Список книг
|
« Предыдущая | Оглавление | Следующая » Нерсесов Н.О. Избранные труды по представительству и ценным бумагам в гражданском праве
Глава V. Виндикация и амортизация бумаг на предъявителя. Французский закон 12 июля 1872 г. положение вопроса по германскому и нашему законодательствам. Из природы бумаг на предъявителя, выясненной на предыдущих страницах,
вытекает, что свойство кредитора по ним тесно и неразрывно связано с правом
владения документа. Кто добросовестно владеет документом, тот имеет исключительное
право распоряжения и пользования им. Свойство кредитора обусловливается
фактом владения. Возможность полного разделения кредитора и собственника
по данной бумаге на предъявителя, признаваемая некоторыми,[627] имеет место только в теории,
а не в действительности. Лицо, приобретая бумагу на предъявителя, имеет
в виду, что легитимационные основания его права требования заключаются
исключительно в факте добросовестного владения документом; должник, выдавая
безыменную бумагу, заранее объявляет, что платежом предъявителю, не требуя
от него никаких других легитимационных оснований, кроме факта владения,
освобождается от всякой дальнейшей ответственности. Отсюда логически следует,
что если собственник лишился владения принадлежащих ему ценных бумаг посредством
потери, воровства, обмана или в случае уничтожения этих бумаг от vis major
(наводнение, пожар, etc.), то он теряет бесповоротно и право, связанное
с данным документом. Но положительные законодательства смягчают ригоризм
этого положения, допуская в некоторых случаях виндикацию, а при совершенной
потере ценных бумаг и амортизацию их.
Виндикация
Виндикация как вещный иск применима лишь к реальным предметам, в данном
случае к бумаге как таковой; но по необходимой связи свойства кредитора
с владетелем документа возвращением последнего одновременно восстановляется
и утраченное свойство кредитора. Применение виндикации к ценным бумагам
как к обыкновенным движимым вещам противоречит интересам добросовестного
владения и оборота; полное же исключение виндикации безыменных бумаг как
необходимое последствие их природы идет вразрез с интересами собственника,
быть может, поместившего в этих бумагах свои последние сбережения. Рассмотрим,
как разрешается настоящая дилемма в положительном праве европейских народов.
В положительном законодательстве Франции до последнего времени был пробел
по данному вопросу; только в начале 1870-х годов появились специальные
законоположения на случай потери бумаг на предъявителя и связанных с ним
последствий. Во французском законодательстве[628] следует отметить два периода в вопросе о
виндикации бумаг на предъявителя: до закона 12 июля 1872 г. и после этого
закона.
В первом периоде владелец ценных безыменных бумаг почти не имел никакой
защиты на случай потери таковых. Бумаги эти, не имея индивидуальных признаков,
чтобы быть объектом виндикационого иска, становились бесповоротно собственностью
добросовестного владельца, который с большим правом, чем владелец обыкновенной
движимости, мог сослаться в защиту своего владения на известный афоризм
древнего права: "possideo quia possideo". Судебная практика приравнивала
эти бумаги к движимым вещам, к которым применяется ст. 2279 codе civil;
"en fait de meubles possession vaut titre". Но в двух случаях, а именно
при потере или воровстве движимой вещи, законодательство допускает виндикацию
имущества в течение трех лет со времени пропажи или воровства даже по
отношению к добросовестному владельцу (ст. 2279 Code civil). Если же вещь
(потерянная или краденая) куплена на рынке или от купца, занимающегося
продажей подобных вещей профессионально, то виндикация возможна не иначе,
как удовлетворив предварительно владельца суммой, уплаченной им при приобретении
(ст. 2280 Code civil). Таким образом, владелец ценных бумаг на предъявителя
в случае воровства или потери таковых был несколько гарантирован. Я говорю
несколько, потому что, во-первых, виндикация давалась ему только тогда,
когда бумаги утеряны или украдены, а во-вторых, она не приносила ему особенной
выгоды, когда была направлена против добросовестного владельца, приобретшего
данные бумаги на рынке или от купца по профессии.
Применение этих правил на практике возбуждало большие затруднения. Закон
не давал защиты посредством вещных исков владельцу в случае лишения его
ценных бумаг посредством обмана, мошенничества, злоупотребления доверием
и т. п. Например, если закладодержатель или ссудоприниматель, или
депозитарий, или поверенный, злоупотребив доверием собственника бумаг,
вверенных им во временное владение, отчудили бумаги третьим лицам, то
против этих последних собственник не мог иметь виндикационного иска, так
как по смыслу приведенных выше законоположений иск этот давался только
в случаях потери или воровства.
Далее закон не давал никакой защиты и в том случае, когда ценная бумага
уничтожена от какого-либо несчастного события. Если владелец в этом случае
обратился к должнику для получения дубликата, то его просьба не может
быть исполнена по соображениям вполне основательным. В самом деле, должник
обязан удовлетворить всякого предъявителя безыменной бумаги; поэтому,
чтобы выдать дубликат, необходимо удостовериться до очевидности в уничтожении
оригинала. Собственник, требующий дубликат, должен доказать не только
свое право, но и то, что ценные бумаги были в его владении именно в момент
их погибели; иначе, если бумага, о которой идет речь, окажется в руках
третьего, то должник, выдавший дубликат, обязан будет удовлетворить и
предъявителя оригинала; другими словами, ему придется дважды уплатить
по одному и тому же обязательству.
С другой стороны, допустить возможность полного освобождения должника
в случае уничтожения выданной им бумаги на предъявителя значит поощрять
незаконное обогащение на чужой счет.
Некоторые французские суды, желая примирить указанные противоречия, обязывали
должника выдать дубликат в случае доказанной погибели бумаги по истечении
определенного давностного срока (десять или тридцать лет). Суды руководствовались
тем соображением, что если в течение давностного срока владелец бумаги
не воспользовался своим правом иска, то должник без опасения быть дважды
привлеченным к ответственности может выдать дубликат. Не говоря о том,
что собственник при таком решении дела не может в течение продолжительного
времени пользоваться своим правом, нельзя сказать, что и самое право требования
по всем без исключения безыменным бумагам прекращается исковой давностью.
например, если речь идет о безыменной акции, будто бы уничтоженной, то
и после тридцати лет лицо, в руках которого она окажется, считается правомерным
акционером, потому что право акционера как участника известного товарищеского
предприятия не прекращается давностью, пока существует сама компания.
Относительно государственных бумаг на предъявителя, погибших от несчастного
случая, действует во Франции специальное постановление. Владелец подобных
бумаг может получить дубликат, внося в государственное казначейство обеспечение
именными ценными бумагами в сумме, соответствующей ценности погибших бумаг
на предъявителя[629].
Отсутствие специальных законоположений чувствовалось по мере увеличения
количества циркулирующих в обороте безыменных бумаг. В случаях потери
их сталкивались интересы нескольких лиц: собственника, настоящего владельца,
должника и наконец маклера или банкира, чрез посредство которых приобретена
данная бумага, Необходимо было определить взаимные отношения собственника
и владельца, установить рациональные меры для препятствия к дальнейшему
циркулированию данных бумаг и к реализации прав требования по ним. Наконец,
следовало обеспечить более реальным образом интересы собственника на случай
совершенного уничтожения бумаги на предъявителя, потому что получение
капитального долга по истечении тридцатилетнего давностного срока не может
считаться действительной мерой. Все эти обстоятельства предусмотрены законом
15 июня 1872 г., который мы изложим несколько подробнее ввиду того, что
он послужил образцом для позднейших европейских законодательств.
необходимость специального узаконения для бумаг на предъявителя чувствовалась
в правительственных сферах Франции еще в начале 60-х годов. В 1862 г.,
3 июля, был читан в сенате замечательный доклад по этому вопросу Bonjean'ом.
Доклад был вызван петициями, адресованными в сенат еще в предыдущем году.
Предложение Bonjean'а было отправлено в министерства финансов, торговли
и юстиции и в 1868 г. была учреждена при министерстве юстиции особая комиссия
для выработки закона; но дело не подвигалось вперед, пока, во время войны
1870 г., и особливо во время последовавшего за войной инсуррекционного
движения парижской коммуны 1871 г., не возникло множество случаев
лишения собственников принадлежащих им ценных бумаг. Почти накануне вступления
версальских войск в Париж для подавления коммуны был издан закон (12-19
мая 1871 г.) о том, что всякие имущества, как движимые, так и недвижимые,
захваченные, секвестрированные или иным образом отнятые от собственников
в период времени существования коммуны (18 марта - 28 мая 1871 г.) во
имя инсуррекционной власти или хотя и частными лицами, действовавшими
без приказания, но в интересах возмущения, объявляются неотчуждаемыми
до возвращения их во владение прежних собственников. Ст. 2 этого же закона
постановляет, что в вопросе об отчуждении движимых вещей, недействительность
которого (отчуждения) установлена первой статьей, не меняется ст. 2279
и 2280 codе civil. Подобные отчужденные движимые имущества могут быть
виндицируемы безусловно собственником в течение 30 лет со времени официального
прекращения инсуррекционого движения. Закон этот применяется и к бумагам
на предъявителя, которых лишились собственники во время коммуны. По всей
вероятности, коммуна ускорила законодательные работы по вопросу о бумагах
на предъявителя, так как почти на другой день после коммуны, а именно
27 июля 1871 г., Дюфор представил проект закона в национальное собрание,
получивший силу закона только через год, 15 июня 1872 г.
Закон 1872 г. состоит из 16 статей, в которых предусмотрены все существенные
вопросы.
Прежде всего в новом законе определяются те формальности, которые обязан
выполнить собственник, лишившийся бумаг на предъявителя. При этом интересы
собственника обеспечены не только в случаях воровства или потери, как
это было по ст. 2279 и 2280 Сode civil, но во всех случаях лишения его
бумаг на предъявителя каким бы то ни было способом. Следовательно собственник
может найти защиту и при лишении ценных бумаг вследствие злоупотребления
доверием, мошенничества и т. п.
Формальности, исполнение которых является необходимым условием приобретения
тех прав, которые, по новому закону, предоставляются собственнику, имеют
двоякую цель: во-первых, остановить выдачу должником дивиденда по данной
бумаге, а также и капитала, если требование такового возможно, и во-вторых,
препятствовать дальнейшему обращению спорных бумаг в промышленном обороте.
С этой двоякой целью собственник делает два самостоятельные заявления
чрез посредство судебного пристава (huis-sier): одно должнику и другое
синдикату фондовых маклеров в Париже (agents de change). В этих заявлениях
указываются: а) время и способ приобретения права собственности на данные
бумаги; b) время и место получения в последний раз дивиденда по ним, и
с) обстоятельства, при которых собственник лишился владения ими. Синдикат
маклеров по получении такого заявления немедленно публикует номера спорных
ценных бумаг в специальной для этой цели газете - "Bulletin officiel des
oppositions sur les titres au porteur". (Такса публикации и вообще подробности,
относящиеся к этому вопросу, были определены регламентом 11 апреля 1873
г.) Эта газета получается обязательно на всех французских биржах, так
что всякому маклеру легко навести немедленную справку о бумагах на предъявителя,
порученных ему для продажи.
Положение собственника, не сделавшего только что упомянутых заявлений,
будет такое, какое было до закона 1872 г., т. е. к такому случаю
будут иметь применение ст. 2279 и 2280 code civil.
Должник по получении заявления от собственника не вправе выдавать стороннему
предъявителю спорной бумаги ни дивиденда, ни капитала. Но такое положение
имеет только отрицательную выгоду для собственника. Ему было бы желательно
самому получить как дивиденд, так и капитал, если требование последнего
возможно, а в случае совершенного уничтожения ценной бумаги получить дубликат.
Закон 1872 г. определяет условия, при которых собственник может приобрести
пользование только что перечисленными правами.
Выдача дивиденда или капитала собственнику обставлена следующими четырьмя
условиями: а) необходимо, чтобы прошло не менее года со времени учиненного
заявления; b) чтобы прошли по крайней мере два срока для выдачи дивиденда;
с) собственник должен быть снабжен управомочием (autorisation) от президента
гражданского трибунала по месту своего жительства, и d) он обязан представить
достаточное обеспечение, размер и свойство которого в случае спора определяется
по решению суда. Первые два из перечисленных условий, очевидно, относятся
только до выдачи дивиденда, а никак не капитала. Обеспечение, даваемое
для получения дивиденда, освобождается по истечении двух лет со времени
судейской авторизации, если в этот промежуток времени не была предъявлена
кем-либо посторонним спорная бумага для получения дивиденда. Обеспечение
же, вносимое для получения капитала, освобождается по истечении десяти
лет со времени сделанного заявления и по крайней мере пяти лет со времени
получения судейской авторизации. Но если собственник не хочет или не имеет
возможности дать обеспечение, то как дивиденд, так и капитал, когда требование
такового возможно, вносится компанией в особую кассу (caisse des dépôts
et consignations) и выдается собственнику по прошествии того промежутка
времени, который считается необходимым для освобождения обеспечения (десять
лет для получения капитала и два года для дивиденда). Раз должник учинил
выдачи собственнику при соблюдении условий, требуемых законом 1872 г.,
он освобождается от всякой дальнейшей ответственности, и третьему лицу,
владельцу бумаг, сохраняется только личный иск против просителя, учинившего
неправильное заявление.
Приведенные выше постановления закона 1872 г. касаются случаев утраты
собственником принадлежащих ему бумаг на предъявителя, которые продолжают
существовать в действительности. При совершенном же уничтожении бумаги
на предъявителя допускается по закону 1872 г. выдача дубликата при соблюдении
следующих условий: а) необходимо истечение десяти лет (tempus continuum)
со времени судейской авторизации; b) в этот промежуток времени должна
происходить публикация номеров данных кредитных бумаг; с) нужно уплатить
издержки на публикацию, и d) представить гарантию, что по получении дубликата
будет продолжаться публикация еще десять лет (предполагается, что постороннее
лицо не представило в этот промежуток времени спорную бумагу для получения
дивиденда). По выдаче при этих условиях дубликата просителю детентору
спорной бумаги остается только личный иск к владельцу дубликата.
До сих пор мы излагали отношения собственника к должнику, эмиссировавшему
данные бумаги на предъявителя. Рассмотрим теперь отношения собственника
к владельцу бумаги по закону 1872 г.
Если третье лицо владеет спорной бумагой недобросовестно, то собственник
имеет против него как личный, так и виндикационный иск в течение тридцати
лет.
Если же оно владеет добросовестно, то взаимное отношение его и собственника
обсуживается различно, смотря по тому: а) приобретены ли бумаги до публикации
об их потере; b) приобретены ли до, но традированы после публикации, и
с) приобретены ли и традированы после публикации. В первом случае применяются
ст. 2279 и 2280 code civil, так как формальности, требуемые новым законом,
не исполнены. Что касается второго случая, то хотя для приобретения права
собствености и достаточно одно только договорное соглашение, но когда
объектом договора служат генерические вещи, то договор считается совершенным
лишь после индивидуализации объекта, которая может совпадать с моментом
традиции (что бывает обыкновенно) или же предшествовать ему. Поэтому заявление
собственника может иметь желаемые последствия, если только оно учинено
до момента индивидуализации объекта сделки. Передача (вручение) бумаг
на предъявителя, приобретенных на бирже, совершается обыкновенно чрез
несколько дней по заключении операции. Если в промежуток времени между
заключением сделки и традицией были публикованы номера спорных бумаг на
предъявителя, то покупатель вправе отказаться от получения таковых. В
противном случае он совершает неосторожность, а потому должен подчиниться
всем невыгодным последствиям своей неосторожности, то есть он вынужден
возвратить эти бумаги собственнику, учинившему заявление, не имея права
требовать эквивалента. Что касается до третьего случая, то он не представляет
никаких затруднений ввиду ясного смысла 12 ст. закона 1872 г., по которой
всякая сделка с бумагами на предъявителя, номера которых включены в "Bulletin
officiel" по заявлению собственника, не имеет никаких юридических последствий
для собственника, который вправе виндицировать их, оставляя владельцу
личный иск к продавцу и к маклеру, бывшему посредником.
Остается рассмотреть отношение собственника и владельца к маклерам и
другим посредствующим лицам.
Вопрос об ответственности маклеров порождал постоянные споры до издания
закона 1872 г. как в юридической доктрине, так и в судебной практике.
Закон 1872 г. поставил предел этим спорам, определив в точности как случаи,
так и размер ответственности маклеров, чрез посредство которых совершаются
операции с спорными бумагами на предъявителя. Упомянутый закон вменяет
в обязанность каждому фондовому маклеру обозначать в своих прошнурованных
книгах номера ценных бумаг, которые покупаются или продаются чрез их посредство.
Они обязаны также выставлять номера бумаг на квитанции, которую вручают
своим клиентам (комитентам). Таким образом, держатель опротестованной
ценной бумаги имеет возможность констатировать время и способ приобретения
имеющейся у него ценой бумаги.
Для определения ответственности посредствующего маклера следует различать
следующие три случая:
1) Когда сделка заключена после учиненного собственником протеста и после
публикации в "Bulletin officiel" номеров опротестованных бумаг, то, без
всякого сомнения, третье лицо, у которого собственник виндицировал бумаги,
имеет право иска к своему маклеру для возмещения всех убытков. Этот последний
в свою очередь обращается с таковым же иском к маклеру продавца. В конечном
результате несет убытки продавец, так как его маклер на основании договора
поручения вправе требовать от него убытки, понесенные при исполнении поручения.
Непосредственные отношения между клиентами невозможны: во-первых, за отсутствием
всякого юридического основания к тому, и во-вторых, клиенты бывают неизвестны
друг другу, так как маклеры обязаны сохранять в строгой тайне имена своих
клиентов.
2) Когда сделка заключена и исполнена до заявления собственника и публикации
номеров в "Bulletin", то маклер никакой ответственности не несет, если
только он не совершил при этом какой-либо вины по общему праву или же
вины профессиональной, например, когда ему было известно незаконное происхождение
ценных бумаг своего клиента и т. п. В рассматриваемом случае маклер
свободен от ответственности как пред собственником, так и пред третьим
лицом - приобретателем бумаг. Цель закона очевидно была та, чтобы не оставлять
маклеров под страхом неопределенных обязанностей, который (страх) может
служить серьезным препятствием быстроты торговых операций.
3) Наконец третий и последний случай, когда бумаги приобретены ранее,
а традированы после публикации. Здесь следует различать в свою очередь
два случая: переданы ли бумаги от маклера продавца маклеру покупателя
или нет. В первом случае сделка считается уже совершенной, ибо маклер
в качестве комиссионера своего клиента обязан по первому требованию последнего
вручить ему имеющиеся у него ценные бумаги. Следовательно, если покупатель
пожелает взять от своего маклера бумаги, номера которых уже опубликованы,
то маклер не несет никакой пред ним ответственности. Во втором же случае
маклер покупателя вправе отказаться от принятия протестованных уже бумаг
и потребовать или другие бумаги, или же возмещение убытков.
В настоящее время, как известно, нередко приобретают ценные бумаги не
чрез посредство маклеров на бирже, а в банкирских конторах, в меняльных
лавках и т. п. Об ответственности этой категории лиц, т. е.
банкиров, менял и других, не имеется никаких постановлений ни в гражданском
кодексе, ни в законе 15 июня 1872 г. Судебная же практика к ним относится
гораздо строже, чем к маклерам, на том основании, что официальное положение
последних служит более или менее прочной гарантией правильности операций,
совершаемых чрез их посредство. Можно формулировать в следующих двух положениях,
выработанных французской судебной практикой, вопрос об ответственности
банкиров, менял и других. 1) Указанные лица безусловно отвечают как собственнику,
так и владельцу, когда бумаги куплены или пущены ими в обращение после
публикации о них в "Bulletin". 2) Они отвечают и в том случае, когда совершили
операцию с бумагами, хотя до протеста и публикации, но без принятия необходимых
мер предосторожности, как-то: в случае покупки от лица заведомо несостоятельного,
от несовершеннолетнего и вообще от лиц подозрительных и им неизвестных.
Из сделанного нами очерка видно, что французский закон 1872 г. пополнил
важный пробел гражданского законодательства в вопросе о бумагах на предъявителя,
играющих значительную роль в современном промышленном обороте. Но не все
без исключения бумаги на предъявителя подчинены действию закона 1872 г.
Последняя статья (16) упомянутого закона говорит, что положения его (закона)
применяются к бумагам на предъявителя, выпущенным департаментами, коммунами
и разными публичными учреждениями. Из действия его изъяты билеты французского
банка, государственные ренты и другие бумаги на предъявителя, выпущенные
государством, для которых существуют специальные декреты и регламенты.
Что касается до билетов французского банка (банкноты), то безусловное
исключение виндикационного иска по отношению к ним является необходимостью.
Назначение этих билетов - увеличить количество денежных знаков, заменить
металлические деньги в смысле орудия мены. Они имеют то общее с другими
бумагами на предъявителя свойство, что суть обязательства уплатить обещанную
сумму всякому предъявителю; но по своим целям эти бумаги существенно различаются
между собой. Всякая бумага на предъявителя есть документ, констатирующий
конкретное обязательственное отношение, между тем билеты банка не вытекают
из какого-либо частного, единичного обязательства. Отношение между билетами
банка и другими бумагами на предъявителя то же, что отношение между металлическими
деньгами и другими видами реальных ценностей. Как деньги составляют родовую
ценность, так и банкноты являются родовой ценной бумагой. Ввиду такого
характера банкнот они всегда бывают не только на предъявителя, но и по
предъявлению, между тем большинство бумаг на предъявителя суть обязательства,
в которых обозначен срок требования по ним. Итак, из самой природы банкнот
вытекает неприменимость к ним виндикационного иска. такой иск, во-пер-вых,
был бы практически неосуществим ввиду трудности индивидуализировать объект
иска, и во-вторых, оказал бы стеснение их быстрому циркулированию, с каковой
целью они и изобретены.
Для изъятия из-под действия нового закона государственных бумаг, имеющих
тот же экономический и юридический характер, как и бумаги, выпускаемые
различными акционерными компаниями, не имеется приведенных выше оснований.
Во время обсуждения закона 1872 г. в национальном собрании некоторые ораторы
высказались в этом смысле, говоря, что если проектируемый закон хорош,
то нет основания изъять государственные бумаги из-под его действия. Докладчик
законопроекта, Grivart, на это ответил, что ввиду существующего специального
закона (22 floréal, год VII), по которому государственные бумаги
не подлежат протесту, правительство децентрализировало платежи по рентам,
предоставив держателям их представлять в публичную кассу той местности,
которую они найдут наиболее для себя удобной. Ввиду значительного количества
таких местных касс (контор) применение нового закона к государственным
бумагам причинило бы большие хлопоты, а нередко и убытки правительству,
заставляя его нести ответственность за неосмотрительность и нерадение
своих многочисленных агентов.
Так как перечисленные законом изъятия суть исключения из общего правила,
то следует их толковать в ограничительном смысле и действие нового закона
распространить на все бумаги на предъявителя, кроме перечисленных в последней
статье его. Следовательно действие закона 1872 г. следует распространить
и на бумаги на предъявителя, выпускаемые частными лицами. При этом, однако,
необходимо заметить, что многие из таковых бумаг вовсе не предназначены
к циркулированию в промышленном обороте, поэтому те из постановлений закона
1872 г., которые относятся до воспрещения к циркулированию протестованных
бумаг, не могут иметь применения к ним. Таковы, например, театральные,
концертные билеты, обеденные марки и т. п. К этой же категории относятся
некоторые из бумаг, выпускаемых обществами, как-то: билеты на проезд по
железным дорогам, на отправление товара или багажа и т. п. Но если
закон 1872 г. не может относиться к подобным бумагам в той части своей,
которая касается задерживания дальнейшего обращения бумаг, то нет основания
не применять к ним те из положений нового закона, которые имеют целью
препятствовать реализации прав требования по ним (понятно, если это практически
возможно). В французской судебной практике были случаи применения нового
закона в последнем смысле к билетам ломбарда (bons des monts-de-piété).
Остается нам указать на отношение нового закона к иностранным ценным
бумагам, циркулирующим во множестве на парижской бирже. Без всякого сомнения,
те из положений нового закона, которые имеют в виду отношения собственника
или владельца к учреждению (должнику), выдавшему бумагу на предъявителя,
не могут иметь применения относительно иностранных бумаг по той простой
причине, что учреждение, находясь в чужом государстве, обязано руководствоваться
законами своей страны и не может подчиняться законоположениям другого
государства. Та же часть закона 1872 г., которая говорит о протесте синдикату
маклеров Парижа и о юридических последствиях, связанных с таковым протестом,
может и должна иметь применение к иностранным бумагам, находящимся в обращении
на французской территории. Апелляционный суд Парижа в 1876 г. постановил
одно решение в этом смысле относительно оттоманских ценных бумаг[630].
В германской литературе по данному вопросу существует большое разнообразие.
Одни, исходя из общих начал римского права, допускавшего виндикации даже
относительно денег[631],
признают подлежащими виндикации и бумаги на предъявителя[632]. Другие, и притом большинство, ограничивают
при-менение виндикации к бумагам на предъявителя, а именно, исключают
ее против добросовестного владельца, оставляя ее только против недобросовестного[633].
Основание такого ограничения видят или в обычном праве, или в по-литико-экономических
соображениях (Gerber), или в требованиях современного промышленного оборота
(Hоffmann), или наконец в молчаливом согласии между кредитором и должником
(Thöl).
Мы остановимся несколько подробнее на мнении Gönner'a, который первый
из германских юристов высказался против исключения виндикации бумаг на
предъявителя. Свое мнение он основывает в общих чертах на следующих соображениях.
В бумагах на предъявителя документ заключает неразрывно в самом себе
право требования; последнее без связи с первым немыслимо. Если, таким
образом, факт владения является единственным признаком для определения
свойств кредитора, то виндикация безыменных государственных бумаг против
добросовестного владельца не должна иметь место. Это положение подтверждается
еще следующими данными: 1) виндикация прав требования противоречит общим
началам гражданского права. Если свойство кредитора обусловливается исключительно
фактом владения документом, то никого нельзя признать кредитором, кроме
самого владельца; 2) только документ непосредственно и исключительно легитимирует
владельца как кредитора; 3) должник, уплатив владельцу, освобождается
безусловно от дальнейшей ответственности; 4) будет опасной игрой слов
считать владение в данном случае только презумпцией прав собствености;
5) ссылка на римское право неуместна, так как эти бумаги суть продукт
современного гражданского оборота; 6) положение бывшего владельца не особенно
ухудшается исключением виндикации, так как он имеет личный иск против
непосредственного нарушителя его прав.
Приведенное мнение Gönner'a можно признать правильным и в настоящее
время; против него особенно восстает Тель[634], находя в нем логическое противоречие.
По словам Теля, исходя из основной точки зрения Gönner'a, что "факт
владения есть исключительный признак, определяющий свойство кредитора",
следует по логической последовательности исключить виндикацию и против
недобросовестного владельца, и даже против всякого детентора.
Тель, как и большинство писателей, смешивает взаимные отношения владельца
и должника с таковыми бывшего и настоящего владельца. Для должника достаточно
удостовериться в факте владения; он не имеет ни права, ни обязанности
удостовериться в правомерности владения предъявителя документа, так что
ответчик может удовлетворить и детентора, приняв его за настоящего кредитора;
понятно, если должнику известна незаконность владения предъявителя, то
он обязан не производить удовлетворения, иначе он поступит mala fide,
за которую может быть привлекаем к ответственности настоящим кредитором.
Совсем другое, когда речь идет о взаимных отношениях бывшего и настоящего
владельца бумаг на предъявителя. Правом защиты пользуется только юридическое
владение, а не простое держание, притом только добросовестное владение.
С своей стороны, Тель находит основание исключения виндикации бумаг на
предъявителя против добросовестного владельца в молчаливом соглашении
сторон. По его словам, допущение виндикации было бы противоречием воле
самого виндиканта, имевшего в виду при приобретении бумаги считать единственным
легитимационным основанием своего права факт владения. Но такой tacitus
consensus Теля есть только одно предположение.
По нашему мнению, исключение виндикации безыменных бумаг есть логическое
следствие требований промышленного оборота, ради удовлетворения которых
появилась форма на предъявителя. Эта последняя, как известно, была вызвана
интересами облегчения доказательства; доказательство легитимации (как
активной, так и пассивной) связано здесь исключительно с владением документа.
Обращаясь к положительному законодательству Германии, можно найти в нем
постановления об исключении или ограничении виндикации к бумагам на предъявителя.
Так, прусское земское уложение[635] в ч. I, тит. 15, § 47, гласит, "что постановления об исключении
виндикации распространяются на всякие бумаги и документы на предъявителя,
пока они не превращены в именные". То же сделано и во многих партикулярных
законодательствах (саксонское, баварское)[636].
Австрийское гражданское законодательство также ограничивает применение
виндикационного иска к бумагам на предъявителя[637].
Ввиду сжатости и недостаточной ясности приведенных законодательных постановлений
по рассматриваемому вопросу на практике возникают постоянные недоразумения
и колебания. Большею определенностью и точностью отличается постановление
общегерманского торгового уложения; ст. 307 исключает виндикационный иск
против добросовестного приобретателя бумаг на предъявителя, хотя бы они
были украдены или утеряны бывшим владельцем. Следовательно, по смыслу
этого закона, кто bona fides приобрел бумаги на предъявителя, тот становится
ipso facto собственником, хотя бы приобретение было сделано и не от собственника.
Этот принцип принят и в проекте общегерманского гражданского уложения
(§ 879), т. е. что от добросовестного владельца не могут быть отбираемы
безыменные бумаги, хотя бы они были краденые[637].
Амортизация или мортификация безыменных бумаг (погашение, умерщвление)
Как теория[638], так
и положительное законодательство Германии допускают при безусловной потере
безыменной бумаги или уничтожении ее от какого-либо несчастного случая
так называемую амортизацию. Из существа бумаг на предъявителя само собой
вытекает недопустимость амортизации утерянных документов. Если, с одной
стороны, справедливость требует помочь владельцу, лишившемуся вследствие
несчастного случая принадлежащих ему безыменных бумаг, в которых, быть
может, заключается все его достояние, то, с другой стороны, не менее заслуживают
внимания и защиты интересы добросовестного владельца, который благодаря
амортизации лишается прав, связанных с добросовестным приобретением данных
бумаг.
К этому нужно прибавить и опасность для должника, который может быть
привлечен к ответственности по одному и тому же обязательству дважды.
Поэтому положительное законодательство допускает амортизацию утерянных
и уничтоженных бумаг на предъявителя при наличности известных условий,
но не по отношению ко всем бумагам[639].
Не подлежат амортизации на основании устава германского имперского банка
билеты его (банкноты); по аналогии с банковыми билетами не подлежат амортизации
также купоны государственных бумаг и дивидендные купоны паев имперского
банка[640].
Нельзя допустить амортизацию безыменных марок и билетов ежедневного оборота
(обеденные марки, театральные билеты), потому что они не могут по характеру
преследуемой цели выносить продолжительный процесс амортизации и издержек,
связанных с ним и далеко превышающих стоимость самих билетов.
Амортизация происходит чрез посредство судебного определения. напоминает
она процесс о безвестном отсутствии данного лица[641]. Необходимо, чтобы в течение
более или менее продолжительного времени не было известий о каком-либо
другом владельце искомой бумаги, кроме истца. Если в течение опубликованного
времени никто не явится за получением процентов или иным образом не заявит
о своем праве, то является вероятное предположение, что бумага бесповоротно
погибла. Если речь идет о бумаге, не приносящей процентов, то следует
дожидаться наступления срока для осуществления прав требования.
Самый порядок этого судебного процесса заключается в том, что последний
владелец подает в суд заявление о потере или уничтожении данных бумаг,
таким владельцем может быть и сам должник, если бумага до наступления
срока исполнения перешла в его владение. В этом заявлении нужно по возможности
индивидуализировать утерянные бумаги (указать номер серий и т. п.);
доказать, что проситель был последним владельцем, и привести обстоятельства,
подтверждающие погибель документа. Понятно, что нельзя доказывать до очевидности
погибель бумаги от случая, достаточно доказательство до степени вероятности.
После этого делается публикация в ведомостях, и если по истечении определенного
времени не поступило от третьего лица какое-либо заявление[642], то суд постановляет определение о признании
данных бумаг амортизированными. Продолжительность этого срока определяется
различно положительными законодательствами. Последствия амортизации состоят
в следующем:
1) Проситель не вправе требовать от должника дубликат бумаги или выдачу
нового купонного, дивидендного листа или талона. Следовательно документ,
о котором идет речь, может циркулировать и попасть в руки добросовестного
владельца и тот ipso facto становится собственником документа, но без
свойств кредитора. Если такой владелец предъявит бумагу должнику для получения
удовлетворения, то последний не должен произвести по ней уплату в виде
амортизации. Следовательно ближайшим последствием амортизации является
задержание удовлетворения по предъявленному документу (Zahlungssperre)
и даже удержание самого документа должником.
2) Проситель может требовать от должника срочные проценты или срочную
премию, потому что третье лицо потеряло уже свое право требования на них.
3) Когда наступит срок удовлетворения по документу, то проситель может
получить и весь капитал без представления какого-либо обеспечения.
4) По документам бессрочным иногда выдается дубликат в замен погашенной
бумаги.
Если добросовестный владелец, заявивший о себе по истечении срока, объявленного
в публикации, докажет, что ему не было известно о данном амортизационном
процессе, то ему дается restitutio in integrum[643].
5) Во время судебного производства приостанавливается течение исковой
давности.
Что касается до погашения процентных и дивидендных купонов, то некоторые
писатели решение вопроса ставят в зависимость от того, считать ли их за
самостоятельные бумаги или за придаточные; в первом случае амортизация
допускается, во втором нет[644].
Понятно, что пока дивидендный купон не срочен и находится в юридической
связи с бумагой, он не имеет никакого самостоятельного значения, считается
необходимой принадлежностью процентной бумаги и следовательно не может
быть предметом амортизации независимо от последней. Но речь идет о купонах
отделенных. Эти последние циркулируют в промышленном обороте независимо
от ценной бумаги в качестве отделенных плодов (fructus civiles separati).
Хотя некоторые купоны (например, дивидендный купон в акции) имеют тесную
связь с главной бумагой, как внутреннюю (обязательность первого основывается
на втором), так и внешнюю (в них обозначаются литера и номер главной бумаги),
тем не менее владелец купона, наподобие всякого добросовестного владельца
ценной бумаги на предъявителя, имеет право на реализацию купона[645]. Следовательно, исходя из точки отправления
Gönner'a, необходимо допустить амортизацию срочных процентных и дивидендных
купонов.
Правильнее будет исключить амортизацию купонов по соображениям, в силу
которых германское законодательство не допускает амортизации банковых
билетов. Срочные купоны циркулируют в жизни, наподобие денежных знаков,
являясь средством платежа и орудием мены, поэтому амортизация будет сопряжена
с большими стеснениями как для кредитора, так и для должника.
Некоторые специальные законоположения дают возможность владельцу утерянных
или уничтоженных купонов осуществить свое право требования по ним. Обыкновенно
срочные купоны должны быть представлены в течение краткого давностного
срока для получения удовлетворения, иначе право требования по ним погашается.
когда о потере или об уничтожении купонов заявлено до истечения означенного
срока, то просителю по истечении его выдается соответствующая сумма, если
только в этот промежуток времени не были предъявлены означенные купоны
к платежу. В последнем случае некоторые германские законодательства допускают
задержание удовлетворения до решения спора судебным порядком.
Германские законодательства указывают и другие средства, которые могут
обеспечить владельца безыменных бумаг в случаях потери и вообще недобровольного
лишения владения ими. Таким средством служит лишение безыменной бумаги
свойства обращаемости посредством превращения ее в именную бумагу (Ausserkurssetzung).
Раз обозначается на бумаге имя владельца, то одно добросовестное приобретение
не ведет еще к собствености, если бумага приобретена не от поименованного
в ней лица или от его юридического преемника. Хотя чрез такое превращение
бумага не перестает быть презентационной, то есть ответственность должника
обусловливается все-таки предъявлением, возвращением бумаги, но должник
обязан удовлетворить не всякого представителя документа, а лишь того,
к кому документ перешел надлежащим образом. Должник обязан удостовериться
в личности предъявителя и в правильности последовавшей cessio.
Спрашивается, достаточно ли одностороннее желание владельца без всякого
участия должника, чтобы превратить безыменную бумагу в именную? Ответ
на поставленный вопрос может быть дан в зависимости от удобств предъявительской
формы вообще. Подобная форма представляется выгодной для владельца, облегчая
ему как приобретение, так и осуществление прав по документу. Но она имеет
выгоды и для должника, не обязывая его при исполнении по документу проверять
легитимационные основания владения предъявителя. Ввиду удобств, связанных
с предъявительской формой как для владельца, так и для должника, превращение
безыменной бумаги возможно лишь при согласии должника. Такое согласие
может быть дано предварительно и при самой выдаче бумаги.
Более подробные постановления по этому вопросу даны в прусском законодательстве,
которое под термином "Ausserkurssetzung" понимает разнообразные средства,
имеющие целью оградить владельца на случай потери права, связанного с
безыменной бумагой[646].
Сущность этого института, по прусскому законодательству, заключается
в следующем:
1) Безыменные бумаги превращаются в именные посредством отметки, делаемой
самим должником на документе.
2) Превращение может быть учинено пометкой и со стороны владельца, делаемой
на видном месте документа. Для превращения государственных и общественных
бумаг на предъявителя требуется сообщение об этом учреждению, выпустившему
таковые бумаги; в противном случае превращение не будет иметь обязательное
значение для учреждения.
3) не допускается превращение процентных и дивидендных купонов.
С некоторыми видоизменениями этот институт принят и в других германских
законодательствах, например, в Саксонии, Ольденбурге, Брауншвей-ге и др.[647]
В южно-германских государствах и в Австрии превращение возможно лишь
при участии должника.
Бумага на предъявителя, превращенная в именную, может быть восстановлена
в своем прежнем виде (как безыменная) при участии должника. При этом,
понятно, не может быть возбужден вопрос о том, имеет ли право должник
выдавать безыменную бумагу.
Проект гражданского уложения для германской империи свел все разнообразные
партикулярные законоположения по рассматриваемому вопросу в одно целое.
относительно виндикации утерянных или краденых бумаг на предъявителя
проект принял положение, выставленное в 307 ст. торгового уложения, т. е.
что они не могут быть виндицируемы от добросовестного владельца (§ 879).
Но если приобретатель знал, что традент не был собственником бумаги, или
знал, что данная бумага украдена или утеряна самим должником или одним
из последующих владельцев, или если незнание этого обстоятельства было
результатом грубой неосторожности его, то он не приобретает права собственности.
Проект допускает мортификацию бумаг на предъявителя посредством оглашения;
исключение сделано для процентных и дивидендных купонов (§ 692) ввиду
сходства этих бумаг по своей природе с деньгами, как сказано в мотивах
(II, стр. 706), и ввиду практических затруднений контроля со стороны должника
и кредитора по ним.
Не подлежат амортизации банковые билеты на основании специального закона
(§ 4 имперского банкового законодательства 14 марта 1875 г.).
Проект наряду с судебной амортизацией принял и систему задержания платежа
(Zahlungssperre) по бумаге, объявленной утерянной или похищенной (§ 693).
После судебного определения проситель может требовать не только исполнения,
если обязательство по утерянному документу сделалось уже срочным, но и
выдачи дубликата до наступления срока исполнения, если только он имеет
интерес во владении документом. Понятно, что дубликат должен иметь такую
же форму, какую и оригинал.
Владельцу утерянных или уничтоженных купонов проект дает возможность
получить по ним от должника соответственную сумму, если он вовремя объявил
об этом и доказал факт потери или уничтожения и если до истечения четырехлетнего
давностного срока не были таковые предъявлены кем-либо к платежу (§ 697).
Что касается возможности превращения безыменной бумаги в именную, то
проект не принял прусского института Ausserkurssetzung, находя его несовместимым
с интересами оборота[648].
Опыт крупных биржевых центров, по словам мотива, показал, какие затруднения
возникают при циркуляции ценных бумаг, подверженных такому ограничению.
безыменные бумаги циркулируют в международном рынке, поэтому желательно
однообразное регулирование этого института; а в такой интернациональной
системе не может иметь места устаревший институт Ausserkurssetzung безыменных
бумаг. Наконец система амортизации, задержания платежа или вклад бумаг
в банковое учреждение в достаточной мере гарантируют владельца.
Только должнику можно предоставить право превращать выданную им бумагу
на предъявителя в именную.
Переходя к рассмотрению данного вопроса по нашему праву, заметим, что
распространение ценных бумаг на предъявителя усилилось у нас в особенности
со второй половины пятидесятых годов. С этого времени начинается столкновение
интересов собственника с интересами добросовестного владельца в случаях
потери или уничтожения безыменных бумаг. Судебные места, которым приходилось
решать вопрос о виндикации утерянных или похищенных бумаг, за неимением
специального законоположения руководствовались подходящими гражданскими
законами. (В торговом уставе нет постановлений о виндикации товара.) По
ясному же смыслу этих последних, безусловное применение виндикационного
иска к движимым вещам не подлежит сомнению.
Такой вывод основывается на целом ряде статей, а именно: ст. 534, 609,
640-643 и 1512 Х т., ч. I свода гражданских законов; ст. 1664 уложения
о наказаниях; ст. 375 и 777 устава уголовного суда. Из приведенных законов
ст. 534 и 1512 гражданского законодательства имеют наиболее важное значение
для рассматриваемого вопроса. Первая гласит, что движимые вещи почитаются
собственностью того, кто ими владеет, пока противное не будет доказано.
Следовательно владение в данном случае является лишь предположением, играющим
значение в процессуальном праве при распределении между тяжущимися onus
probandi. Здесь мы имеем дело с praesumptio juris, опровержение которого
возможно. Насколько затруднительно доказательство подобного опровержения,
есть quaestio facti. Владение как предположение собствености, по смыслу
ст. 534, ничего общего не имеет с тем добросовестным владением, которое
по силе 306 ст. германского торгового уложения устанавливает бесповоротное
право собственности. Постановление германского торгового уложения не есть
процессуальное предположение, а относится исключительно к области материального
права. Таким образом, из последних слов ст. 534 гражданского законодательства
"пока противное не доказано" прямо вытекает возможность виндикации движимых
вещей.
Ст. 1512 постановляет, что от покупщика может быть отобрана вещь в пользу
хозяина, если окажется она краденой. Закон не говорит о том, чтобы покупщик
был непосредственным виновником; он может и не знать о преступном происхождении
владения продавца, "хотя (имущество) не заведомо краденое" - гласит закон;
но раз проданное движимое имущество оказалось краденым, оно отбирается
по иску собственника от всякого покупщика, следовательно и от добросовестного.
Итак, ст. 534 допускает в виде общего положения виндикацию движимых вещей,
а ст. 1512 говорит о виндикации в случае купли-продажи их.
Так как ценные бумаги причисляются к движимым вещам, то, по смыслу приведенных
статей, они должны подлежать виндикации по иску собственника.
В этом смысле вопрос решается и в юридической литературе[649]. Победоносцев указывает на
трудность доказательства в данном случае вещного иска собственника против
наличного владельца, но это вопрос факта, не умаляющий значения общего
правила.
Профессор Цитович[650] пытается дать другое толкование ст. 554 Х т., ч. I в смысле
ст. 2279 французского кодекса и даже ст. 306 немецкого торгового уложения.
По его словам, "противное" ст. 534 "есть ничего более, как порок присвоения
и порок похищения бумаги. Оба порока не становятся качествами бумаги,
а суть лишь пороки, с которыми бумагой владеет такое-то лицо". Лишь против
нарушителя прав законного владельца может быть направлен тот или другой
порок, из-за которого движимое имущество не может считаться его собственностью,
когда будет показано и доказано "противное". А потому, в частности, где
касается похищения, похищенная бумага не может быть отобрана у того, у
кого она перестала быть краденой".
"Бумага же перестает быть краденой, - говорит Цитович в другом месте[651],
- как скоро от вора она добросовестно приобретена другим лицом".
Таким образом, по словам Цитовича, применение 534 ст. Х т., ч. I гражданского
законодательства ограничивается кругом лиц, совершивших преступление или
непосредственно нарушивших право собственника. Принимая подобное толкование
534 ст., значило бы отрицать вещный иск как способ защиты права собственности
движимого имущества. Если собственник движимости, владения которой он
лишился, может отыскивать ее лишь от определенных лиц, приобретших ее
деликтными средствами, то значит он не имеет на нее вещного права. Мы
вполне присоединяемся к его мнению, что "иной ответ был бы смертельным
поражением для всех бумаг на предъявителя, а следовательно и для публичного
кредита с его учреждениями", но речь идет о lege lata, а не lege ferenda.
Что "краденое" есть порок самого предмета без всякого отношения к качеству
приобретателя, другими словами, что оно является объективным, а не субъективным
условием допустимости виндикации, видно, между прочим, из слов 1512 ст.
Х т., ч. I: "Если движимое имущество ... хотя впрочем не заведомо краденое,
но впоследствии окажется краденым, то покупщик подвергается лишению оного
и отобранию в пользу настоящего хозяина".
Применение виндикации к движимости, как общее правило, вытекает также
из других постановлений нашего законодательства. Так ст. 609 Х т., ч. I
говорит, что всякий, владевший незаконно чужим имуществом, не смотря на
то, добросовестное или недобросовестное было сие владение, обязан ...
возвратить имущество настоящему хозяину. На основании же второй половины
ст. 529 Х т., ч. I, добросовестным владельцем будет и тот, кто приобрел
имущество покупкой, не зная, что прежний владелец вступил во владение
оным чрез насилие, подлог или иным противозаконным образом.
Следовательно вопрос о том, каким способом приобретено владение ответчика,
не имеет значения для виндикационного иска собственника.
Косвенно такой же вывод вытекает из ст. 1664 Х т., ч. I, по которой в
случае заклада чужого движимого имущества без позволения его хозяина оно
возвращается последнему, а заимодавцу предоставляется взыскивать деньги
по акту заклада с закладчика.
Это правило применяется и к ценным бумагам на предъявителя, если только
нет специальных постановлений в уставах отдельных кредитных учреждений.
Хотя в последнее время бывали у нас судебные решения, в силу которых добросовестный
закладоприниматель безыменных процентных бумаг приобретал в действительности
закладное право без всякого отношения к праву закладодателя[652], но это объясняется последним
направлением в практике Кассационного департамента Правительствующего
Сената, приравниваю-щим бумаги на предъявителя к деньгам, право собственности
на которые обусловливается добросовестным владением их.
Существующие общие постановления нашего положительного законодательства
противоречат экономической природе безыменных бумаг и являются крайне
стеснительными для оборота. Опасность, тяготеющая над добросовестным приобретателем
безыменных бумаг, будет смертельным ударом, по верному замечанию Цитовича,
для кредита, в целях которого по преимуществу создаются бумаги на предъявителя.
По мере распространения на рынке ценных бумаг стала обнаруживаться несостоятельность
действующего законодательства и раздавались голоса не только между профессиональными
юристами, но и среди купечества о необходимости в законодательном порядке
ограничить виндикацию по отношению к добросовестному приобретателю безыменных
ценных бумаг. Еще в 1871 г. постоянная комиссия[653]
при московском биржевом обществе постановила просить биржевое общество,
чтоб оно ходатайствовало пред правительством о разъяснении в законодательном
порядке недоразумений, вытекающих из применения ст. 1572 Х т., ч. I и
1664 уложения о наказаниях к безыменным бумагам, и об определении, "что
безыменные бумаги подлежат отобранию только от лиц, приобретших оные чрез
преступное деяние". Свое мнение комиссия подкрепила рядом соображений,
из которых мы приведем следующие:
1) Допущение возможности применять к процентным бумагам правил, изложенных
в 1512 ст. гражданского законодательства и 1664 ст. уложения о наказаниях,
должно неизбежно затруднить их обращение на рынке.
2) Применение сказанных законов к безыменным бумагам может открыть путь
к большим злоупотреблениям чрез представление лицам неблагонамеренным
возможности по произведении платежа сериями или обмене таковых на кредитные
билеты подавать немедленно объявления об их похищении.
3) Таким злоупотреблениям может способствовать существующий порядок подачи
объявлений о похищении, при котором от подающего объявление не требуется
вовсе доказательств.
4) Так как все количество похищаемых процентных бумаг незначительно сравнительно
с общим количеством бумаг, находящихся в обращении, то едва ли справедливо
покровительствовать ничтожному меньшинству, стесняя тем самым огромное
большинство.
5) Для обеспечения владельцев бумаг от потерь существует возможность
обращать их из безыменных в именные.
До сих пор мы говорили о теоретическом решении вопроса на точном основании
общего законодательства. но нельзя сказать, что ограничение виндикации
безыменных бумаг у нас не было вовсе известно. Оно вытекает отчасти из
природных свойств подобных бумаг, отчасти из специальных постановлений.
Истец, предъявляя вещный иск, должен доказать как свое право собствености,
так и предмет его. Первое доказывается приведением какого-либо законного
способа приобретения (modus rerum acquirendi) и правом собствености ауктора.
Если в лице одного из предшествующих владельцев не могло возникнуть право
собственности, то оно не может иметь место и в лице данного истца. сверх
этого истец должен обозначить характерными, индивидуальными признаками
предмет иска. Так как подобное доказательство вещного иска, предъявленного
к безыменным бумагам, сопряжено с большими практическими трудностями,
то иск этот по бездоказанности останется без всякого последствия.
Выше указанное ограничение виндикации бумаг на предъявителя основано
исключительно на практических соображениях.
Есть и специальные законоположения, ограничивающие виндикацию некоторых
видов государственных безыменных бумаг. Обыкновенно приводят в доказательство
такого ограничения ст. 13 положения 1-го сентября 1859 г., предписывающую
в случае потери пятипроцентных банковых билетов руководствоваться порядком,
указанным в ст. 267-271 устава кредитного свода законов.
Из пункта же 3-го ст. 270 устава государственного заемного банка видно,
что если кто-либо до истечения трех лет со времени публикации о потере
или похищении именных билетов банка, на которых сделана бланковая надпись,
или безыменных билетов представит в банк таковые билеты, то ему немедленно
выдается капитал с процентами с распиской в книге и по представлении удостоверения
полиции о своей личности и местожительстве, о чем извещается лицо, подавшее
объявление о потере.
На первый взгляд кажется, что последнее требование закона имеет исключительно
практическое значение, а именно, чтобы дать возможность утратившему билет
узнать, не представляется ли предъявитель билета непосредственным виновником;
следовательно оно будто не исключает права добросовестного владельца[654].
Мы думаем, что в этом специальном законоположении не столько разрешается
общий вопрос об исключении виндикационного иска по отношению к добросовестному
владельцу безыменных бумаг, сколько имеется в виду гарантировать должника
(банк) от вторичной уплаты собственнику бумаги.
После выпуска, в силу Высочайшего указа 13 ноября 1864 г., первого внутреннего
с выигрышами займа в 100 000 000 руб. в 5% безыменных билетах увеличился
на фондовом рынке наплыв бумаг на предъявителя. С тем вместе потребность
оградить доверие публики к новым знакам кредита посредством обеспечения
права добросовестного приобретателя их сделалась насущной. Эту потребность
удовлетворило Высочайше утвержденное мнение Государственного Совета 17
мая 1865 г. В отмену ст. 9 и взамен ст. 13 закона 1 сентября 1859 г. о
билетах государственного банка положение 17 мая 1865 г. постановило: 1)
билеты безыменные передаются из рук в руки; владельцем их считается держатель
билета; 2) объявления об утрате купонов или купонных листов, принадлежащих
к государственным процентным банковым билетам, вовсе не принимаются.
Несмотря на ясный смысл приведенного закона, в первое время судебная
практика признавала возможным допускать виндикацию безыменных бумаг, находя,
что закон, выраженный в ст. 1512 гражданского законодательства, остается
в силе и после Высочайше утвержденного мнения Государственного Совета
17 мая 1865 г.[655]
Хотя редакция указанного мнения Государственного Совета, "что владельцем
безыменного билета считается держатель его", отличается неточностью и
темнотою, но самое поверхностное толкование его не оставляет сомнения
в том, что новым правилом имелось в виду оградить добросовестное владение
безыменными бумагами. В самом деле нельзя предположить, что Государственный
Совет хотел констатировать лишь факт владения: кто держит бумаги, тот
и считается владельцем. Владение, о котором говорится в мнении Государственного
Совета, нельзя считать и процессуальным предположением собственности,
"пока противное не доказано", потому что тогда не было надобности в новом
законоположении при существовании ст. 534 Х т., ч. I гражданского законодательства.
Единственное возможное толкование правила 17 мая 1865 г. есть то, что
держатели безыменных билетов считаются их собственниками, свободными от
чьего-либо вещного иска. Против этого толкования можно возразить, что
и непосредственный виновник может быть держателем билета. Понятно, что
никакой закон не может дать охрану преступлению, поэтому остается под
термином "держатель" понимать добросовестного владельца, когда речь идет
об отношениях между ним и собственником, и простого детентора, когда имеется
в виду отношение его к должнику.
Более позднейшие решения высшего в империи судебного места в этом именно
смысле толкуют[656]
приведенное мнение Государственного Совета и по аналогии применяют его
не только к другим видам государственных бумаг на предъявителя, но и к
бумагам, выпущенным частными обществами[657].
Сенат, ограждая добросовестного владельца безыменных бумаг, исходит из
соображений об экономической природе их. "Появление сих бумаг, - сказано
в одном из решений его (за 1885 г., N 27), - вызвано потребностями экономической
жизни и требованиями кредитора, сделавшегося в последнее время главным
двигателем сделок". Следовательно Сенат имел в виду тот вид ценных бумаг,
который выпускается массой в целях кредита и функционирует в обороте как
денежные знаки. Другая же категория безыменных бумаг, имеющая чисто легитимационное
значение, остается, таким образом, под действием общих законов.
Наше законодательство не дает общих постановлений и на случай уничтожения,
истребления и вообще пропажи безыменных бумаг. Существующие в отдельных
уставах специальные правила о возможности получения капитального долга
или нового безыменного билета в случаях уничтожения оригинала не подходят
под понятие амортизации. Эта последняя, как было замечено выше, есть судебный
процесс, оканчивающийся судебным определением. Благодаря участию суда
в этом процессе интересы оборота могут быть ограждены сравнительно лучше.
По существующим же у нас правилам, самому должнику предоставлено право
выдавать новый билет взамен утраченного или произвести исполнение по оному.
Правила эти применяются к отдельным видам государственных бумаг и к билетам,
выдаваемым частными банками. Приведем некоторые из этих постановлений.
В случае истребления от какого-либо несчастного случая безыменных непрерывно
доходных билетов подается заявление в комиссию погашения долгов, подкрепленное
ясными доказательствами, и комиссией по учинении надлежащей публикации
в ведомостях об истреблении билета и по прошествии восемнадцати месяцев
со времени объявления в ведомостях выдается новый билет (ст. 25 правил
о государственных непрерывно доходных билетах, утвержденных 13 марта 1859
г.). Приблизительно такой же порядок соблюдается при истреблении пятипроцентных
банковых билетов. Подается об этом заявление, производится публикация
в ведомостях в течение трех лет по два раза в год: первого января и первого
июля, и если в течение этого времени никто не представит билетов, то они
назначаются в ближайший тираж, и капитал с процентами по истечении десяти
лет со времени тиража выдается объявителю о потере билетов, если же до
этого времени кто-нибудь предъявит подлинный билет, то ему выдается капитал
на общем основании, как если бы билеты были найдены[658].
В случае потери ломбардного билета на заложенные в ссудной казне вещи
следует подать об этом письменное заявление с подробным обозначением примет
заклада, времени совершения его, выданной суммы (ст. 1362 XI т.,
ч. II устава кредитного); после такого заявления налагается запрещение
на заклад, и подавший заявление обязан троекратно публиковать в ведомостях;
по истечении шести месяцев со дня последней публикации, если в течение
этого времени ни от кого не последует спора, упомянутый билет считается
недействительным, и объявивший о потере вправе выкупить заклад или получить
на оный новый билет (ст. 1363). Понятно, что если в шестимесячный промежуток
времени кто-либо предъявит билет и будет настаивать на своем праве на
заложенные вещи, то спор решается в судебном порядке. Подобное правило
предусмотрено и в уставах частных обществ для производств ссуд под заклад
движимых имуществ (§ 50 устава С.-Петербургской компании для хранения
и залога разных движимостей и товаров; § 30 устава московского товарищества
для ссуды под заклад движимого имущества и др.).
В случае потери безыменного билета на вклад денег в частных банках соблюдается
приблизительно вышеизложенный порядок объявления и публикации, и банк
выдает по наступлении срока капитал, но не ранее, как по истечении десятилетней
исковой давности (§ 34 рижского учетного банка). Относительно безыменных
закладных листов в уставах некоторых банков прямо постановлено, что не
принимается никаких объявлений о потере как самих листов, так и купонов[659]. Существует своеобразная
амортизация для утерянных накладных, складочных свидетельств и других
бумаг, согласно уставов отдельных обществ.
При массе циркулирующих в жизни бумажных ценностей вопрос о законодательном
регулировании их является настоятельным. С одной стороны, необходимо содействовать
беспрепятственному обращению бумаг на предъявителя ограждением прав добросовестного
владельца, с другой стороны, нужно дать целесообразные средства для защиты
интересов собственника в случаях похищения, потери и истребления принадлежащих
ему бумаг.
Примечания:
|