даже мы будем называть это принятием векселя. Последнее не относится к фактическому составу вексельного отношения, оно отнюдь не необходимо для его обоснования.
Вопрос, - принят вексель или нет, сводился к вопросу, - желает или не желает векселедержатель воспользоваться принадлежащим ему правом на вексельный документ, - для своего возникновения последнее не нуждается в его согласии. В доказательство этого положения можно сослаться на то, что положительное право (русские уставы 1902 и 1922 гг., A. D. W. О. и др.) нигде не содержит этого требования (см. ниже). Русские уставы говорят лишь о необходимости надлежащей "выдачи" векселя и этим определяют, что до выдачи вексель, хотя бы и изготовленный по всем правилам, есть только проект векселя, а не вексель. Немецкие суды в общем держатся того мнения, что для действительности векселя необходимо, чтобы векселедатель сознательно выпустил из своих рук документ, хотя и совершенно безразлично, в каких видах (см. Каминка - Устав о векселях, 1913 г., стр. 97).
Последовательно-односторонней является теория добросовестного приобретения (Redlichkeitstheorie): она требует для перфекции вексельного обязательства лишь того, чтобы надлежаще изготовленный вексель попал каким-нибудь образом в добросовестное обладание векселедержателя.
Эта теория была впервые выставлена Bluntschli относительно бумаг на предъявителя и развита применительно к векселю Grünhut'ом; она же легла в основу практики Германского Имперского Суда (Reichsgericht'а). Этой же теории придерживается известный комментатор Германского Вексельного Устава - Staub[39], в русской литературе - проф. Каминка и проф. Цитович[40].
Эта теория, по сравнению с теорией креации, осложняет фактический состав требованием добросовестного приобретения со стороны всякого приобретателя векселя. Как признает и сам Kuntze, она отличается от его теории лишь с теоретико-конструктивной, а не практической стороны: и сам Kuntze дает вексельному должнику против недобросовестного обладателя векселя actio и exceptio doli.
На первый взгляд может показаться, что "добросовестное приобретение" есть то же принятие, которое, как мы видели выше, не относится к фактическому составу сделки, являясь лишь актом осуществления права получить вексель, в коем приниматель значится векселедержателем. Однако при внимательном изучении обоих понятий неизбежно приходишь к выводу, что между ними весьма мало сходства.
Принятие есть сознательный волевой акт, изъявлению или обнаружению которого служат слова или действия; это есть юридический акт, юридическое действие, причем это действие является встречным по самому своему существу: принимается ведь только то, что предлагается.
Наоборот, в понятии "добросовестного приобретения" существенна именно наличность добросовестности приобретающего; под приобретением же понимается здесь вхождение векселя любым способом в руки векселеприобретателя; необходимо лишь, чтобы это вхождение было добросовестным, т.е. чтобы векселеприобретатель ничего не знал, а по Полож. о векс. 1922 г. (и Герм. Векс. Уставу) и не должен был знать относительно тех неблаговидных действий или случайностей, благодаря которым вексель, против воли или помимо воли векселедателя, выбыл из его рук. Поэтому включение в фактический состав требования наличности добросовестного приобретения совершенно не означает сближения с договорной теорией.
Теория добросовестного приобретения, оставаясь на почве теории креации, отмечает необходимость еще некоторых дополнительных моментов в фактическом составе, именно добросовестности приобретения, причем под последней разумеется не какой-либо волевой акт, а лишь определенное состояние сознания, т.е. не юридическое действие, а юридическое событие.
Эта теория есть исправленная и дополненная односторонне-сделочная теория креации; она отмечает, что для возникновения права векселедержателя недостаточно одностороннего обоснования векселя векселедателем. Последним вексель изготовляется и выпускается в обращение, и для этого его волеизъявления вполне достаточно; но для того, чтобы возникло право векселедержателя и, следовательно, произошла перфекция вексельного отношения, необходимо, чтобы было налицо известное состояние сознания векселедержателя.
В каких случаях и поскольку это требуется: от первого приобретателя или же от всякого держателя векселя; нарушается ли это требование наличностью знания о неправомерности выбытия векселя из рук векселедателя, или же достаточно того, чтобы при наличности определенных условий - обстоятельств векселедержатель должен был бы знать об этом, - все эти детали могут быть определены лишь в результате исследования конкретного содержания относящихся сюда норм положительного права.
Таковы четыре главнейшие односторонне-сделочные теории. В сущности говоря, все рассуждения представителей теории одностороннего волеизъявления и их споры между собою, так же, как и со сторонниками договорной теории, вращаются вокруг одного основного вопроса: с какого момента следует считать обоснованным вексельное отношение. Сторонники договорной теории говорят: со времени принятия векселя первым приобретателем. Для представителей односторонне-сделочной теории вопрос о моменте перфекции вексельного отношения означает:
1) с какого момента следует считать изъявленной (erklärt) или обнаруженной (geäussert) одностороннюю волю векселедателя или всякого другого обязанного по векселю лица - принять на себя вексельное обязательство, и
2) какие дополнительные обстоятельства, не нарушающие односторонне-сделочного характера отношения, являются необходимыми элементами фактического состава.
Несмотря на все старания сторонников договорной теории доказать, что момент перфекции вексельного обязательства определяется привхождением встречного согласного волеизъявления векселедержателя, им доказать это положение не удается.
Для обоснования односторонне-сделочной теории против договорной чpeзвычaйнo существенно то обстоятельство, что общегражданская и вексельная дееспособность требуется только от векселедателя и именно в момент составления векселя.
Проф. Шершеневич (цит. книга, стр. 42 и сл.) говорит, что "под именем вексельной дееспособности понимается способность актом своей воли принять на себя обязательство, вытекающее из векселя, и что от указанного сейчас понятия необходимо отличать вопрос о способности приобретать векселя, так как этот вопрос относится не к дееспособности, а к правоспособности", и т.д.
Все это совершенно правильно с точки зрения односторонне-сделочной теории, но никак не договорной: ведь, с точки зрения последней, "приобретение" векселя сеть волеизъявление, входящее в вексельный договор.
На этом вопросе - о дееспособности второго субъекта договорного отношения - обычно спотыкаются сторонники договорной, во что бы то ни стало, концепции всех сделочных отношений: публичного обещания награды (Auslobung), бумаг на предъявителя, векселя, дарения и других.
Дальше, у Шершеневича, мы читаем (стр. 44): "Вексельная дееспособность должна существовать в момент, означенный на векселе как время составления его". На последний lapsus договорной теории обратил внимание еще I. Е. Kuntze (в Endem. Н. Bd. IV, Abt. 2, § 15, II, I - S. 77).
Все это лишний раз показывает полное несоответствие договорной теории природе современного векселя. Как мы увидим ниже, эта теория не находит себе подтверждения в современных вексельных законодательствах.
В заключение систематического обзора теорий по вопросу о юридической природе векселя необходимо отметить, что многие сторонники договорной теории в своей полемике против односторонне-сделочной теории берут эту теорию в том ее виде, в каком ее развил I. Е. Kuntze, игнорируя при этом, что его последователи внесли в первоначальную теорию креации ряд весьма существенных изменений и дополнений[41].
III
После обзора вексельных теорий перейдем к выяснению факти-ческого состава вексельного отношения, применительно к нашему действующему законодательству. При этом конструировании фактичес-кого состава необходимо прежде всего принять во внимание статьи 1 и 10 Положения о векселях 1922 г., которые гласят:
Ст. 1. "Векселем называется долговое денежное обязательство, вы-данное одной стороной (векселедателем) другой стороне (векселедер-жателю) с соблюдением требований настоящего положения и напи-санное на вексельной бумаге соответствующего достоинства"[42].
Ст. 10. "Каждому векселедержателю, независимо от прав пред-шественника, принадлежат все права, вытекающие из векселя. Исклю-чается лишь тот случай, когда вексель выбыл из владения последнего, помимо его воли, и векселедержатель об этом знал или должен был знать при обычной в торговом обороте предусмотрительности"[43].
Н. Вавин в своем комментарии полагает, что употребленное в 1-й статье Положения выражение "обязательство, выданное", указывает, что Положение остановилось на теории договорной: Более подробно эта мысль разработана в ст. 10, трактующей о "правах векселедержателя". И дальше автор пространно излагает не требующее доказательств положение, что вексель не выданный не имеет силы, разве бы оказалось, что векселедержатель об этом не знал и не должен был знать при обычной в торговом обороте предусмотрительности.
Как мы видели выше, выдача есть односторонний акт векселедателя, ничего общего с договором не имеющий. Она может быть произведена в запечатанном конверте, причем векселедержатель, приобретая вексель, может и не знать о передаче ему такового. Во всяком случае, требование выдачи в ст. 1 означает лишь то, что Положением теория креации не принята, но отнюдь не то, что оно отвергает односторонне-сделочную теорию вообще.
Обратимся теперь к разбору фактического состава вексельного отношения. Положение о векселях 1922 г., в отличие от Устава о векселях 1902 г. (ст. 15, 16, 24 и др.)[44], делает различие между условиями перфекции обязательства в отношения первого приобретателя векселя и в отношении лиц, к коим последний дошел по передаточным подписям. В доказательство такого разного отношения можно сослаться на 10-ю статью Положения. Эта статья на первый взгляд может, как будто, быть истолкована в том смысле, что она относится и к первому приобретателю: "к каждому векселедержателю", т.е. в том числе и к первому приобретателю векселя. Однако такое понимание разрушается дальнейшим: "независимо от прав предшественника", - ведь первый приобретатель, получающий вексель непосредственно от векселедателя, лица обязанного, а не управомоченного, не имеет предшественников, управомоченных по данному векселю.
Для перфекции вексельного обязательства, в отношении первого приобретателя, требуется:
1) чтобы вексель был изготовлен с соблюдением требований настоящего положения, и
2) чтобы вексель был ему выдан.
Не требуется какого-либо принятия; не требуется, чтобы приобретатель векселя знал, что ему выдается вексель[45] (например, когда вексель выдается в запечатанном конверте). Требуется лишь, чтобы векселедатель выпустил из своих рук изготовленный вексель с тем, чтобы он попал в руки лица, обозначенного на нем в качестве векселедержателя.
В отношении каждого последующего держателя, т.е. лица, к которому вексель дошел по передаточной надписи, требуется лишь, чтобы надлежащим образом изготовленный вексель попал в его обладание так, чтобы он нe знал и, при обычной в торговом обороте предусмотрительности, мог не знать, что вексель выбыл из владения его предшественника помимо или против его воли.
В то время как по Уставу 1902 г. в отношении первого приобретателя требуется:
1) чтобы вексель был изготовлен надлежащим образом векселедателем, и
2) выдан первому приобретателю, или же так попал в его руки, чтобы он не знал о том, что вексель выбыл из рук векселедателя помимо его воли.
В отношении последующих - то же самое[46].
Таким образом, Устав 1902 г. проводил последовательно разобранную выше теорию добросовестного приобретения (Redlich-keitstheorie). Положение же 1922 г. проводит эту теорию применительно к последующим приобретателям и склоняется к теории эмиссии (отчасти, пожалуй, к Begebungstheorie) в отношении первого приобретателя, оставаясь и в том и в другом случае на почве односторонне-сделочной теории, не делая никаких отступлений в сторону теории договорной.
В отношении пределов требуемой добросовестности, как правильно отмечает Вавин, наше положение идет значительно дальше дореволюционного права; мысль, выраженная в словах: ": или должен был знать при обычной в торговом обороте предусмотрительности" - совершенно новая для нашего русского вексельного права: Уставу 1902 г. она, действительно, была неизвестна. Вот в отношении Германского Вексельного Устава автор, по моему мнению, заблуждается; в опровержение его заблуждений достаточно сослаться на следующие слова 74-й ст. этого Устава: ":oderihm (т.е. последующему приобретателю векселя) bei der Erwerbung des Wechsels eine grobe Fahrlässigkeit zur Last fällt", причем Германский Устав в этом отношении даже строже нашего Положения, так как он не ограничивает применения этого правила одними торговцами[47].
Все сказанное относительно фактического состава вексельного отношения непосредственно касается первоначального возникновения обязательства, т.е. выдачи векселя от векселедателя первому приобретателю и передачи векселя (индоссамента). Последний представляет собою выдачу нового векселя, который все свое содержание, за исключением обозначения субъектов, обычно воспринимает с лицевой стороны вексельного документа, из первоначального векселя[48].
В обоих случаях, на основании изложенных соображений, односторонний характер вексельноуправомочивающей сделки находится вне сомнения. Несколько сложнее стоит вопрос относительно юридической природы принятия (акцепта) переводного векселя плательщиком.
На первый взгляд договорный характер акцепта кажется самоочевидным. Однако при внимательном исследовании вопроса и в этом случае обнаруживается односторонне-сделочный характер возникновения вексельного отношения.
Представители договорного понимания обычно (см., напр., Гарейс, III, стр. 575; Шершеневич, III, стр. 112) в доказательство договорного характера акцепта, в доказательство существования Accept - oder Annahmevertrag подчеркивают, чтo при акцепте должно быть налицо законченное волеизъявление акцептанта, ничем, однако, не доказывая необходимости для перфекции сделки еще чьего-либо встречного согласного волеизъявления. Другими словами, и здесь так же, как это часто бывает со сторонниками договорного понимания различных сделочных отношений, для обоснования двустороннего характера сделки ими доказывается необходимость надлежащего волеизъявления одной стороны, а о другой стороне забывается.
Путем акцепта плательщик приобщается к существовавшему до него вексельному отношению, и притом так, что принятое им на себя обязательство является совершенно самостоятельным, новым обязательством, приобщенным к ряду обязательств, уже выраженных в векселе, в силу выдачи первому приобретателю или индоссаментов, и в своей действительности от этих обязательств совершенно независимым. Так же, как и при индоссаменте, акцепт создает как бы новый, и притом простой вексель, по коему акцептант сам и безусловно обязывается к платежу перед каждым добросовестным векселедержателем[49].
Принимая во внимание самостоятельный характер вексельного обязательства акцептанта и отсутствие в положительном праве упоминаний о каком-либо "принятии" акцепта, мы должны признать его односторонне-сделочный характер.
Спрашивается: что требуется для перфекции акцепта, с какого момента устанавливается обязательство акцептанта? Сторонники договорного понимания, как мы видели выше, требуют еще какого-то встречного волеизъявления, причем, напр., Шершеневич считает плательщика-акцептанта оферентом, и полагает, что его оферта-акцепт еще должна быть кем-то принята. На основании изложенных соображений, мы признаем односторонний характер акцепта и считаем необходимым выяснить: достаточно ли одного написания и подписания акцепта, или же требуется еще Aushändigung или эмиссия, чтобы акцепт считался окончательным. Германское право стоит в этом вопросе на точке зрения теории креации[50], не допуская зачеркивания акцепта даже до возвращения векселя векселедержателю. Устав о векселях 1902 г. стоит на другой точке зрения[51], требуя для перфекции акцепта его выдачи, его обладания.
Относительно нашего действующего права (Положение о векселях 1922 г.) следует признать, что оно придерживается в отношении акцепта точки зрения теории креации.
В самом деле, когда именно плательщик мог бы зачеркнуть акцепт, если вексель может ему не быть оставлен (ст. 21)? Его положение совершенно иное, чем положение векселедателя: последний, создав вексельный документ, может не выпускать его из своих рук, a потому Aushändigung или же эмиссия могут являться решающим моментом для возникновения вексельного отношения. Плательщик же может только принять, сделав соответствующую надпись и подписав ее, или же не принять, отказавшись сделать надпись о принятии (ст. 22, 23 и 26). Раз он принял, то его волеизъявление обязывает его безусловно, т. е. в этом вопросе наше Пoложение повторяет точку зрения Германского Устава (W. О., § 21, 4).
Другое понимание постановлений нашего действующего права об акцепте высказано у Вавина (цит. соч., стр. 104): "С какого момента устанавливается обязательство акцепта (очевидно, акцептанта)? С момента ли учинения им на векселе надписи об акцепте, или с момента выдачи презентанту акцептированного векселя?
Так как Положение стоит на точке зрения договорной теории, по которой вексельное обязательство возникает только с выдачею векселя, то моментом возникновения вексельной обязанности акцептанта следует считать момент выдачи акцептованной тратты презентанту".
Таким образом, Вавин отстаивает, по существу говоря, не договорную теорию против односторонне-сделочной, а теорию эмиссии против теории креации. Еще в отношении первоначальной выдачи и передачи векселя можно согласиться с его доводами, так как, не выдав векселя, векселедатель или трассант могут этим не выпустить в оборот свое вексельное обязательство. С акцептом же положение обстоит совершенно иначе, так как здесь не может быть и речи о невозвращении векселя: для векселедателя и трассанта вексель - свой документ, для акцептанта же - чужой, и это обстоятельство должно быть принято во внимание.
В результате всего изложения мы приходим к тому выводу, что по действующему праву обоснование всякого вексельного обязательства происходит путем односторонней юридической сделки.
IV
Еще римское, и особенно пандектное, право знали отдельные случаи (pollicitatio, votum) возникновения обязательств из одностороннего волеизъявления. В современном праве число односторонних юридических сделок (и именно односторонне-управомочивающих) неизменно растет (Auslobung, бумаги на предъявителя, вексель и др.).
Если мы обратимся к истории признания связующей силы договоров, то мы здесь тоже увидим что к господству положения pacta sunt servanda - право пришло весьма постепенно: сначала получили признание отдельные типы договоров, постепенно число их умножалось, признание распространялось на определенные категории безымянных договоров (contractus innominati) и бесформальных соглашений (pacta) и, наконец, утвердилось признание связующей силы всякого соглашения, поскольку оно не стоит в противоречии с положительным правом.
Отмеченная выше тенденция современного права к постепенному расширению признания односторонних юридических сделок (из категории односторонне-управомочивающих) позволяет предположить, что мы придем рано или поздно к признанию связующей силы за всякой односторонне-управомочивающей сделкой.
Печатается по изданию:
Б.Б. черепахин[52].
Юридическая природа векселя и Положение о векселях 1922 года //
Право и жизнь. 1923. Кн. 9-10.
С. 3-20.
Примечания:
|
