Список книг

« Предыдущая | Оглавление | Следующая »

Кривцов А.С.
Абстрактные и материальные обязательства в римском и в современном гражданском праве

§ 55. "Чистая" делегация

II. Теперь мы переходим к рассмотрению так называемой "чистой делегации". Под этим термином обыкновенно понимают тот случай, когда делегация ни по своему непосредственному содержанию, ни вследствие наличности некоторых особых сопутствующих обстоятельств, при которых она была заключена, - не может быть объявлена стоящей в зависимости от тех правоотношений, которые легли в ее основание. Это тот случай, когда мы должны считаться только с одним голым фактом, что делегат обязался в соответствующем акте уплатить делегатарию определенную денежную сумму.

Подобная делегация составляет сама по себе достаточное исковое основание для делегатария, когда он захочет судебным порядком осуществить принадлежащее ему право. Он может ограничиться, с этой точки зрения, только указанием на то обстоятельство, что ответчик (делегат), вседствие "приказа" () другого лица (делеганта), - дал ему (делегатарию) обещание заплатить такую-то сумму денег. Никаких указаний насчет наличности каузального момента делегатарий не обязан делать в этом случае.

Таким образом, если должник (делегат) захочет сослаться на какие-либо возражения, касающиеся отсутствия или дефектов каузального момента при делегации такого рода, - то выяснить ближайший характер causa obligationis и сделать на этот счет соответстующие указания должен не кто иной, как должник. К этому следует прибавить, что, если бы даже ему (делегату) и удалось привести подобное доказательство в пользу того, что "решающее предположение", послужившее стимулом к предпринятию лежащих в основании делегации юридических сделок (долг делегата делегатарию, долг делеганта делегатарию, оба долга вместе и тому под.) на самом деле не осуществилось, - такое доказательство еще отнюдь не всегда является, само по себе, достаточным для оспаривания действительности делегации. В каком объеме нечто подобное должно иметь место, - иначе говоря, в каком объеме у делегации следует отнять характер "чистой" делегации, - разрешить этот вопрос составляет задачу нашего дальнейшего исследования.

A. Наш вопрос в некоторых случаях находит себе окончательный ответ уже в той форме, в которой был совершен делегационный акт. Закон соединяет иногда с той формой, в которую делегация была облечена сторонами, самостоятельный ее характер, так чтобы не было возможности осуществлять против иска делегатария какого бы то ни было возражения, вытекающего из отношения делегата к делеганту, или делеганта к делегатарию.

С этой точки зрения следует упомянуть о письменном приказе в общей форме, имеющем своим предметом выдачу известной суммы денег или других (). В составлении приказа делегантом (ассигнантом), принятия его делегатарием (ассигнатарием) и акцепте делегатом (ассигнатом), без прибавки известного рода ограничительной оговорки в самом делегационном акте, - должно видеть самым ясным образом выраженную волю контрагентов создать новое, самостоятельное отношение, осуществлению которого не должны мешать какие-либо дефекты отношений между ассигнатом и ассигнантом, или между ассигнантом и ассигнатарием.

Важную роль, которую играют в современном гражданском обороте такие "приказы" не следует, однако, преувеличивать, как это часто делается[296]. Германское гражданское уложение в своей первоначальной редакции[297] придало письменному приказу указанную нами силу действия совершенно независимо от его предмета. Подобного рода правило не имеет достаточного оправдания в действительных экономических потребностях общества. Письменная форма, на самом деле, составляет весьма важное условие для абстрактного характера обязательства, как мы об этом подробно говорили в своем месте. Правда, договорному обязательству и в устной форме может иногда, в виде исключения, быть придано, при наличности некоторых особенных обстоятельств, значение, вполне независимое от первоначального, лежащего в его основании, отношения, - но это в значительной мере определяется ближайшим исследованием индивидуальных особенностей конкретных случаев. Вот почему при устной форме договорного обязательства - нельзя с такой легкостью выставить презумпцию в пользу его самостоятельного, независимого от изъяснения верителем каузального момента характера, - как это вполне возможно при письменной форме. Однако от такого значения, которое приобретает в нашем вопросе письменная форма, еще далеко до того вывода, что она составляет единственное условие. Наоборот, следует признать, что для допущения только что указанной презумпции - письменная форма сама по себе является еще недостаточной. Необходимы еще, как я указывал выше, - заменимость предмета обязательства и способность этого последнего сделаться предметом оборота, т.е. чтобы право требования верителя допускало легкий и свободный переход от одного кредитора к другому[298].

Таким образом, для "абстрактного" характера "приказа" первенствующее значение приобретают его форма и предмет. Только в отношениях торгового права подобного рода ограничения иногда отпадают вследствие положительного дозволения законодателя, как мы видим это, напр., в Германском Торговом Уложении[299], которое ставит для абстрактного действия "приказа" более легкие требования, не связывая его непременно с указанными нами условиями касательно формы и содержания. Там, где такого постановления не существует, - следует применять общее правило, имеющее силу для неторговых отношений. В пользу этого говорит еще то обстоятельство, что та формальная система, которую торговое право выставляет относительно "приказов", - развилась, имея перед собой обыкновенные денежные и товарные приказы, - и не позволяет распространить себя без дальнейших разговоров на те случаи, когда объектом "приказа" служит какой-либо другой предмет. Насколько в таком приказе следует видеть "абстракцию" от каузального момента, - всецело зависит от ближайших обстоятельств. Известное значение в числе этих обстоятельств имеет, конечно, и торгово-правовой характер отношения. Здесь может и должна быть принимаема в расчет та тенденция к чему-либо прочному, определенному, - которая проникает всю область торгового права, заставляя и "приказ" рассматривать как явление, в бóльшей или меньшей степени независимое от вне его лежащих моментов. Однако мы далеки от того, чтобы приписывать такое значение одному этому обстоятельству, - а именно, что "приказ" носит торгово-правовой характер. К приданию "приказу" абстрактной силы действия может привести рассмотрение только совокупности всех особенностей каждого отдельного случая.

B. Остается еще исследовать случаи следующего рода. С одной стороны, делегация по содержанию самого акта не может быть поставлена в зависимость от первоначальных отношений между участвующими в ней лицами, а с другой - она не является в виде письменного приказа о выдаче денег или других.

В какой мере при таком положении дела должна быть принята зависимость делегации от каузального момента? В этом случае надо строго различать, относятся ли делаемые на основании отсутствия или недостатков causa obligationis возражения к тому, что Thöl называет "отношением валюты", или к "отношению покрытия", или же к обоим отношениям вместе.

а. Представим себе, что правоотношение между делегатом и делегантом ("отношение покрытия") дает повод к различным возражениям, тогда как правоотношение между делегантом и делегатарием ("отношение валюты") является вполне действительным. Римское право, как мы уже указывали, признавало, что при таком положении дела делегация, по общему правилу, является в силе. Это правило должно быть применено и в настоящее время. Основанием для такого распространения римской юридической нормы на отношения современного гражданского оборота служит то обстоятельство, что делегатарий стоит вне того договора между делегатом и делегантом, который, благодаря своим дефектам, вызывает возражения, и что он (делегатарий) очень часто не в состоянии составить себе какого-либо понятия о ближайшем характере этого договора и о его надостатках. Принимая в расчет это соображение, нетрудно видеть, в какое затруднение может привести делегатария неожиданное осуществление делегатом возражения подобного рода. Весьма легко может случиться, что для него будет отрезана какая бы то ни было возможность предпринять соответствующие меры защиты только вследствие незнания ближайших обстоятельств дела. Вот причина, почему наиболее справедливым является - поставить обязательство делегации вне зависимости от отношения между делегатом и делегантом. Сущность дела заключается в том, что делегат дает обещание одному лицу, а ожидает эквивалент от другого лица. Очень понятно, что первое из этих лиц не будет виновато, если ожидаемый эквивалент окажется с недостатками. Справедливо ли подвергать принадлежащий ему иск тем возражениям, которые вытекают из этих недостатков? Очевидно, нет. Скорее - следует в этом случае предоставить делегату право считаться непосредственно с самим делегантом и дать ему возможность получить с последнего, посредством регрессивного иска, то, что он сам уплатил делегатарию.

Если договор между делегатом и делегатарием, послуживший основанием к совершению делегации, является даже прямо запрещенным законом, или противоречащим требованиям морали, - то это обстоятельство само по себе не оказывает никакого влияния на действительность делегационного акта, насколько в самой запретительной норме не сделано на этот счет специальной оговорки. Взаимное отношение между делегатом и делегантом может быть очень противозаконно и безнравственно, - но подобный его характер, по приведенным нами соображениям, не должен касаться делегатария, которому следует предоставить право отклонять всякие возражения по этому поводу, как совершенно к нему не относящиеся, - так как сделанное делегатом в его пользу обещание, несмотря на противозаконный или безнравственный характер договора между делегантом и делегатом, является для делегатария только средством к достижению вполне законной и моральной цели.

Все эти правила находят себе, как уже было сказано, оправдание в том соображении, что делегатарий в огромном большинстве случаев не имеет возможности знать и судить о природе отношения делегата к делеганту, так как он стоит совершенно вне этого отношения. Но, кроме того, в пользу этих правил говорит еще одно обстоятельство. Мы все время предполагаем наличность вполне действительного и лишенного каких-либо недостатков отношения между делегантом и делегатарием. Делегация для последнего является только средством к осуществлению несомненно принадлежащего ему против делеганта права. Было бы крайне несправедливо, если бы, благодаря совершенно посторонним моментам, делегатарий был лишен возможности получить удовлетворение от делегата в том размере, в каком он состоит кредитором делеганта.

Римское право, как мы уже говорили, делает следующее исключение из выставленного нами выше правила о полном безразличии для делегатария отношения между делегатом и делегантом и тех недостатков, которыми страдает это отношение. Я разумею тот случай, когда делегант хочет сделать дарение в пользу делегатария[299] и с этой целью приказывает делегату заключить с делегатарием делегационный акт. Если при этом делегат был побужден исполнить такое приказание ложным предположением, что он сам является должником делеганта, - то иск по делегации парализовался в римском праве посредством exceptio indebiti. Должно ли также для современного гражданского оборота сохранить действие этого исключения? Чтобы ответить на этот вопрос, надо принять во внимание общую тенденцию римского права периода классических юристов - создать возможно менее льготные условия для защиты договора дарения. Вот почему в тех законодательствах, которые относятся к дарению столь же неблагоприятно, - помянутое нами исключение может действительно иметь место. Напротив, в тех законодательствах, которые сообщают договорному обязательству дарения ту же самую силу и значение, как и другим договорным обязательствам, - должно находить себе применение общее правило. Известное сомнение возникает только в том случае, когда дарение понимается не в качестве договорного обязательства, дающего одаренному известное право требования и налагающего на дарителя определенную обязанность, - а в качестве акта, к исполнению которого даритель не может быть принуждаем. Некоторые писатели полагают, что в римском праве такой порядок существовал до Юстиниана. Мы не станем входить в рассмотрение вопроса, было ли это на самом деле так, или нет, - так как это слишком отвлекло бы нас в сторону, - но посмотрим, как сложилось бы в интересующем нас случае отношение при делегации, если бы дарение действительно не носило характер договорного обязательства. Представим себе, напр., что Иванов, считая себя мнимым должником Петрова, дал, по приказу этого последнего, обещание Семенову заплатить ему определенную сумму денег. Предположим, кроме того, что Петров, отдавая подобного рода "приказ", совершил дарение в пользу Семенова. Так как мы допустили на время, что дарение является вовсе не договорным обязательством, а просто актом перенесения имущественной ценности из одних рук в другие, без какой бы то ни было к тому для дарителя обязанности, - то не должно ли найти себе в этом случае применение то общее правило, что никто не может перенести на другое лицо бóльших прав, нежели он сам имеет (nemo ad alium plus iuris transferre potest, quam ipse habeat). Другими словами, не следует ли при таком положении дела дать Иванову право противопоставить иску Семенова exceptio indebiti? С правильной точки зрения, что-либо подобное едва ли может быть допущено. Самое бóльшее к чему может повести понимание дарения в указанном смысле, - это к отказу Семенову в иске против Петрова, если Иванов не совершит акцепта "приказа", данного Петровым. Этим дело и ограничивается. Как только акцепт имел на самом деле место, - обязательство делегации должно быть считаемо возникшим, и никаких возражений из долгового отношения между Ивановым и Петровым против иска Семенова eo ipso уже не допускается, - хотя бы такое долговое отношение и носило мнимый характер. Это потому, что делегат Иванов прежде чем совершить акцепт - должен был подумать и подумать, - и уже, конечно, если он предпринял столь решительный шаг, - то можно выставить презумпцию, что он вперед уяснил себе, может ли для него доставить достаточный эквивалент то отношение, в котором он стоит к делеганту Петрову. За ошибку в этом направлении должен, очевидно, нести ответственность сам Иванов, который в нее впал, а не делегатарий Семенов, который стоит совершенно вне обязательств между Ивановым и Петровым и, в огромном большинстве случаев, даже не может знать, носит ли это обязательство мнимый характер или нет.

b. Рассмотрим случай, как раз противоположный предыдущему. Отношение между делегатом и делегантом вполне действительно, а отношение между делегантом и делегатарием имеет недостатки, дающие повод к возражениям. Должно ли и при таком положении дела считать самую делегацию недействительной?

То соображение, которое мы постоянно выдвигали вперед в нашем предшествующем изложении, - а именно, что делегатарий, как лицо, стоящее вовсе в стороне от отношения с дефектами, не должен страдать от этих последних, - это соображение, очевидно, здесь не имеет места. Но зато в пользу недействительности делегации могут быть приведены здесь другие основания. Делегатарий может запретить делегату вмешиваться в отношение между ним (делегатарием) и делегантом, сославшись при этом на то, что делегат стоит совершенно вне этого отношения. Вот по этой-то причине делегат и не может осуществлять возражения, коренящиеся в недостатках указанного отношения. По общему правилу, он не имеет в этом никакого достойного уважения интереса, так как в большинстве случаев он должен находить достаточное удовлетворение и эквивалент в своем собственном отношении к делеганту. По этому было бы крайне несправедливо позволить ему вмешиваться в отношение делеганта к делегатарию.

Однако из этого общего правила должно сделать следующие исключения. Первое исключение: делегат имеет самостоятельный интерес в "отношении валюты". Второе исключение: иск делегатария не может быть допущен вследствие того, что только что обозначенное нами отношение противоречит требованиям закона или морали.

Обратимся к рассмотрению каждого из этих исключений отдельно.

1. Мы выставили то общее правило, что когда отношение между делегатом и делегатарием страдает недостатками, - то делегат не может осуществлять вытекающие из этих дефектов возражения, так как трудно предположить, чтобы он имел в этом какой-либо справедливый интерес. При этом мы, конечно, предполагаем, что отношение покрытия свободно от недостатков и служит для делегата достаточным эквивалентом за ту обязанность, которую налагает на него делегация. Представим себе, напр., что делегат совершил делегационный акт , т.е. с целью оказать кредит делеганту, приобрести против него известное право требования. Не ясно ли, что в этом случае эквивалент в пользу делегата уже имеется, и что для делегата должно представляться совершенно безразличным - страдает ли какими-либо дефектами "отношение валюты" или нет?

Но могут быть, по исключению, случаи другого рода. Делегация имеет, напр., характер дарения в пользу делеганта, т.е. совершена , причем делегат для погашения мнимого долга делеганта дал обещание его мнимому верителю заплатить последнему этот долг. Очевидно, та цель, которую преследует делегат, вступая в сделку, является недостигнутой, а потому ему, при таком положении дела, нельзя не представить права воспользоваться теми возражениями, которые стоят к услугам делеганта. Правда, делеганту в подобном случае всегда можно было бы предъявить к делегатарию condictio indebiti и вытребовать этим путем полученную от делегата сумму денег, - но эта кондикция весьма часто может доставить ему только иллюзорную выгоду, если предположить, напр., что делегатарий уже успел истратить деньги, и что нет другого имущества, на которое можно было бы обратить взыскание. Гораздо обеспеченнее и прочнее было бы положение делегатария предъявлением к нему соответствующих возражений. Вот основания в пользу предоставления делегату права осуществлять возражения указанного характера.

Однако необходимо еще исполнение целого ряда условий, чтобы приведенное нами исключение из общего правила на самом деле имело место. Так, прежде всего, должно быть ясно констатировано, что делегация совершена единственно для достижения определенной цели, лежащей в отношениях между делегантом и делегатарием. В противном случае, иск делегатария может приобрести значение, благодаря наличности других имеющихся к тому оснований, - и уже не может быть парализован возражениями делегата означенного выше рода. Затем, необходимо доказать, что право требования делегатария к делеганту, на самом деле, недействительно. С этой точки зрения необходимо, в свою очередь, доказательство, что делегант, если бы к нему предъявил иск делегатарий, - мог бы отразить с успехом такое нападение соответствующими средствами защиты. При этом не надо никогда забывать, что в известных случаях, как уже было указано, в самом факте делегации следует видеть "юридическое признание" делегантом своего долга делегатарию. Только по выполнению делегатом всех этих весьма нелегких доказательств иск делегатария может быть отклонен, и делегат выдейт из возникшего процесса победителем. Отсюда ясно, что приведенное нами исключение из общего правила теряет благодаря указанной трудности для делегата значительную долю практической важности.

2. Вторым исключением из того общего правила, что делегат не может ссылаться в защиту против иска делегатария - на те или другие дефекты "отношения валюты", является тот случай, когда обязательство между делегатарием и делегантом носит прямо противозаконный или безнравственный характер. Если что-либо подобное констатировано вполне точно и не оставляет места сомнению, - то сам суд ex. officio обязан отказать делегатарию в его иске, - в противном случае, произошло бы нарушение общественного интереса. Иное дело, когда, как мы видели выше, требованиям закона или нравственности противоречит "отношение покрытия", - так как при этом пострадал бы интерес делегатария, стоящего совершенно вне противозаконного или безнравственного отношения, если бы применить точку зрения, защищаемую нами в разбираемом случае, при котором не существует справедливого частного интереса, могущего пострадать, - а публичный интерес, напротив, требует уничтожения делегационного акта.

Сомнение, относительно допустимости подобного исключения из общего правила, может возникнуть разве при таком положении дела, когда закон, хотя и запрещает состоявшееся между делегатарием и делегантом договорное обязательство, но не уничтожает имевшую место уплату по этому обязательству. В этом случае может возникнуть еще вопрос: нельзя ли поставить здесь делегацию наряду с настоящей уплатой? Однако, на наш взгляд, сделать это, по крайней мере, в общем виде - положительно невозможно. Если закон склоняется перед совершившейся уплатой, как перед , - то причиной тому служит указанный мной "принцип инерции", т.е. нежелание вводить расстройство в экономическую жизнь общества разрушением уже сложившихся отношений. При делегации - ничего подобного, очевидно, нет, - а потому и нельзя приравнивать ее к уплате.

Таковы два исключения из приведенного нами общего правила. При этих исключениях, речь идет все время только о праве делегата оспаривать данное им обещание. Между тем, может возникнуть вопрос обязанности в указанном смысле, которая для него существует по отношению к делеганту. Ведь делегант также заинтересован, чтобы сделка делегации, реализация которой влечет за собой для него обязанность "покрытия" происшедшего вследствие этого уменьшения имущества делегата, - не была на самом деле осуществлена, если он (делегант) лишен возможности получить соответствующий эквивалент за такое "покрытие", хотя бы в виде освобождения от того долга, который лежит на нем в пользу делегатария. По этому поводу надо, однако, сделать следующие ограничения. Так как весьма естественно предположить, что делегат, заключив делегацию, был побужден к такому шагу исключительно данным ему делегантом "приказом", - то следует всякий раз приводить особые доказательства в пользу того, что делегант, несмотря на "приказ", хотел видеть осуществление известных возражений против иска делегатария. Таким доказательством может служить, напр., последовавшее вслед за "приказом" письмо делеганта, в котором делегат извещается о ближайшей природе того "отношения валюты", которое лежит в основании делегации. Все дело зависит от индивидуальных особенностей отдельных случаев, и, только взвесив все эти особенности, можно прийти к какому-либо окончательному результату по занимающему нас вопросу.

c. Предположим, что как "отношение валюты", так равно и "отношение покрытия" являются недействительными. В этом случае недействительна сама делегация. Когда, как это мы видели в случаях под литерами a) и b), недействительным являлось только одно из этих двух отношений, - то делегация могла быть в достаточной мере обоснована другим из них. В разбираемом случае это соображение, очевидно, не имеет места. То обстоятельство, что делегация, несмотря на недействительность "отношения валюты" и "отношения покрытия", вызывает иногда какие-либо юридические последствия, в которых можно усмотреть эквивалент для делегата, - не в состоянии повлечь за собой никакого изменения относительно выставленного нами правила. Поясним нашу мысль примером. Делегат совершил обещание делегации, думая, что состоит должником делеганта. Между тем, долг оказался мнимым. Если при этом "отношение валюты" тоже недействительно, - то, согласно приведенному выше правилу, - делегация является недействительной. Может ли внести сюда какое-либо видоизменение то обстоятельство, что делегату, - если бы он был осужден по иску на основании такой недействительной делегации, - принадлежит право требования от делеганта возмещения происшедших через это убытков? Не является ли это возмещение убытков эквивалентом для делегата за данное им делегатарию обещание делегации? На этот вопрос не может быть дано положительного ответа. В самом деле, ясно само собой, что право требовать возмещения убытков представляет гораздо меньшее обеспечение интересов делегата, чем освобождение от исполнения той обязанности в пользу делегатария, которая возникает для него вследствие обещания делегации.

Следует сделать из общего правила о недействительности делегации при недействительности обоих лежащих в ее основании отношений - только одно, но чрезвычайно важное исключение. Представим себе, что делегация, или даже целый ряд делегаций не присоединяются к какому-либо отдельному конкретному правоотношению между делегатом и делегантом, а только составляют особую статью в счете между этими лицами. Расплата по такому счету носит обыкновенно периодический характер, и, в то время, когда предпринимается делегация, - является совершенно неопределенным, какая из сторон в данный момент состоит должником другой. При таком положении дела очень часто вовсе нельзя решить, совершена ли делегация , т.е. в целях уменьшения долга делегата делеганту, или же, наоборот, , т.е. в целях оказания кредита делегатом делеганту. Конечно, при существовании подобного счета между сторонами не может быть и речи, чтобы делегат мог противопоставлять иску делегатария возражения на основании мнимого характера долгового отношения между ним, делегатом и делегантом, ссылаясь на то, что делегация предпринята , так как это последнее обстоятельство, даже для первоначальных участников в счете (делегата и делеганта), может представляться совершенно неопределенным, - в особенности же, для делегатария, стоящего совершенно в стороне от этого счета. То же самое имеет место, когда "счет" существует не только между делегантом и делегатом, но одновременно и между делегантом и делегатарием. Весьма понятно, что в этом случае и по тем же самым основаниям - какие бы то ни было возражения указанного характера против иска делегатария безусловно не допускаются.

Примечания:

[296] См. Bürgerliches Gesetzbuch. § 620. Mot. II. Стр. 559 сл.

[297] § 605. Ср. § 619 в окончательной редакции.

[298] См. <Мотивы>. II том. Стр. 560.

[299] См. подробности у Danz. Geschichte des röm. Rechts. 2-е изд. II. 1873. Стр. 72 сл.