Список книг

« Предыдущая | Оглавление | Следующая »

Шершеневич Г.Ф.
Учебник русского гражданского права. Т. 1

§ 23. Способы приобретения права собственности

Литература: Энгельман, О приобретении права собственности на землю по русскому праву, 1859, стр. 130-160; Победоносцев, Курс гражданского права, т. I; Мейер, Русское гражданское право, стр. 278-318; Дювернуа, Чтения по гражданскому праву, т. II, стр. 81-150; Васьковский, Учебник гражданского права, в. 2, стр. 105-159; Анненков, Система русского гражданского права, т. II, стр. 124-258; Тыжнов, О приращении по русскому праву сравнительно с французским и русским законодательствами (Уч. Зап. Каз. Унив., 1858); Юзефович, О праве приращения к недвижимостям, 1875; Муллов, Клад и находка (Жур. М. Ю., 1863, N 1); Суворов, О находке по русским законам (Жур. гр. и уг. пр., 1875, N 2); Бутовский, Давность владения, 1911; Энгельман, О давности по русскому гражданскому праву, 3-е изд., 1900; Куницын, Приобретение права собственности по давности владения (Жур. М. Ю., 1864, N 10, 11, 12); Боровиковский, Отчет судьи, т. II, 1892, стр. 3-206; Загоровский, О приобретении права собственности на движимые имущества посредством передачи (Юрид. вестн., 1890, т. V); Пахман, К вопросу о применении давности к церковным землям (Жур. С.-Пет. Юрид. Общ., 1894, март); Васьковский, Давность и церковные земли (Жур. М. Ю., 1895, май); Павлов, Русское Обозрение (1894, декабрь); Карабегов, Давность по церковным землям, 1894; Каминка, К вопросу о применении давности к церковным землям (Жур. С.-Пет. Юр. Общ., 1895, июнь); Г., Подлежат ли церковные имущества действию давности (Жур. С.-Пет. Юр. Общ., 1894, октябрь); Товстолес, Находка и место ее в системе русского законодательства (Ж. М. Ю., 1901, N 9); Трепицин, Переход права собственности на движимые имущества посредством передачи и соглашения, 1903; Гейне, О приобретении плодов добросовестным владельцем по Х т. 1 ч. (Вестн. Пр., 1900, N 8); Лаврентьев, Спецификация (Вестн. Пр., 1902, N 9-10); Попов, Роль ввода во владение в нашем законодательстве (Ж. М. Ю., 1902, N 4); Завадский, О спецификации по русскому праву (Ж. М. Ю., 1912, N 12); Духан, Учение о спецификации в практике Прав. Сен. (Право, 1913, N 8); Товстолес, Давность и закон 1 мая 1905 г. (Ж. М. Ю., 1913, N 8); Мартынов, Новый закон о давности владения (Ж. М. Ю., 1913, N 4); Кассо, Русское поземельное право, 102-142.

I. Классификация способов. Права на имущества, говорит закон, приобретаются не иначе как способами, в законах определенными (ст. 699), следовательно, и право собственности на вещи может быть приобретено только указанными в законе способами. Способом приобретения собственности называется такой юридический факт, с которым по взгляду объективного права соединяется установление права собственности в лице данного субъекта. Наше законодательство предлагает следующую систему способов приобретения права собственности: 1) способы дарственные и безвозмездные, а именно: пожалование, выдел, дар, завещание, 2) наследство, 3) способы обоюдные, каковы мена и купля, 4) договоры и обязательства. Такая классификация совершенно несостоятельна. Договор вообще не способ приобретения собственности, а только основание, и притом, определяя особое место для договоров, закон упускает из виду, что тот же договорный характер присущ дару, пожалованию, мене и купле. С другой стороны, принятая в нашем законе классификация страдает неполнотой, - так, в ней не указана давность владения как способ приобретения права собственности, признанный русским законодательством.

В теории общепринято деление способов приобретения собственности на первоначальные и производные. Способ будет первоначальным, если право собственности в лице данного субъекта устанавливается самостоятельно, независимо от другого лица, т.е. на объекты, которые еще не составляли чьей-либо собственности, или же на объекты, которые хотя и составляли собственность другого лица, но подчиняются господству нового приобретателя независимо от прав предшествовавшего собственника. Способ будет производным, когда право собственности в лице данного субъекта устанавливается на основании права прежнего собственника.

Указанное деление имеет то юридическое значение, что при производном способе приобретения объем права обусловливается правом прежнего собственника, чего нет при первоначальном способе, а дальнейшее следствие - производный способ вызывает необходимость проверки прав всех прежних собственников, что представляется излишним при первоначальном способе. К первоначальным способам приобретения собственности относятся: завладение, давность владения, отделение плодов, приращение, переработка, находка, соединение; к производным - передача. Ко второму разряду относится также наследование, но оно подлежит особому рассмотрению ввиду сложности вызываемых им отношений.

Различие между производными и первоначальными способами не чуждо нашему законодательству, которое, видимо, руководствуется этою идеею, когда противопоставляет положение: "кто был первым приобретателем" - положению: "кому власть сия от первого приобретателя дошла" (ст. 420).

II. Передача. Под именем передачи понимается предоставление одним лицом другому владения вещью с намерением перенести право собственности. Таким образом, передача есть тот юридический факт, с которым соединяется приобретение права собственности, а основанием ему служит какой-нибудь договор, купля-продажа, дарение. Сделка создает обязательственное отношение, которое влечет за собою, хотя и не необходимо, вещное отношение вследствие передачи. Силою сделки создается обязанность передать, силою передачи переносится право собственности. За необходимость передачи как физического акта говорят различные соображения теоретического и практического свойства. Так как право собственности принадлежит к абсолютным правам и создает общую для всех обязанность уважать это право, то необходимо, чтобы установление связи между вещью и данным субъектом было видимо для всех, а не основывалось на одном негласном соглашении двух лиц. Договору по существу его чуждо установление вещной связи - он создает лишь право требования и таким путем подготовляет вещное право. Договор проявляет свою силу в отношении договаривающихся, - для установления обязанности третьих лиц необходим еще другой акт.

Конечно, с требованием передачи соединены некоторые практические неудобства. Так, например, продавец сохраняет право на проданную вещь до передачи и потому может снова продать ее и тем лишить покупщика приобретенного права, предоставляя ему только право требовать вознаграждения. Однако едва ли не большее практическое затруднение может возникнуть при противоположном правиле. Если покупщик приобрел право собственности уже в силу договора, а вещь между тем осталась во владении продавца, то последнему ничто не мешает снова продать ее. Конечно, продажа будет недействительна, но от нее пострадает второй покупщик, который ничего не знал о первой сделке и которому приходится удовлетворяться требованием вознаграждения. А между тем легче было первому покупщику предупредить подобное стечение прав приобретением владения, чем второму собирать сведения о принадлежности приобретаемой вещи.

Принцип признания права собственности в силу одного договора вносит некоторую неясность в обязательства. Возьмем договор купли-продажи. Непосредственною целью указанного обязательства является приобретение покупщиком права собственности. Если допустить, что эта цель достигается в момент установленного согласия, то какое, спрашивается, юридическое основание обязанности продавца передать впоследствии, а до того времени сохранять проданную вещь (франц. гражд. код., § 1603)? Очевидно, что такую обязанность нельзя выводить из договора купли-продажи.

Совсем уже нелогично устанавливать по примеру французского законодателя различные моменты перехода права собственности в отношении к отчуждателю и в отношении к третьим лицам и таким образом создавать категорию относительно-абсолютных прав. А между тем к этой непоследовательности привело последовательное проведение принципа, принятого составителями французского кодекса. Взгляд, по которому право собственности переходит в момент соглашения, а не передачи, приводит постепенно к противоречиям. В интересах тех же третьих лиц французский законодатель принужден был постановить, что если кто-либо обязался дать или передать движимую вещь последовательно двум лицам, то право собственности приобретает тот, кому предоставлено владение вещью, хотя бы право его и возникло позднее (франц. гражд. код., § 1141). Очевидно, что законодателю пришлось отступить от своего принципа в наиболее важном случае его применения. Кроме того, принцип французского законодательства стал в противоречие с другим, выставленным в нем принципом, - en fait des meueles possession vaut titre. С этим принципом не согласуется и право продавца не передавать вещь, проданную на наличные деньги, если покупщик не платит ее цены (франц. гражд. код., § 1612).

Приобретение права собственности посредством передачи было признано римским правом, а в настоящее время этого начала придерживается германское законодательство. По новому германскому уложению передача составляет необходимое условие перехода права собственности на движимость (§ 929, п. 1). Таково общее правило. Передача представляется излишнею в трех случаях: а) когда приобретатель уже владеет вещью (§ 929, п. 2 - traditio brevi manu); b) когда прежний собственник по соглашению продолжает держать вещь у себя (§ 930, constitutum possessorium); с) когда отчуждаемая вещь находится во владении третьего лица и состоялось соглашение, в силу которого собственник уступает приобретателю свое право на иск (§ 931). Напротив, французское право считает излишнею передачу и признает вполне достаточным одно соглашение, так что право собственности приобретается в силу и с момента заключения договора. Право собственности по исключению переходит не в момент соглашения, а позднее в следующих случаях: когда предметом сделки является вещь, определяемая родовыми признаками; когда предметом сделки является будущая вещь, например строящийся пароход; когда стороны внесут в договор особое условие о временном сохранении за отчуждателем права собственности. Следует заметить, что весь вопрос касается движимых вещей, потому что право собственности на недвижимости при ипотечной системе приобретается только записью в книге. В Англии, где нет ипотечной системы укрепления прав, право собственности на недвижимости переносится не иначе как с момента вручения купчей (deed of grant). В отношении движимых вещей нет единого принципа: при продаже переход права собственности происходит в момент соглашения, при дарении - в момент передачи (delivery).

Обращаясь к русскому законодательству, мы находим, что оно придерживается требования передачи, - право собственности приобретается передачею самого имущества или вводом во владение им (ст. 707, 1378, 1380, 1510, 1523, 991, 992). Отсюда мы видим, что наше законодательство не только соответствует германскому праву, но идет еще далее, требуя передачи даже для недвижимостей. Необходимость передачи особенно отчетливо выражена в наших конкурсных законах, где вопрос о моменте перехода права собственности особенно важен: вещи, проданные несостоятельному должнику, но еще не переданные ему, в конкурсную массу не поступают, и обратно - вещи, проданные несостоятельным должником, но еще не переданные, остаются в составе конкурсной массы (т. XI, ч. 2, уст. суд. торг., ст. 470, 475, 477, 488). Сенат по вопросу, кому принадлежат деньги, взысканные с должника по требованию взыскателя в судебное место, взыскателю или должнику, признал, что при понудительном взыскании передача движимых вещей или денег от должника кредитору совершается или через судебного пристава немедленно, или через суд, если деньги внесены в депозит, и тогда только с момента вручения взыскателю талона к ассигновке можно считать согласно ст. 1510, что передача движимости должника его кредитору окончательно совершилась и деньги сделались его собственностью (09, 58). [В позднейших решениях Правительствующий Сенат признал, что при купле индивидуально определенного движимого имущества право собственности на движимость переходит к покупщику в самый момент совершения сделки, при купле же вещей, определенных лишь родом и видом, но не индивидуальностью, оно переходит лишь в момент передачи имущества (10, 13; 12, 7).]

Существует, однако, противоположный взгляд, утверждающий, будто приобретение права собственности на движимость по русскому законодательству не зависит от передачи. Основанием такому мнению является ст. 711, которая говорит, что движимости могут быть приобретаемы законными способами, без всяких письменных актов, по одним словесным договорам. Но при ближайшем рассмотрении приведенной статьи в содержании ее не находится подтверждения указанному взгляду. Статья эта говорит только, что сделки по движимости не должны быть непременно заключаемы письменно, но могут быть совершаемы в словесной форме. Это обнаруживается с особенною ясностью из сопоставления приведенной статьи со следующей, ст. 712, где указываются как исключения сделки, которые должны быть облечены в письменную форму. Более твердую опору рассматриваемый взгляд находит в ст. 1513, в силу которой если продавец взял с покупщика задаток или все деньги, а потом проданных вещей отдавать не будет, видя в цене возвышение, то к таковой отдаче принуждается судом. Видимый смысл этой статьи заключается в том, что покупщик по заключении договора покупки может взять купленную вещь как свою. Предоставляя покупщику вещное право с момента совершения сделки, закон, следовательно, устранил необходимость передачи. Однако не этою точкою зрения объясняется содержание приведенной статьи, а ошибочным взглядом нашего законодательства на природу обязательства вообще. Законодатель предполагает, будто стороны, принявшие на себя обязанности по договору, могут быть силою вынуждаемы к исполнению. Лучшим подтверждением является следующая статья, в силу которой и покупщик, если не будет принимать купленных вещей, принуждается к тому судом. Обе указанные статьи, 1513 и 1514, находятся во взаимной связи, друг друга дополняют, но не доказывают, чтобы законодатель для приобретения права собственности считал достаточным одно соглашение и устранял необходимость передачи.

Совершенно отдельно должны быть поставлены те условия, при которых по нашему закону приобретает право собственности комитент на купленные для него комиссионером товары. Закон постановляет (т. XI, ч. 2, уст. торг. по прод. 1912 г., ст. 54²), что по договору комиссионера с третьим лицом стороною становится комиссионер, а не комитент, и в то же время находящиеся в распоряжении комиссионера товары, купленные за счет комитента, признаются собственностью последнего (ст. 54¹⁷). Как же сделался комитент собственником этих товаров? Это необъяснимо с точки зрения теории, требующей передачи для приобретения права собственности, потому что никакой передачи комитенту не было, а так как комиссионер действует от своего имени, а не как представитель, то в данном случае не имеет места приобретение владения через представителя. Но это также необъяснимо и с точки зрения теории, приурочивающей приобретение права собственности при купле-продаже к моменту соглашения, потому что между комитентом и третьим лицом никакого договора не было.

Точно так же и относительно недвижимостей отрицается значение ввода во владение как момента приобретения права собственности. Ввод во владение имел важное значение в прежнее время, вызывая в окружающих соседях представление о совершившемся переходе права собственности на смежное имение, тем более что самые сделки отчуждения оставались негласными. В настоящее время, со введением нотариальной системы, когда утверждение актов о вещных правах производится исключительно по месту нахождения недвижимости и, таким образом, переход права может быть каждому известен, обряд ввода во владение представляется бесполезным и обременительным. Бесполезным потому, что приобретение права собственности стоит в зависимости от утверждения акта старшим нотариусом; обременительным потому, что при отчуждении нотариусы требуют предъявления вводных листов, тогда как многие собственники, особенно те, которые ведут свое право по наследству в течение нескольких поколений, не снабжены такими документами.

Признавая верность утверждения, что ввод во владение не должен бы иметь значения переходного момента со времени введения нотариального положения, нельзя, однако, отрицать, что по действующему законодательству ему именно придано такое значение. Сторонники противоположного взгляда, приурочивая переход права собственности к моменту утверждения акта старшим нотариусом или к отметке о том в реестре крепостных дел, основываются на общем смысле нескольких статей нотариального положения (ст. 66, 154 п. 3, ст. 157, 168, 169, 177 и особенно ст. 178¹) и совершенно устраняют ст. 1432 устава гражданского судопроизводства. Во-первых, статьи нотариального положения, за исключением последней, не разрешают вопроса о моменте перехода права собственности так решительно, как ст. 1432 уст. гр. суд. Только ст. 178¹ нот. пол., обязывающая старшего нотариуса немедленно, по внесении акта в реестр крепостных дел, уведомить земскую или городскую управу о переходе права собственности на недвижимость, действительно способна благоприятствовать оспариваемому взгляду, но не следует забывать, что она является позднейшею вставкою, не имеющею непосредственного отношения к рассматриваемому вопросу. Между тем ст. 1432 уст. гр. суд. постановляет, что отмеченный в реестре крепостных дел день ввода во владение недвижимостью считается началом действительной передачи и укрепления права на нее. Отсюда совершенно ясно следует, что ввод во владение есть форма передачи и что только с момента его выполнения укрепляется право собственности за приобретателем. Можно считать такое постановление закона нецелесообразным и несоответствующим духу и цели нотариальной системы, но отрицать его догматическую силу нельзя. [Статья 1432 уст. гр. суд. со введением в действие закона о преобразовании местного суда должна почитаться отмененною.]

Между тем наша кассационная практика в целом ряде решений признала, что переход права собственности совершается в момент утверждения сделки старшим нотариусом, а значение вводных листов совершенно уничтожила (93, 107) [вернее, признала обрядом оглашения общественною властью права на владение по акту укрепления (13, 65)]. При этом было высказано, что ст. 1432 уст. гр. суд., как принадлежащая к правилам охранительного судопроизводства, не может быть толкуема в смысле закона, устанавливающего материальное право. Но место нахождения статьи не обусловливает материального или процессуального его характера, который определяется ее содержанием. Сам Сенат придавал материальное значение статьям, помещенным в процессуальных законах, например, по вопросу об исполнении по закладным, и наоборот, статьям, помещенным в законах материального права, придал процессуальное значение (например, ст. 703). Утверждают также, что ст. 1432 определяет только начало фактической передачи и укрепления права собственности в отношении посторонних лиц, а не в отношении отчуждателя (81, 121). Но таким положением практика переносит на нашу почву странное положение французского права, вводит то относительно-абсолютное право, которому нет никакой опоры в русском законодательстве и которое нежелательно вводить. Трудно понять, каким образом Сенат, стремящийся доказать, что по закону ввод во владение не имеет никакого значения [см. дополнение о вводе выше], в то же время признает за судами возможность отказывать во вводе лицам, не имеющим права приобретения имений, после того, как таковые соответствующими органами за ними укреплены (86, 65; 88, 30). По поводу иска со стороны лица, приобретшего дом с публичного торга, к лицу, чей дом продавался, о выселении из него Сенат высказал, что купивший с публичного торга недвижимость не вправе требовать выселения прежнего собственника, пока не получил установленной данной и не введен во владение (09, 78). [В решении 12, 130 Правительствующий Сенат высказал: а) что право собственности на имение, приобретенное с публичного торга, принадлежит приобретателю со дня торга; что с этого же дня принадлежит ему и право на доходы, страховые права по имению и право предъявлять иски в защиту права на имение; б) что судебным определением об укреплении имения за приобретателем только утверждается за ним право на имение, но начало права следует возводить ко времени публичной продажи имения и в) что приобретатель имения с публичного торга имеет на него право собственности и до получения данной, но до этого времени право собственности является неполным, причем неполнота выражается только в отсутствии права распоряжаться имением путем совершения крепостного акта на передачу или на отчуждение имения другому лицу.]

1. Ввод во владение. Порядок ввода во владение состоит в следующем (т. XVI, уст. гр. суд., ст. 1424-1437, изд. 1892 г., ст. 709). Выпись из крепостной книги, выданная старшим нотариусом по утверждении представленного ему акта, предъявляется окружному суду, в округе которого находится недвижимость. Окружной суд выдает исполнительный лист, на основании которого судебный пристав производит ввод во владение. Для присутствования при вводе во владение имениями, находящимися в уезде, приглашаются все смежные владельцы того имения, местный сельский староста, свидетели, преимущественно из живущих в имении лиц, а также и арендаторы. Но так как неявка всех этих лиц не останавливает совершения ввода и так как весь этот обряд в представлении общества является ничего не значащею формальностью, то в действительности, кроме сельского старосты, редко кто присутствует при вводе. Ввод во владение совершается возвещением о новом владельце имения, прочтением акта укрепления и составлением затем вводного листа, - в действительности только последним актом. Совершение ввода отмечается на самом акте укрепления, о чем лицо, производившее ввод (судебный пристав, земский начальник), сообщает старшему нотариусу для отметки о том в реестре крепостных дел и оглашения через Сенатские Объявления. Отмеченный на этом основании в реестре крепостных дел день ввода во владение недвижимым имением считается началом действительной передачи и укрепления права на имущество (ст. 1432). [Закон 15 июня 1912 г. о преобразовании местного суда изменяет принятый порядок ввода во владение в том отношении, что 1) считает его правом, а не обязанностью приобретателя, 2) предписывает просьбу о вводе направлять к мировому судье, а не в окружной суд, 3) разрешает просить о составлении описи передаваемого имения и 4) отменяет все прочие требования, приведенные выше (1433¹-1433⁴ уст. гр. с., по прод. 1912 г.).]

2. Передача движимых вещей совершается действительным вручением этих вещей или поступлением их в распоряжение приобретателя (ст. 993 и 1510). Отсюда обнаруживается, что передача может состоять или в физическом акте, переносящем владение самими вещами, или же в таком действии, которое без физической прикосновенности к вещам давало бы приобретающему лицу возможность господства над ними, например, при вручении складочного свидетельства, дубликата накладной. С другой стороны, предоставление владения с объективной стороны является излишним, если вещь уже находится в держании приобретателя и перемена субъективного момента превращает держание во владение, например, в случае, когда арендованная баржа покупается нанимателем. В таких случаях третьи лица освоились с тем, что продаваемая вещь находится уже в руках приобретателя, и потому для перехода собственности вручение представляется излишним.

III. Давность владения. В истории русского права, по мнению Энгельмана, только исковая давность выработалась в развитой юридический институт. Давность же владения, существовавшая в псковском праве, исчезла бесследно вместе с падением самостоятельности Пскова и торжеством Москвы.

Зачатки давностного владения, скорее похожие на usucapio, захват или даже приращение, возникшие в местном праве Московского государства, постепенно разрушались с начала XVII века, а в XVIII веке отменяемы были последние следы их. При издании закона о десятилетней давности (в конце XVIII века) имелась в виду лишь давность исковая, - о давности владения не было и помину. В законах 1775 и 1787 гг. даже не встречаются выражения "давность", "земская давность", а говорится только о десятилетнем сроке; в манифесте 1787 г. новое учреждение называется правом десятилетнего срока. Выражение "давность владения" встречается лишь в своде 1832 г., когда составлена была отдельная статья о ней, представляющая собой при этом довольно точное воспроизведение § 2229 французского кодекса. В современном русском законодательстве давность владения остается институтом малоразвитым сравнительно с положением его на Западе и лишенным некоторых существенных условий. Но все же это не дает основания говорить (Энгельман, Малышев), что русское законодательство не знает давности владения как способа приобретения права собственности.

По действующему законодательству (ст. 533) спокойное, бесспорное и непрерывное владение в виде собственности превращается в право собственности, когда оно продолжится в течение установленной законом давности, а именно 10 лет. Следовательно, давностью владения называется способ приобретения права собственности, основанный на бесспорном и непрерывном владении в продолжение десяти лет. Существенными условиями приобретения права собственности по давности являются: владение в виде собственности, бесспорность и непрерывность владения, срок.

1. Выражением "в виде собственности" закон, очевидно, хотел указать на необходимость юридического владения, а не просто только держания. Эта мысль законодательства обнаруживается в другом месте еще яснее: для силы давности надо владеть "на праве собственности", а не на ином основании. Как посему, говорит закон, одно пользование не составляет основания к праву собственности, то все те, которым даны казенные земли в пользование на известных условиях или для известного употребления, не могут приобрести в свою собственность по праву давности казенных земель, состоящих в их пользовании, как бы долго пользование ни продолжалось (ст. 560). Это не значит, чтобы казенные земли не могли быть приобретены по давности - в этом отношении они находятся в таком же положении, как и частные. Дело в том, что те, которым отдана казенная земля в пользование, относятся к ней как к чужой, без явного для всех намерения присвоить ее себе. Точно так же не может приобрести по давности арендатор, по крайней мере до истечения договорного срока, пожизненный владелец и другие лица, которые господствуют над вещью от имени другого, без намерения присвоения, как приемщик поклажи, залогодержатель, опекун, управляющий. [Для приобретения права собственности по давности надобно не только пользоваться землею, но владеть и распоряжаться ею; одно, например, пользование поверхностью земли, недра которой разрабатываются самим собственником ее, не может служить основанием для приобретения лицом, пользующимся лишь поверхностью, права собственности на последнюю по давности владений (12, 21).]

Если стать на точку зрения нашей практики и признать, что право собственности приобретается на основании одного соглашения, независимо от передачи, то мог бы возникнуть трудный вопрос, приобретает ли продавец, не передавший еще вещи новому собственнику и сохраняющий ее у себя в продолжение давностного срока, право собственности по давности владения? Но так как мы отвергли возможность приобретения права собственности по одному соглашению, то с нашей точки зрения вопрос этот не возбуждает сомнений, так как продавец до передачи не перестает быть собственником.

Однако все указанные лица, которые владеют вещью не от своего имени, не в виде собственности, могут приобрести право собственности, если только явно изменят свое отношение к собственнику. Помещик ввиду бедности крестьян ближайшей деревни предоставляет им несколько десятин своей земли в безвозмездное пользование. Крестьяне, пользующиеся землей на этом основании, никогда не приобретут права собственности. Но если они на требование наследника, не желающего продолжать доброе дело наследодателя, возвратить землю ответят отказом, ссылаясь, например, на волю помещика подарить им эти десятины, то по прошествии давностного срока с этого времени крестьяне могут сделаться собственниками. Сколько бы лет ни находилась заложенная вещь у кредитора, он никогда не приобретает на нее права собственности. Однако если он на требование собственника, уплатившего свой долг, возвратить вещь сослался на то, что заклад у него украден, между тем как вещь продолжала оставаться в его руках, то с этого времени он начинает владеть от своего имени и, следовательно, по прошествии земской давности, может сделаться собственником.

Точка зрения закона обнаруживается из одного случая, указываемого им по поводу наследования. Владение одного из соучастников общим имением по заключенной между ними добровольной записи или иной сделке, или по узаконенной доверенности, как зависящее от актов условных, не может быть превращаемо через давность в право единственной или исключительной сего владельца собственности. Но если соучастник, владевший имением, хотя бы то было и без надлежащего уполномочия, показывал оное пред присутственными местами собственностью, обще с другими ему принадлежащею, или выплачивал соучастникам ежегодно доходы, а впоследствии то же самое имение начал показывать исключительною своею собственностью, в том случае давность считается для отсутствующих соучастников со дня, в который общее имение показано единственною собственностью владеющего или в который сделана последняя уплата доходов, смотря по тому, что было позднее (ст. 1242, п. 2 и 3).

Несомненно, что доказать характер владения должен тот, кто ссылается на давность. Так как владение для превращения его в собственность должно быть в виде собственности, то все те лица, которым преграждена законом возможность приобретения права собственности в известных местностях, не могут из владельцев превратиться в собственников. Однако если давностное владение началось до издания ограничительного закона, давностный же срок истек во время его действия, то владелец может превратиться в собственника (96, 123); то же самое должно быть признано по отношению к владению, начавшемуся и длившемуся при ограничительных законах, если иск заявлен по отмене таковых (13, 49).

2. Владение должно быть в течение всего давностного срока бесспорное, т.е. на него не должны быть предъявлены притязания посторонних лиц, - в данном случае собственника, а не каких-нибудь иных лиц. Но притязания собственника тогда только делают владение спорным, когда подано в суд исковое прошение (ст. 558 и 559). Следовательно, предъявление жалобы не в суд, а в другое место, например полицию, давности не прерывает (13, 38). Впрочем, если административному учреждению законом предоставлено разрешение спорных гражданских правоотношений, то жалоба, поданная в такое учреждение, будет отвечать ст. 558. Такой взгляд высказан нашею практикою по поводу крестьянских мировых установлений (03, 138). Исковое прошение только тогда делает владение спорным, а) если оно не было возвращено просителю по несоблюдению законных условий (уст. гражд. суд., ст. 266); б) если не было прекращено по нему производство (уст. гражд. суд., ст. 689 и 735); с) если не состоялось судебное решение, которым в иске собственника к владельцу отказано. Бесспорность владения нарушается только иском о праве собственности, предъявленным к владельцу, а всякие иные притязания, как, например, о признании залогового права, сервитута, права участия, способны только подтвердить юридическое владение ответчика. Неверно утверждение нашей практики, будто бесспорность нарушается не только иском собственника к владельцу, но и, наоборот, иском владельца к собственнику (82, 25). Такой иск может нарушить, и то при известных условиях, непрерывность владения, но не бесспорность.

Доказывать бесспорность как отрицательный факт не обязан ссылающийся на давность, опровергнуть ее, указать время и место предъявленных притязаний следует лицу, не признающему приобретения права собственности по давности.

3. От давностного владения требуется, чтобы оно было непрерывное, т.е. не прекращалось ни на один момент в течение всего срока, чтобы оно было без пробелов. Владение прерывается или а) тем, что владелец оставляет намерение присвоения, или b) тем, что он лишается возможности господства над вещью. Оставление владельцем намерения выражается в том, что он бросает вещь на произвол или придает своему господству иной характер, например, признает право собственника и начинает держать вещь с согласия последнего. Лишение возможности господствовать может произойти по воле других лиц, которые становятся на его место, все равно, будет ли то сам собственник или постороннее лицо. Такое нарушение владения, если оно устранено удовлетворенным со стороны мирового судьи иском о восстановлении нарушенного владения, не прерывает давностного владения (78, 113). Нарушение владения должно быть таким, чтобы подорвать представление о юридическом владении того лица, в чьей власти вещь находится. Юридические сделки, совершаемые собственником в отношении вещи, которая находится во владении другого, непрерывности не разрушают. Поэтому следует признать неправильным решение Сената, который признал, что залог собственником имения, находящегося во владении другого лица, ранее истечения десятилетнего срока прерывает владение, хотя владелец и не подозревал о произведенном акте распоряжения со стороны собственника (06, 42).

То же значение имеет и требование спокойности владения; по крайней мере все попытки дать этому признаку особый смысл оказались тщетными. Сопоставляя ст. 533 и 557, мы замечаем в последней отсутствие признака непрерывности, указанного в первой. Это может быть объяснено только равнозначностью этих двух признаков - непрерывности и спокойствия.

4. Владение, чтобы превратиться в право собственности, должно продолжаться в течение десяти лет. Однако нет никакой необходимости, чтобы то лицо, которое ссылается на давность, само лично провладело 10 лет: оно может присоединить к своему владению все то время, в течение которого владел тою же вещью тот, чьим правопреемником он является. Для этого должна быть связь между владением обоих лиц. Такая связь основывается прежде всего на общем преемстве; наследники по закону или по завещанию, вступая во все права наследодателя, продолжают и его владение, а потому пользуются тем временем, в течение которого он владел. Так, если владение, продолжавшееся 8 лет, прервалось смертью владельца, то наследникам его остается провладеть только 2 года, чтобы приобрести право собственности. То же самое следует сказать и о частном преемстве: продавая вещь, которая состояла во владении продавца, последний, очевидно, передал покупщику не право собственности, которого он не имел, а владение. Частный преемник продолжает осуществлять переданное право, а следовательно, пользуется и временем владения, которое прошло уже до перехода к нему вещи. Но такое сложение сроков недопустимо, когда между предшествующим и последующим владением нет преемственной связи, например, при покупке имения с публичного торга (91, 68) или, например, в случае насильственного вытеснения одним владельцем другого. [В решении 13, 87 Правительствующий Сенат разрешил в отрицательном смысле следующий вопрос: может ли быть признано за православным монастырем право собственности по давности владения на землю, находящуюся в его фактическом бесспорном владении, в том случае, если со времени получения указа Святейшего Синода об учреждении монастыря и до дня предъявления иска прошло менее 10 лет, а до того этой землей владели единоверческие монахи, общежитие которых не было установлено надлежащею властью и которые жили в бывшем старообрядческом скиту, обращенном в единоверческий, из которого и был затем образован упомянутый монастырь.]

Из сказанного обнаруживается, что приобретение права собственности по давности владения имеет самостоятельный характер. Право собственности устанавливается потому, что его приобрел владелец по давности, а не потому, что его утратил собственник. Отсюда следует, что собственник, оставивший владение, не теряет, однако, права собственности, несмотря на свое безучастие, продолжающееся свыше 10 лет, пока кто-нибудь не приобретет прав собственности десятилетним владением (10, 68). Например, собственник не принимал никаких мер к защите своего права в течение 9 лет с того времени, как землею его завладело другое лицо. Но это последнее само оставило владение землею, которую через год заняло новое лицо. Если новое владение продолжается лет шесть, то новый владелец не может отражать иска собственника заявлением, что собственник не владел землею 16 лет, так как ему нужно доказать только одно: что сам он провладел 10 лет. Отсюда можно видеть, как неверна точка зрения Сената, будто по силе давности право собственности приобретается посторонним лицом "вследствие упущения прежнего собственника, не осуществившего или не защищавшего свое право в течение 10 лет" (06, 38), будто "владение по давности превращается в собственность не тогда, когда владелец выполнит все условия, от него зависящие, но тогда лишь, когда документальный собственник в течение давностного срока не проявит своих самостоятельных распорядительных действий по имению и тем самым не выразит того безмолвного с его стороны отречения (!) от своей собственности, которое лежит в основании самого понятия об утрате права собственности по давности" (06, 42).

Развиваемому взгляду на самостоятельный характер приобретения права собственности по давностному владению не противоречит и то, что течение давности приостанавливается на все время несовершеннолетия собственника (ст. 694, прил. ст. 1, п. 1). Так, например, на десятый год владения умирает собственник, после которого наследником оказывается малолетний. В данном случае по истечении 10 лет владение не превратится в право собственности, но не потому, что собственник сохраняет право иска, а потому, что силою закона течение срока давности владения приостанавливается впредь до достижения собственником совершеннолетия. В противоположность такому удлинению давностного срока владения в другом случае закон допускает его сокращение, а именно в случае спора о животных право собственности на приплод приобретается владельцем самки по истечении годового владения (ст. 431).

5. Для приобретения права собственности по давности необходимо, чтобы вещь способна была сделаться объектом давностного приобретения. Так как объектом права собственности могут быть только вещи в смысле частей материального мира, то приобретение по давностному владению возможно только в отношении вещей, но не прав, вроде, например, права прохода или проезда. Из вещей возможность приобретения права собственности по давностному владению исключается относительно всех тех, которые находятся в общем пользовании, которые не состоят в частной собственности, а также внеоборотных, которые не могут состоять в частной собственности. Так, практикою признано, что городские бечевники и набережные ни в каком случае не могут быть приобретены частными лицами в собственность по давности владения (88, 43). Городские площади, улицы и переулки, состоя в общем пользовании, не могут быть предметом частной собственности и, следовательно, частное лицо или учреждение не может приобрести на эти пути сообщения права собственности и по давности (92, 25). Но это положение не распространяется на все вообще недвижимости, принадлежащие городу на праве частной собственности, например, на городские выгонные земли, которые, по мнению нашей практики, могут быть предметом давностного владения (02, 106). Вещи, принадлежащие государству на праве частной собственности, также могут быть предметом права собственности, приобретенного по давности владения.

Кроме того, в нашем законодательстве указываются вещи, на которые по закону сила давности не распространяется и, следовательно, владение ими, как бы долго ни продолжалось, никогда не превратится в право собственности:

а. Межи генерального межевания не могут быть уничтожены давностью владения (ст. 563). Смысл этого неясного постановления, кажется, тот, что силою давности не могут изменяться или перемещаться собственно межи генерального межевания. Статью не следует толковать в том смысле, будто генерально-обмежеванные дачи как в целом их составе, так и частях не подлежат действию давности (85, 81).

b. Имущества, обращенные в заповедные, не подлежат действию земской давности в случае неправильного ими или же частью их завладения (ст. 564). Исключение, установленное для заповедных имений, не может быть распространено по аналогии на имения, жалуемые в западных губерниях под именем майоратов, для которых закон не сделал изъятия от действия общей земской давности. Напротив, Васьковский и Анненков, исходя из тождественности оснований неотчуждаемости того и другого вида имений, признают майоратные имения также неспособными стать предметом завладения.

с. По закону 27 мая 1900 г. к числу вещей, изъятых от действия давности, отнесены дворцовые имения, именуемые государственными, которые ни в целом, ни в части не подлежат действию земской давности (ст. 562¹).

d. Крупное изъятие из действия закона о давностном владении внес закон 29 мая 1911 г. о землеустройстве. Установленные вновь и возобновленные в порядке положения о землеустройстве границы не могут быть оспариваемы по давности владения. Завладение прилегающими к означенным границам землями со стороны соседнего владельца, по смежности с которым установлена или возобновлена такая граница, не может служить основанием к укреплению за ним права собственности на эти земли по давности. Равным образом собственник земли, подвергшейся такому завладению, не лишается права на ее отыскание за пропуском давностного срока (т. Х, ч. 3, ст. 63). Если принять во внимание, что положение о землеустройстве распространяется не только на крестьянское, но и на иное частное землевладение (ст. 2), то значение рассматриваемого изъятия представится весьма значительным и чреватым последствиями с точки зрения той цели, какую имеет в виду институт давности, и той неопределенности отношений, какая со временем создастся вследствие устранения давности.

Наша практика одно время несколько расширяла круг предметов, изъятых от действия давности. В решении 93, 2 Сенат признал, что на основании буквального смысла ст. 446 т. IX Свода Законов и исторических источников ее действию давности не подлежат церковные земли. Ввиду, однако, сильного протеста, каким было встречено это решение в нашей литературе, и практических затруднений, созданных решением, Сенат вновь пересмотрел вопрос и отказался от своего взгляда (02, 2).

На основании тех же исторических соображений Сенат пришел (94, 54) к заключению, что юртовые и войсковые земли области Войска Донского, составляя собственность станичного общества, никогда не могут быть приобретаемы в собственность ни самими казаками, ни инородными приобретателями по давности владения. Однако и в этом случае Сенат вынужден был отступить от высказанного взгляда и признать, что казачьи земли могут быть приобретаемы в собственность по давностному владению (о. с., 07, 12).

Существует мнение (Анненков), что к числу вещей, не способных быть приобретенными в собственность по давностному владению, следует причислить полосу земли, отведенную под железную дорогу. Этот взгляд разделяется и Сенатом (04, 100). В подтверждение его правильности приводят следующие соображения. а) Железные дороги как вещи общего пользования изъяты из оборота. Это соображение совершенно несостоятельно. В противоположность дорогам, которые открыты всем и каждому, железные дороги закрыты для всех, кроме железнодорожного общества, которое перевозит по этому пути пассажиров и товары за плату как торговое предприятие. То обстоятельство, что железная дорога обязана принимать груз и людей к перевозке, нисколько не изменяет дела, так как это только принцип принудительной эксплуатации, установленный и для других предприятий, например для товарных складов. b) Железные дороги как вещи нераздельные не допускают давностного завладения в какой-либо своей части. Если принять такое последствие нераздельности, то мы должны бы прийти к заключению о невозможности приобрести по давностному владению сажени места, принадлежащего фабрике, а с точки зрения Сената - даже дома в городе. Вывод явно несообразный.

Таковы условия, выставляемые нашим законодательством для приобретения права собственности по давности владения. Ему чужды требования добросовестности со стороны владельца и законного основания для владения, которые требуются западными законодательствами (герм. гражд. улож., § 937, п. 2; швейц. код., § 728). Поэтому, хотя на практике, по свидетельству Змирлова, к суду обращаются с просьбой о признании за ними права собственности по давности почти исключительно лица, которые приобрели имения по неформальным актам, все же с точки зрения нашего законодательства возможен такой факт, что насильственно отнятая земля может быть приобретена в собственность в силу одной только давности. Впрочем, такой результат возможен и по французскому законодательству, только не в силу обыкновенного (10-20 лет), а удлиненного (30 лет) срока.

Давностное владение есть первоначальный и самостоятельный способ приобретения владельцем права собственности независимо от прав собственника на вещь. Поэтому следует признать неправильным взгляд Сената, будто имение, приобретенное по давностному владению лицом, которое имело бы право приобрести его по законному наследованию, получает у приобретателя родовой характер (06, 38).

Порядок укрепления прав собственности на недвижимости, приобретенные давностью владения, выработан практикою самостоятельно, помимо закона, который обходит этот вопрос полным молчанием. Владельцы недвижимостей, приобретшие право собственности по давности владения, могут обращаться в окружные суды по месту нахождения недвижимости, в порядке охранительного судопроизводства, с ходатайствами о выдаче им свидетельства на владеемые имения. Удостоверившись в том, что проситель приобрел по давности право на состоящую в его владении недвижимость, окружной суд постановляет определение о выдаче просителю свидетельства на владеемое им имение и о размере крепостных пошлин, которые должны быть внесены просителем. На основании этого определения владелец по взносе крепостных пошлин получает крепостное свидетельство применительно к порядку, установленному для выдачи данных на недвижимости, продаваемые с публичного торга, и представляет его старшему нотариусу для отметки в реестре крепостных дел. После этого владелец может просить о вводе его во владение (72, 792). Чтобы обеспечить правильность укрепления и устранить чрезмерную легкость приобретения права на давностном основании, Сенат в 1901 г. предложил судебным местам следующие указания: а) для удостоверения тождественности имения, о котором дают показания свидетели и окольные люди, с имением, о котором производится дело, производить допрос этих лиц в месте нахождения имения; b) для установления точных границ имения производить осмотры при помощи землемера с составлением плана; с) для обеспечения гласности и сохранения интереса третьих лиц допускать к осмотру и допросу всех заинтересованных лиц и принимать от них заявления (указ 01, 46).

IV. Овладение. Первоначальным способом приобретения собственности, благодаря обширности никем не занятых пространств, является овладение. Сначала оно происходит в пределах местности, занимаемой народом, потом переносится за границы государства и составляет у нас исторический способ расширения государственной территории на юг и восток. Овладению благоприятствовала неопределенность границ частных владений и государственной территории. Первое препятствие к применению овладения недвижимости оказали писцовые книги, составленные с конца XVI до конца XVII столетий, которые представили более или менее точное хозяйственное описание частных имений, пашней, лесов, лугов, выгонов, вод, угодий. Затем, в 1765 г., издан был манифест о генеральном межевании, а в 1850 г. решено было приступить к специальному межеванию. Установившаяся таким путем бóльшая ясность поземельных отношений в сопоставлении с положением закона, что все имущества, не принадлежащие никому в особенности, принадлежат к составу имуществ государственных (ст. 406), преграждает возможность овладения как способа приобретения недвижимой собственности внутри территории русского государства.

В настоящее время овладение как способ приобретения права собственности возможно только относительно движимых вещей и то в довольно ограниченном объеме. Овладением или оккупацией признается такой способ приобретения права собственности, который состоит в установлении господства над бесхозяйною вещью, соединенном с намерением присвоения. Овладение предполагает два условия: а) существование бесхозяйных вещей, и b) установление фактического господства над вещью. Вещами, не имеющими собственника, или бесхозяйными вещами, следует признавать: а) вещи, никому не принадлежащие и не принадлежавшие, b) вещи, принадлежавшие кому-то, но покинутые им.

1. Вещи, никому не принадлежавшие, - это главным образом дикие животные и птицы. Под именем диких понимаются такие животные, которые принадлежат к породам, обыкновенно не подчиненным господству человека. Диким животным и птицам противополагаются: а) домашние, т.е. по своей природе подчиненные господству челове-ка, - собака, лошадь, корова, овца; b) плененные, т.е. дикие, подчиненные господству человека, благодаря искусственным приспособлениям, например, волк на цепи, орел в клетке; с) прирученные, т.е. дикие по природе, но подчиненные господству человека в отдельных случаях без особых приспособлений, например, медведь, леопард. Животные и птицы, подчиненные господству человека, составляют предмет права собственности какого-нибудь лица. Домашние животные, удалившиеся от стад или из дворов, должны быть возвращаемы законным их владельцам (ст. 539, прим. 1). Сюда же должны быть отнесены и рои пчел. Плененные животные составляют предмет частной собственности, пока им не удастся освободиться от удерживающих их приспособлений. Наконец, прирученные животные могут рассматриваться как объект права собственности, пока не потеряют свойства прирученности и не приобретут вновь свойства дикости. Что касается затем диких животных, то они должны быть рассматриваемы как вещи бесхозяйные именно потому, что они не могут иметь хозяина как не подчиняющиеся господству. Такова точка зрения иностранных законодательств (герм. гражд. улож., § 960; швейц. гражд. код., § 719). У нас многие хотели бы видеть прямо противоположное, т.е. признать, что дикие животные и птицы составляют объект права собственности того лица, на участке земли которого они в данный момент водятся (Анненков). Это положение следует будто бы из того, что по нашему закону (ст. 539, прим. 1 in fine) дикие животные, если сами собою, оставив гнезда и логовища свои в одном месте, перейдут в другое и будут в оном водиться, не подлежат возвращению к прежнему собственнику. Конечно, смысл закона не тот, что дикие животные, например медведь, не должны быть водворяемы на место жительства при помощи полиции, но и не тот, что пока они не ушли в другое место, то признаются принадлежащими собственнику участка, в пределах которого водятся. Не смешно ли говорить о праве собственности на скрывающуюся в густом лесу рысь или на парящего в воздухе орла? Поэтому другие, не отрицая бесхозяйности диких животных и птиц, утверждают, что право собственности на них путем овладения может приобрести только тот, кто имеет право охоты в данном месте (Васьковский). Этот взгляд имеет больше оснований в нашем законодательстве. Право охоты принадлежит собственнику в пределах его имения и для охоты на чужой земле требуется письменное дозволение собственника (т. XII, ч. 2 уст. сельск. хоз., ст. 332 и 333). Однако и сам собственник получает право охотиться на своем участке не в силу своего права собственности на землю, а в силу особого административного разрешения в форме охотничьего свидетельства (ст. 323). Без такого разрешения собственнику земельного участка запрещена охота, но дозволено истребление хищных зверей и птиц, перечисленных в законе (ст. 340 и 341). За охоту без установленного свидетельства виновные подвергаются штрафу от 10 до 100 руб., а оказавшиеся при виновных орудия ловли отбираются (уст. о наказ., ст. 56), причем судебная практика не распространяет второе последствие на ружья, которыми стреляют птиц или зверей (94, 12). Какова же судьба добытого на охоте? Закон постановляет, что найденная у виновных дичь немедленно передается собственнику или арендатору охоты, а если неизвестно, где убита дичь, продается или уничтожается по распоряжению полиции (уст. сельск. хоз., ст. 353). Здесь остается открытым [вопрос]: что делать с дичью, убитой самим собственником земли? Какое основание права на убитую другим дичь со стороны того, кого закон неправильно называет арендатором, потому что снимают не участок для охоты, а охоту на участке?

К числу бесхозяйных вещей по нашему закону относятся следующие: а) рыба в море и озерах, не состоящих в частной собственности (ср. 486), тогда как рыбная ловля в водах запертых, как-то: в озерах и прудах, лежащих внутри частных имений, составляет право собственников последних (ст. 491), а рыбная ловля на реках судоходных и несудоходных принадлежит собственникам берегов, за исключением тех мест, где ловля рыбы предоставлена по особым постановлениям кому-либо другому (ст. 490); б) жемчуг в море и озерах, не состоящих в частной собственности (ст. 1053).

Вещи, покинутые или оставленные тем, кому они принадлежали, относятся также к бесхозяйным вещам. Оставление есть юридический акт, односторонняя сделка, в которой должна явно выразиться воля собственника прекратить владение. Вследствие этого и открывается возможность для всех овладеть этою вещью, причем приобретший владение первым тем самым отстраняет других. На существовании бесхозяйных вещей вследствие оставления их собственниками основывается немаловажный промысел тряпичников. Возможность приобретения права собственности путем овладения открывается и там, где государство предоставляет всем и каждому завладеть принадлежавшими ему вещами. Так, по закону плоды казенных лесов составляют собственность казны (т. VIII, ч. 1 уст. лесн., ст. 275). Но лесные плоды, как грибы, орехи, желуди, мох, ягоды и т.п., если пользование ими не отдано в оброк или не изъято из общего употребления особенным каким-либо запрещением, состоят в свободном пользовании желающих (ст. 277), т.е. каждому свободно предоставляется овладеть ими. Относительно метеоритов закон 1898 г. исключает свойство бесхозяйности признанием их государственною собственностью (т. Х, ч. 1, ст. 410¹ и 539²).

2. Помимо бесхозяйности объекта для овладения необходимо еще установление фактического господства над вещью или поступление вещи в действительное обладание частного лица (ст. 409 по аналогии). Установление господства над дикими животными или птицами выражается в умерщвлении, а также в причинении такой раны, которая лишает животное возможности избегнуть овладения со стороны охотника. При соучастии нескольких охотников вопрос разрешается не на основании того, кто первый выстрелил, хотя бы и попал в зверя, и не того, кто нанес животному смертельный удар, а на основании того, чей удар сделал животное способным к овладению. Но общая собственность, которую на случай, когда несколько охотников преследуют одного и того же животного, устанавливает Анненков, здесь ни при чем, если только охота не производилась совместными усилиями.

V. Открытие клада. К способам приобретения права собственности иностранные законодательства относят открытие клада. Французское (§ 716, п. 1) и германское (§ 984) право присуждают клад в половине открывшему его, а в половине - собственнику той вещи, в которой клад был скрыт. Швейцарский кодекс признает право собственности на клад за тем, кому принадлежит недвижимость или движимость, в которой скрывался клад, а открывшему дает право требовать справедливого вознаграждения не свыше половинной ценности (§ 723). Наше законодательство также присваивает клад собственнику земли, но не дает открывшему права на какое-либо участие в ценности.

По определению нашего закона, клад есть сокрытое в земле сокровище (ст. 430). В этом определении недостает некоторых признаков клада, а иные, приведенные, представляются слишком узкими сравнительно с другими указаниями закона. Во всяком случае открытие клада близко подходит к овладению, потому что в том и другом способе предполагается бесхозяйность вещи.

а. Клад должен быть прежде всего сокровищем, т.е. вещью, которая имеет довольно значительную ценность. Нахождение в кургане костяных стрел или каменных орудий при всем их научном интересе не может считаться открытием клада.

b. Закон считает кладом вещь, скрытую в земле (ср. уст. о наказ., ст. 178), но нет необходимости держаться буквального значения слов закона, тем более что в издании Свода Законов 1832 г. ст. 269 была редактирована "в земле или строениях", а ст. 2126 уложения о наказаниях издания 1845 г. - "или иной чужой собственности". Требуется только, чтобы вещь была скрыта: зарыта в землю, поставлена в дупло дерева, заложена в стену здания, положена на дно реки или озера.

с. Сокровище предполагается скрытым в весьма отдаленное время, так что не сохранилось лиц, которые могли бы доказать принадлежность им вещей. Не только нет видимых указаний на принадлежность вещи какому-либо лицу, но, по всей видимости, собственника вещи вовсе нет. Квартирант во время пожара дома зарывает свои драгоценности в саду и потом не может найти места; если вещи при постройке нового здания на месте сгоревшего открываются собственником земли, они все-таки не будут ему принадлежать, потому что самый вид вещей, а также неизгладившееся воспоминание о пожаре и живших в доме лицах устраняют мысль о том, что у вещи нет собственника. Как только обнаруживается хозяин, клад превращается в находку (ср. 73, 1670).

d. Безразлично, будет ли клад открыт случайно или же намеренно, например, при искании кладов по преданию или же при археологических раскопках.

По взгляду нашего закона, клад принадлежит собственнику земли и без позволения его не только частными лицами, но и местным начальством отыскиваем быть не может (ст. 430). Такое решение вопроса основывается на положении, что собственник земли имеет право на все заключающееся в ее недрах (ст. 424). Но это основание оказывается совершенно непригодным в тех случаях, когда клад скрыт в движимой вещи. Таковы случаи, например, когда читатель чужой старой книги находит между склеенными страницами бумажные деньги; когда старьевщик, взявшийся продать подержанную подушку, находит в пуху выигрышные билеты.

Приведенная выше статья исторически основывается на строгом выговоре, сделанном Сенатом в 1803 г. тверскому губернатору за искание клада на земле одной помещицы вопреки указу 1782 г. Статья 430 представляет собою, как видно, неправильный вывод, так как запрещение частным лицам или начальству разыскивать на чужой земле клады против воли собственника имеет очень мало общего с вопросом о принадлежности открытого клада. Относительно владельца заповедного имения в законе подтверждено, что ему принадлежат находимые в заповедном имении клады на основании общих о том узаконений (ст. 486). В Черниговской и Полтавской губерниях, согласно началам Литовского Статута, когда клад отыскан кем-либо случайно на чужой земле, то из найденного одна половина отдается тому, на чьей земле клад отыскан, а другая - поступает к отыскавшему клад (ст. 430). В виде особого правила постановлено, что "лица, представившие подлежащему начальству найденные старые монеты или другие древности, получают всю настоящую цену золота, серебра или иного вещества, из коего они сделаны" (ст. 539¹). По-видимому, законодатель желал бы отнести это правило к находке, но здесь все признаки клада, а не находки. Несомненно также, что эти вещи были добыты в земле, принадлежащей казне или частным лицам, и поэтому собственникам земли должно бы принадлежать право на получение ценности. Но закон отступает от своего взгляда на последствия открытия клада и связывает в некоторых случаях с открытием клада вопрос о приобретении на него права собственности.

VI. Находка. По определению русского законодательства, находкою называется обретение вещей и других движимых имуществ, которых владелец неизвестен (ст. 538). Отличие находки от клада состоит в следующем: а) Клад есть вещь скрытая, все равно намеренно человеком или временем, благодаря которому лежавший на поверхности земли предмет оказался на глубине, тогда как находка есть вещь потерянная. b) Клад есть вещь, так долго остававшаяся в скрытом состоянии, что предположение о собственнике ее совершенно устраняется, тогда как находка внушает предположение, что собственник вещи существует, но только утратил владение. Находка влечет за собою двоякое последствие. Если собственник найденной вещи не обнаружится в течение установленного законом времени, то право собственности на нее приобретает лицо нашедшее (вещное последствие). Если же собственник найденной вещи своевременно объявится, то лицо нашедшее сохраняет лишь право требовать вознаграждения в размере третьей части стоимости вещи (обязательственное последствие).

Возникает вопрос: какое основание приобретения найденной вещи в собственность, если не открывается ее собственник? Таким основанием можно было бы признать овладение вещью, у которой нет собственника, потому что, не явившись в срок с доказательствами своего права собственности, собственник внушает предположение о своем отречении. Однако нельзя не заметить, что в момент, когда происходит "обретение" вещи, нашедший не проявляет непременно намерения присвоить ее себе, и так как добросовестность предполагается, то не должно существовать даже и предположения о том. Без этого элемента отношение нашедшего к найденной вещи не может быть признано владением, а представляет собою только держание. Эту мысль, по-видимому, и выражает закон (ст. 537), говоря, что "пользование движимым имуществом составляет особенное право, когда оно достанется кому-либо находкою". Признавая право собственности за нашедшим вещь, собственник которой своевременно не объявился, закон превращает держание в право собственности, подобно тому как при давностном владении он превращает владение в такое же право. Не менее трудным с юридической точки [зрения] представляется обоснование права на вознаграждение, которое предоставляет закон лицу, нашедшему чужую вещь. То обстоятельство, что вещь была потеряна собственником, т.е. утрачено владение, не устраняет права собственности, а потому где бы и у кого бы он ее ни нашел, он всюду имеет право взять ее без всякого вознаграждения.

Вознаграждение не есть возмещение сделанных по сохранению вещи издержек, потому что, во-первых, убытки должны быть доказаны в каждом отдельном случае, а между тем в большинстве случаев находки их вовсе не бывает (поднятие бумажника на улице), и, во-вторых, потому, что закон в некоторых случаях указывает особо на возмещение издержек совместно с вознаграждением.

Совершенно несостоятельно предположение, будто награда за находку составляет взыскание с хозяина за небрежность в хранении своей вещи. В силу чего нашедший призван наказывать потерявшего? Может ли быть вообще вложена современному законодательству идея кары собственника за нехозяйственное обращение с принадлежащею ему вещью?

Нельзя считать вознаграждение наградою за труд, так как чаще всего находка не соединяется с каким-либо трудом. Между тем наш Сенат стал именно на эту точку зрения. Основываясь на воинском артикуле 1716 г., в котором сказано: ":ежели кто что найдет и оное по должности объявит и отдаст, оному надлежит за труд дать тринкгельд (или на пропой), дабы с третьею долею найденного равно могло быть ценою", Сенат выводит и для настоящего времени, что награда дается нашедшему не за то, что он не покусился на преступление, а за труды при находке, объявлении и отдаче найденной вещи (90, 99). Во-первых, поднять вещь, отдать ее в обычном представлении не вяжется с понятием о трудовой деятельности; труд можно бы видеть в объявлении, но сам Сенат в том же решении не признал объявление существенным условием приобретения права на вознаграждение за находку. Во-вторых, стать на эту точку зрения даже опасно - придется в каждом отдельном случае решать, был ли приложен труд нашедшим, и в случае отрицательного ответа необходимо отказать нашедшему в вознаграждении.

Остается признать, что закон вознаграждает добросовестность лица нашедшего за то, что оно не утаило вещь, и побуждает его к возвращению собственнику обещанием частичной имущественной выгоды. Так, очевидно, и думает законодатель, обещая треть ценности нашедшему "в награду", а не в вознаграждение или в возмещение. В своем роде премия за добродетель! Вознаграждение за находку чуждо совершенно французскому законодательству; германское уложение свело его к самому незначительному размеру, а именно к 5% ценности найденной вещи, если эта ценность не ниже 300 марок, и к 1% с дальнейшей суммы (§ 971); по швейцарскому кодексу нашедший может рассчитывать только на справедливую награду (gratification équitable, § 722).

Условия приобретения права собственности на найденную вещь или вознаграждения состоят по русскому законодательству в следующем.

а. По нашим гражданским законам требуется неизвестность собственника найденной вещи. Текст закона совершенно категоричен, и поэтому в существенности этого признака с точки зрения русского права не может быть сомнения. Этого взгляда последовательно держится Сенат (69, 73; 11, 19). Но существует другое мнение, поддерживаемое многими юристами (Суворов, Змирлов, Анненков), которое отрицает необходимость этого признака для находки. Каковы же доводы в пользу этого положения? α) Ни в теории, ни в западных законодательствах неизвестности хозяина найденной вещи не придается значения существенного признака. Это, конечно, верно (герм. гражд. улож., § 965; швейц. гражд. код., § 720), но такое соображение важно при обсуждении будущего законодательства, а не при толковании действующего. β) Гражданский закон, выраженный в ст. 538, стоит в противоречии с уголовным законом (улож. о наказ., ст. 178), с точки зрения которого наказуемой признается находка и в том случае, когда хозяин найденной вещи был известен нашедшему. Но почему мы должны отдать преимущество уголовному закону при определении гражданских последствий находки? γ) Текст ст. 538 противоречит источникам, на которых статья построена. Этот довод был бы самым сильным, если бы было доказано, что источники действительно признавали находку и при известности хозяина, а также если бы было принято, что Свод Законов в первом своем издании не имел силы закона. При недоказанности того и другого падает и последний довод. [По мнению Кассо[32], ст. 538 затрагивает только одно последствие находки - перемену в субъекте права собственности, происходящую при неизвестности собственника, окончательно выясняемой публикацией.]

Что же следует понимать под неизвестностью собственника? Неизвестности нет, если нашедший знает, кому принадлежит вещь, или может по условиям определить личность собственника, например, если он видел, как были обронены часы (76, 65), если в бумажнике были визитные карточки с адресом, если найдены именные ценные бумаги (69, 73). Хозяин гостиницы не приобретает права на находку в отношении вещей, обнаруженных при уборке номера после отъезда жильца, потому что ему известно, кто здесь останавливался. Неизвестность собственника для нашедшего должна существовать только в момент нахождения. Поэтому, если впоследствии по газетной публикации со стороны потерявшего нашедший узнает имя собственника, он не утратит права на вознаграждение. Не утрачивается это право и в том случае, когда в числе найденных вещей имелась запертая шкатулка с документами, так как нашедший не только не обязан, но и не вправе взламывать чужие ящики (11, 19).

b. Предметом находки могут быть вещи в смысле физическом. Наравне с ними находятся бумаги на предъявителя, потому что в них право связано неразрывно с вещью и имя собственника неизвестно. Напротив, именные бумаги не могут послужить основанием к приобретению собственности или к вознаграждению. Не только неодушевленные, но и одушевленные предметы могут составить предмет находки. Закон, противополагая "движимые имущества" вещам, по всей вероятности, имел в виду домашних животных, например собак (ст. 539, прим.). Господствующее мнение, наоборот, утверждает, что объектом находки могут быть только предметы неодушевленные. Конечно, найденная вещь должна иметь меновую ценность, иначе не может быть речи о вознаграждении в третьей части цены, например, когда найдены диплом, метрическое свидетельство, деловая переписка.

с. Находка может иметь место только там, где есть потерянная вещь, т.е. вещь, в отношении которой собственник утратил возможность фактического господства. Наравне с потерянными вещами стоят упавшие в воду (ст. 539, прим. 1), забытые (т. II общ. учр. губ., ст. 792), даже украденные у собственника, но потерянные вором. Закон не дает никаких оснований для того, чтобы сделать исключение в пользу вещей краденых: возвращение их собственнику не устраняет обязанности вознаграждения. Однако Сенат держится противоположного взгляда. По его мнению, нет находки в обретении вещи, украденной у хозяина, но брошенной вором и затем случайно найденной третьим лицом (77, 29). Нет потери в том случае, когда собственник намеренно оставляет вещь в известном месте, где другое лицо видит ее без хозяина, например, когда, вынеся чемодан из дома, собственник ставит его на тротуар и отправляется искать извозчика или когда поднимающийся по лестнице находит на ней положенную на стул шубу, хотя бы эта лестница служила целому ряду квартир. Вещь не считается потерянною, хотя собственник и не может найти ее, если она находится в его доме (83, 83). Но потеря в театре, на пароходе, в вагоне открывает возможность находки, хотя Сенат (97, 16) отверг находку в вагоне. Сенат основывает свой взгляд на том, что в вагонах установлен надзор со стороны железнодорожных служащих и что собственник может надеяться еще отыскать потерянную в вагоне вещь. Но против этого взгляда говорит признание со стороны закона находки на корабле: "Кто найдет потерянную вещь на корабле во время морского путешествия, тот должен объявить оную офицеру и положить у мачты" (ст. 593, прим. 3). Безразлично, кто потерял вещь, сам ли собственник или кто-нибудь другой. Например, горничная везла на извозчике браслет своей барыни к ювелиру для починки и по дороге выронила его.

d. Нашедший чужую вещь должен объявить о том полиции (ст. 538), но не отдавать ей непременно свою находку. Необъявление полиции в течение 3 недель о найденных, неизвестно кому принадлежащих деньгах или вещах 1) лишает возможности приобретения права собственности, так как от объявления или от припечатания публикации стоит в зависимости приобретение права собственности, а также 2) лишает права на вознаграждение, если у нашедшего открыты будут найденные вещи и собственник их объявится, наконец, 3) подвергает уголовному наказанию за утайку находки (уст. о наказ., ст. 179). Проводя ранее (70, 798) взгляд, что объявление полиции составляет необходимое условие для получения вознаграждения, Сенат позднее (90, 99) отступил от этого взгляда и признал, что явка в полицию и публикация указаны в законе лишь как средства к обнаружению хозяина потерянной вещи нашедшим ее, но средства эти не могут быть признаны единственными, что поэтому право на награду не зависит от соблюдения формальностей. Однако в такой безусловно выраженной форме с мнением Сената согласиться нельзя. Закон не может брать на себя задачу учить, как надо искать хозяина найденной вещи. Закон устанавливает трехнедельный срок: до истечения его нашедшему предоставляется изыскивать какие угодно средства для отыскания собственника, но по истечении этого срока он становится виновным в утайке, а следствием такого преступного действия должно быть отпадение всяких гражданских последствий в его пользу.

е. Объявление полиции имеет своим последствием выставление у дверей полицейского управления объявления о находке и производство полицией розыска лица, потерявшего вещь, а для вещей стоимостью свыше ста рублей однократную публикацию в местных губернских ведомостях (ст. 538, по прод. 1912 г.). Если настоящий хозяин явится с доказательством о принадлежности ему найденной вещи, то она должна быть ему возвращена, нашедший же потерянную вещь получает в награду третью часть цены ее (ст. 539). Так как закон не указывает, чтобы выдача вещи собственнику обусловливалась предварительным вознаграждением нашедшего, и не устанавливает преимущественного обеспечения права нашедшего из ценности найденной вещи, то, очевидно, найденная вещь, где бы она ни находилась, в полиции или у нашедшего, должна быть возвращена собственнику по его требованию, а нашедший имеет только личный иск к собственнику. Если же по объявлении или публикации собственник не явится в течение шести месяцев, то вещь отдается нашедшему (539). [К сожалению, закон наш, устанавливая срок, в течение которого следует ожидать собственника, не говорит определенно, что право собственности может быть приобретено немедленно после истечения шести месяцев со дня объявления или публикации. Однако практика всегда признавала, что находка переносит право собственности, хотя объявление имеет своею целью вызвать хозяина.] Двухлетний срок существовал прежде в нашем законодательстве, но в издании Свода Законов 1842 г. был выпущен, вероятно, потому, что он без достаточного основания (сенатский указ 1779 г.) попал в Свод Законов 1832 г. Однако этот срок сохранился в одном месте: о вещах, случайно найденных на рейде или в гавани, публикуется в газетах, и если в течение двух лет со дня публикации никто не явится с законными доказательствами, то теряется право иска собственника к нашедшему (т. XI, ч. 2 уст. торг., ст. 553). Для превращения находки в право собственности германское уложение устанавливает годовой срок (§ 973), швейцарское - пятилетний (§ 722). [Проект гражданского уложения уменьшает вознаграждение находчика до ¹/₁₀ стоимости вещи, но по-прежнему требует для этого на его стороне незнания о личности хозяина.]

Особые правила о находке содержатся в нашем законодательстве относительно пригульного скота (т. Х, ч. 1, прил. к ст. 539, прим. 1). Особенность этих правил заключается в том, что нашедший пригульный скот может получить вознаграждение, но не приобретает вовсе права собственности на найденное. Под именем пригульного понимается неизвестно кому принадлежащий скот, рогатый или мелкий, который пристанет к чужому стаду или забредет на чужую землю. Каждый, на чьей земле окажется или к чьему стаду пристанет чужой скот, обязан не позже как в семидневный срок заявить о том местной полиции или сельскому начальству, которое делает надлежащие розыски. Впредь до явки хозяина пригульного скота последний оставляется у того, кто его нашел, или же отдается на присмотр другому благонадежному лицу из местных жителей, кто пожелает принять скот на свое содержание. Если до истечения 14 дней со дня первоначального заявления собственник явится, то скот ему возвращается, причем он обязан заплатить нашедшему скот шестую часть цены последнего и, кроме того, вознаградить за его прокорм. В противном случае по требованию лица нашедшего пригульный скот продается с публичного торга. Вырученные от продажи деньги хранятся в местном волостном правлении в продолжение 6 месяцев. Если хозяин скота явится до истечения этого срока, деньги выдаются ему, за удержанием шестой части в пользу нашедшего и издержек за прокорм. В случае же неявки его в течение 6 месяцев вырученные деньги получают особое, указанное в законе назначение, причем в пользу нашедшего скот отделяется уже не шестая, а третья часть.

VII. Отделение плодов. Плоды, пока находятся в естественной связи с плодопроизводящею вещью, разделяют судьбу последней и подчиняются праву того лица, которому она принадлежит. Но как только плоды отделяются от плодопроизводящей вещи сами собою (яблоки с дерева) или же при содействии труда (жатва), так тотчас же создаются и вступают в оборот новые вещи. Право собственности на плоды приобретает собственник плодопроизводящей вещи (ст. 425 и 431), и так как они не были еще объектом права, то его приобретение будет первоначальным.

В некоторых случаях, однако, право собственности на плоды приобретается не собственником, а другими лицами.

1. В силу соглашения с собственником другое лицо может приобрести право на отделенные плоды, например, при аренде имения, фруктового сада (ст. 536). Право на плоды должно быть точно определено или указанием на плоды, или на срок. Само по себе пользование вещью не дает права на плоды ее. Права арендатора основаны на праве собственника, - оно приобретается не непосредственно, а от собственника, только не действительною, физическою передачею, так как собственник предоставил ему сам возможность господства над вещами. Поэтому такое приобретение является производным.

2. Право на плоды приобретается несобственником помимо согласия собственника в том случае, когда кто-либо имеет на плодопроизводящую вещь самостоятельное вещное право, исключающее пользование со стороны собственника, а именно при пожизненном пользовании (ст. 533⁴), чиншевом праве. Здесь право независимо от права собственника, а потому приобретение должно быть признано первоначальным.

3. Право на плоды приобретается также добросовестным владельцем независимо от собственника. Владелец приобретает право собственности на плоды, собранные уже в момент возвращения вещи собственнику (ст. 626). Право добросовестного владельца основано не на согласии собственника, а на законе, а потому должно быть признано первоначальным.

VII. Приращение. Под именем приращения понимается тот случай, когда собственник одной вещи приобретает право собственности на другую, хотя бы принадлежащую иному лицу, вещь, если она присоединяется к первой в качестве придаточной. Следовательно, рассматриваемый способ приобретения права собственности предполагает: а) соединение двух вещей, не допускающее разъединения без существенного повреждения, b) отношение между соединившимися вещами, в силу которого одна становится в положение главной, а другая - в положение придаточной, с) принадлежность соединившихся вещей разным лицам или появление одной из вещей впервые. За отсутствием первого признака соединенные вещи возвращаются в прежнее положение или, разъединяясь, каждая получает свое особое юридическое назначение, хотя закон готов считать приращением шерсть, снятую с овцы, молоко, отцеженное от коровы (ст. 431). За отсутствием второго приращение переходит в смешение. За отсутствием третьего отпадает способ приобретения собственности, так как обе вещи и ранее принадлежали тому же лицу, которому будут принадлежать и по соединении. В силу того положения, что принадлежность следует судьбе главной вещи, собственник главной вещи приобретает право на придаточную вещь. Право на приращения вытекает, по взгляду закона, само собою из права полной собственности (ст. 425). Приращение представляется в трояком виде: недвижимости к недвижимости, движимости к недвижимости и движимости к движимости.

А. Приращение недвижимости к недвижимости представляет несколько случаев.

1. Поземельный участок, прилегающий к реке, постепенно и незаметно увеличивается от примываемой водой земли. Такой случай приращения составляет намыв. Происхождение такого увеличения обыкновенно обусловливается наносом песка или земли силою течения и нередко с соответствующим уменьшением другого берега, земляные частицы которого действием воды перемещаются на участок другого лица. На образовавшийся таким путем участок право собственности приобретает собственник той земли, к которой он присоединился (ст. 428). Очевидно, что такое приращение идет в пользу прибрежного собственника в глубь реки только до середины ее. Если на реке имеется остров, который увеличивается от намыва, то право собственности на приращение приобретается собственником острова, хотя бы это было и не то лицо, которому принадлежит берег (84, 15).

2. Возможно, что такое увеличение одного берега на счет другого произойдет не путем постепенного наслоения, а сразу перемещением целого куска земли под сильным действием воды. Это будет отрыв. Хотя закон наш настоящего случая не предусматривает (ст. 429, п. 2; слово "оторван" употреблено не в соответствующем значении, что обнаруживается из смысла всей статьи), но ввиду сходства его с предыдущим, сращения земельных участков и невозможности возвращения оторвавшегося куска на прежнее место, необходимо признать, что право собственности на оторванную от одного участка и приросшую к другому землю принадлежит собственнику второго. Разрешить этот вопрос в противоположном смысле и признать право собственности на оторванную землю за тем собственником, от участка которого она отделилась, как это делает французский кодекс (§ 559), представляется нелогичным и нецелесообразным. Такие оторванные участки едва ли могут быть значительны, - обыкновенно это небольшие глыбы, хотя бы с деревьями. Если право на такую глыбу будет признано за собственником участка, от которого она отделилась, то необходимо лишить собственника участка, к которому она пристала, соответственного пользования береговым правом, может быть, открыть дорогу к этой глыбе через его землю. Между тем такие глыбы прирастают потому чаще всего, что садятся у берега на мель, т.е. садятся на землю прибрежного собственника, и в этом отношении такая глыба совершенно приравнивается строению, воздвигнутому на чужой земле. Сравнение между лодкою и глыбою земли, приводимое Мейером в подтверждение взгляда, в силу которого в праве собственности не происходит никакой перемены, следует признать неудачным. Лодка, оторванная от парохода и приставшая к берегу, не срастается с последним, между ними не устанавливается постоянной и прочной связи, нет никакого затруднения отвести лодку обратно к пароходу; между тем приставшая глыба прирастает к земле, часто неотделима без того, чтобы не рассыпалась на мелкие части. Очевидно, что юридическая судьба того и другого случая не может быть одинаковою.

3. Увеличение прибережного участка может произойти путем обнажения дна реки, вследствие ли того, что она мелеет, или потому, что изменяет свое русло. Однако если река обоими берегами находилась во владениях одного лица, то увеличение земельного участка на счет воды не представляет в юридическом отношении ничего особенного. Если берега принадлежали разным лицам, то обнажение дна до середины русла идет в пользу того собственника, на чьей стороне оно произошло (ст. 426 и 428). Когда река внезапно изменит свое течение, то границею между прежними прибрежными собственниками должно оставаться старое русло (желобовина) с тем, что каждый продолжает пользоваться им от своего берега до середины. А по новому течению реки оба ее берега должны принадлежать тому, по чьей земле она протекает. Если на реке был остров, то обнажение дна у берегов идет в пользу собственника острова, если лицо это не совпадает с лицом собственника берегов.

4. Часть земли, находившейся под водою, обнажается вследствие обмеления или нанесения земляных частиц и образует остров. Относительно этого нового объекта возникает вопрос о принадлежности его. Основанием для решения вопроса служит право прибрежных собственников на водное пространство до половины реки. По этой воображаемой линии возникший остров делится вдоль реки пополам между прибрежными собственниками (ст. 427). Воображаемая линия, проведенная вдоль реки, может разделить остров на две части, далеко не равные, если большею своею массою остров оказался ближе к одному берегу, чем к другому. Если он целиком находится между воображаемою линией и одним берегом, то право собственности принадлежит исключительно собственнику этого берега, так что остров вовсе не делится. Закон наш говорит о делении острова между собственниками противоположных берегов. Однако остров при значительной длине может образоваться против владений нескольких лиц: очевидно, каждый приобретает право только на то пространство, на какое тянется остров против его берега.

В. Приращение движимости к недвижимости представляет также несколько случаев, когда движимая вещь, принадлежа одному лицу, прочно соединяется с недвижимостью другого, которая является в качестве главной вещи.

1. При принадлежности земли и строительного материала различным лицам застроение создает право собственности в лице собственника земли как главной вещи (ст. 386). Сравнительная ценность участка и здания не имеет никакого значения. Необходимо только, чтобы связь строения и земли под ним была прочной и неразрывной без нарушения сущности. Возможны два случая.

а. Собственник земли застраивает ее чужим материалом. Все равно, были ли действия его добросовестными или нет, все же право собственности на здание приобретает собственник находящейся под зданием земли. Но так как он нарушил право собственника материала, то он обязан возместить стоимость последнего и все причиненные убытки.

b. Собственник материала воздвигает здание на чужой земле. В силу того же отношения принадлежности к главной вещи право собственности на здание приобретается собственником земли. Однако, так как никто не должен обогащаться на чужой счет без достаточного основания, то для собственника земли с приобретением права на строение соединяется обязанность возвращения стоимости употребленного материала. Когда же собственник земли не соглашается на вознаграждение, то собственнику материала предоставляется отделить от земли материал, если только это возможно сделать с удобством и без ущерба для земельного участка (ст. 611). Когда же такое отделение невозможно, то необходимо различать, был ли собственник материала добросовестным владельцем или нет, так как, очевидно, застроение чужой земли недостижимо без владения. Если владение было недобросовестным, то право на здание приобретается собственником земли вопреки основному принципу, без обязанности вознаграждения (ст. 611). В противном случае собственник материала приобретает право на вознаграждение со стороны собственника земли в том объеме, насколько увеличилась ценность застроенной земли. [Не изменяет по существу этих начал вещного приобретения построек, возведенных на чужой земле, и новый закон о праве застройки, регулирующий лишь более подробно вопросы сноса и оставления построек по истечении определенных сроков и вознаграждения за них (ст. 542¹⁸, по прод. 1912 г.).]

2. Если право собственности на землю и на посаженные в нее растения принадлежало разным лицам, то насаждение возбуждает те же вопросы, что и застроение. а) Собственник земли посадил чужое растение, например, устроил фруктовый сад из растений, присланных ему садовником и не оплаченных. b) Собственник растений сажает их в чужую землю, например, квартирант разводит дорогой цветник в саду хозяина. Вопрос о праве собственности и о вознаграждении разрешается, как и в первом случае.

3. При принадлежности земли и семян разным лицам засев устанавливает подобные же отношения, как застроение и насаждение. Здесь также возможны два случая: а) собственник земли засевает чужие семена или b) собственник семян сеет их на чужой земле. Вопрос о праве собственности и о вознаграждении разрешается, как и в первых двух случаях, с тою только разницею, что ввиду неотделимости семян от земли, не может быть речи об отделении натурою.

С. Наконец, возможно приращение движимости к движимости. Если в рассмотренных выше случаях не было сомнения в том, что должно считаться главною вещью, а что принадлежностью, то здесь этот вопрос возбуждается в каждом отдельном случае. Опять-таки присоединение должно быть такого рода, чтобы отделение было невозможно без существенного повреждения. Так, например, помещение картины в чужую раму или камня в кольцо не послужит основанием для приобретения собственником картины или кольца права на раму или камень. Здесь мы имеем перед собою только владение, которое может по давности превратиться в право собственности, но не может также по иску собственника прекратиться. Но, например, инкрустация, вставленная в чужую мебель, или ось, приделанная к чужому экипажу, дают собственникам мебели и экипажа право на инкрустацию и ось. Предполагается, конечно, что такое соединение вещей произошло помимо соглашения собственников.

IX. Смешение. К числу непредусмотренных нашим законодательством случаев приобретения права собственности относится смешение, т.е. такое соединение вещей, принадлежащих разным лицам, в результате которого получается единая вещь. Смешение близко подходит к приращению, но в то же время и отлично от него. Оба понятия совпадают настолько, насколько в обоих случаях соединяемые вещи принадлежат разным лицам, и установившаяся вследствие соединения связь представляется неразрывною. Но в случае приращения одна вещь, присоединяясь к другой, получает по отношению к ней значение придаточной, тогда как при смешении две вещи, будучи каждая самостоятельною, образуют новую вещь, а это воздает и иные юридические последствия. Так, например, во время пожара ломбардного склада спаиваются от огня находившиеся там в залоге золотые и серебряные вещи. Интересный пример смешения представляет в настоящее время отдача зернового хлеба в товарные склады, где он смешивается с подобным же зерном, не лишая собственника вещного права.

Для того чтобы признать наличность смешения, необходимы следующие условия. а) Вещи должны принадлежать разным лицам. Поэтому не будет смешением в юридическом значении слова, когда нечаянно смешаются разные сорта вина, принадлежащие одному виноторговцу. b) Смешение должно быть такого рода, чтобы обнаружилась полная невозможность разъединения, восстановления индивидуальности, иначе оно не произведет никаких юридических результатов. Так, например, при перевозке с квартиры на квартиру смешаны были две библиотеки или на водопое сошлись два стада, принадлежащие разным деревням. В том и другом случае собственники после некоторого труда могут отделить свои вещи, а потому каждый из них сохраняет свое право. Но при смешении муки, зерен, фруктов и т.п. отделение практически невыполнимо. с) При смешении ни одна вещь не становится по отношению к другой ни главной, ни придаточной; этим смешение отличается от приращения.

Последствия смешения иные, чем приращения. В то время, как последствием приращения является приобретение права собственности на всю вещь со стороны собственника главной, последствием смешения является потеря права собственности на отдельные вещи и приобретение права на идеальную часть всей образовавшейся массы. Между собственниками смешанных вещей устанавливается право общей собственности. Оно может прекратиться путем соответствующего соглашения о ценности смешанных вещей, раздела массы в натуре или раздела вырученной от продажи ее суммы денег. Некоторое сомнение способен возбудить указанный выше случай сдачи на хранение в товарный склад многими лицами своих товаров, подлежащих обезличению, так что обладатели свидетельств получают право не на тот самый товар, который был сдан на хранение, а на товар того же сорта (т. XI, ч. 2, уст. торг., ст. 816). Кто собственник всей массы смешавшихся товаров? Очевидно, не склад, потому что он принял на хранение чужой товар. Очевидно, и не каждый складчик в отдельности, потому что с момента смешения нет более индивидуализированного товара. Следовательно, находящийся в складе на хранении товар составляет общую собственность всех обладателей складочных свидетельств. Но если так, как можно объяснить, что склад не освобождается от обязанности возвратить товар того же сорта по каким бы то ни было причинам (ст. 817)? Если весь товар, находившийся на складе, погиб под действием непреодолимой силы, на каком основании товарный склад несет на себе ответственность за гибель чужого товара?

Х. Переработка. Собственник материла имеет полное право придавать ему какую угодно форму, подвергает его какой угодно обработке. При всех видоизменениях право собственности на продукты труда принадлежит собственнику материала - "владельцу принадлежит все то, что трудом и искусством его произведено в том имуществе" (ст. 425). Сомнение возбуждается тем случаем, когда труд прилагается к чужому материалу. Одно лицо обрабатывает материал другого и создает новую вещь. За кем должно быть признано право на продукт: за представителем труда или за собственником материала? Этот случай, известный в римском праве под именем спецификации, не предусмотрен русским законодательством, но может встретиться и в нашей практике. Так, например, из чужого леса фабрика заготовила музыкальные инструменты, из чужой кожи сделаны сапожником башмаки и т.п. На вечере знаменитый художник, присев за стол хозяина, набросал замечательный портрет бывшего среди гостей писателя на листе бумаги, который лежал на столе; уходя, он свертывал лист, чтобы взять с собой, но хозяин просит его любезно, но настойчиво чужих вещей с собой не уносить. Предполагается, конечно, что приложение труда не основано на договоре, потому что тогда соглашение определяет принадлежность вещи - рабочий по договору уступает результаты своего труда в пользу нанимателя. Не следует смешивать этот случай с приращением, потому что здесь нет соединения двух вещей, главной и принадлежности, а есть только приложение труда к вещи.

Если стать на ту точку зрения, что объектом права собственности является материал, а не форма, что при разнообразии последней остается неизменным первый, то мы придем к тому выводу, что и в новом виде вещь остается принадлежностью того лица, кто имел право на материал. Так именно решает вопрос французский кодекс (§ 670), делая исключение в том случае, когда созданная вновь вещь ценностью своею значительно превосходит материал (§ 571).

Если же мы признаем, что существенное значение имеет не материал, а труд, создающий все необходимые для людей предметы, что с изменением формы под влиянием обработки возник совершенно новый предмет, который не имеет ничего общего с прежним объектом права собственности, то придем к заключению, что в обработанном виде вещь должна принадлежать представителю труда. Таково решение германского уложения (§ 950), которое, однако, делает исключение в том случае, когда стоимость переработки значительно уступает ценности материала.

Вот два возможных решения постановленного вопроса. Может быть, было бы правильнее возвести исключения, допускаемые французским и германским законодательствами, в общее правило и поставить право собственности, при условии добросовестности, в зависимость от преимущественной ценности труда и материала. Так именно разрешает вопрос швейцарское законодательство (§ 726). Решение, предложенное юстиниановским законодательством и основанное на различии в способности материала менять свою форму без повреждения существа, представляется совершенно несостоятельным. Почему ваза, сделанная из серебра, принадлежит собственнику материала, а ваза, сделанная из яшмы, - представителю труда?

Между тем именно последнее решение предлагается некоторыми (Васьковский и Анненков) учеными для нашего законодательства, - право собственности на вновь созданную вещь признается за переработавшим материал, если только последний не может быть приведен в первоначальное состояние. Сенат, по-видимому, склоняется к тому же взгляду, когда говорит, что "невозможно отобрать от истца изъятый им из владения ответчика лесной материал, который употреблен истцом на разного рода поделки - двери, рамы, пол, мебель и прочее, ибо через это он получил не только другой вид и другое назначение, но и другую ценность через прибавление к его первоначальной стоимости, стоимости затраченного на такое изменение труда" (09, 32). Опорою для такого взгляда служит ст. 673, в силу которой в случае истребления или повреждения чужого имущества виновный обязывается вознаградить собственника, если исправление имущества (приведение в прежнее состояние) почему-либо окажется невозможным. Но положение это нельзя распространять на спецификацию, потому что здесь нет ни повреждения, ни тем менее истребления материала. [Вполне определенно высказался Сенат в пользу права собственности переработавшего в решении 12, 3. Он оставил, однако, без рассмотрения вопрос о добросовестности спецификанта и недостаточно убедительно обосновал свой взгляд на права спецификанта. Такое обоснование многие находят в ст. 626.]

Напротив, принимая в соображение, что всякий неправо владевший чужою вещью обязан возвратить ее собственнику (ст. 609), а спецификация без владения невозможна, следует думать, что более согласно с общим смыслом русского законодательства будет признать право собственности на переработанную вещь за собственником материала, из которого она сделана.

Примечания:

[32] Неизвестность хозяина найденной вещи, 1905, стр. 20–21. Там же обозрение сенатской практики.