Список книг

« Предыдущая | Оглавление | Следующая »

Цитович П.П.
Труды по торговому и вексельному праву. Т. 2: Курс вексельного права.

§ 3. Вексель в России. Устав 1729 г., Устав 1 832 г. и его реформа

В России вексель введен по распоряжению правительства, в виде "сочинения" первого вексельного устава. Устав сочинен и затем распубликован ("выдан") 16 мая 1729 года, в царствование Петра II; его официальный текст на немецком и русском языках[36]. Таким образом, вексель приказан сверху как новинка, до тех пор совершенно неизвестная в России[37]. Устав разделяется на две главы: глава первая "о настоящих купеческих векселях" (из 39 большею частью длинных статей). Глава вторая "о векселях на казенные деньги" (из 15 статей); следует затем еще глава третья, "формы, или образцы внутренних векселей с толкованием". Формы (формуляры) с толкованием действительно были нужны: мало было предписать вексель, нужно было и наставить, как обращаться с ним, а для этого вернейшее средство - поставить действительность векселя в зависимость от соблюдения "учиненных образцов", "объявленных форм" (формуляров). В этой третьей главе Устава 1729 г. изложен не только закон о векселях, но вместе с тем и обязательный вексельный письмовник[38].

В Уставе 1729 г. собственно первая глава заключает в себе вексельный устав; на ней одной поэтому и достаточно остановиться, чтобы ознакомиться с общим содержанием Устава. Уже из ст. 1 видна цель, какая мелькает в представлении законодателя: создать такой долговой документ, сила которого, помещенная в форме, не зависела бы от "удостоверения посторонних свидетелей"[39]. Иными словами, имелось в виду лишь увеличить исполнительную (бесспорную) силу "заимного письма", или точнее, подновить или даже в известном смысле восстановить исконную кабалу[40], - цель, какая могла бы быть достигнута введением простого (сухого) векселя. Но вместо этого пересажен вполне, со всеми его особенностями и разветвлениями, переводный вексель, вексель же простой проскользнул при этом как бы незаметно, не столько через лазейку ст. 3, сколько через образец (формуляр) N 5[41]. Таким образом все содержание Устава 1729 г. (его первой главы) посвящено переводному векселю, тому из двух видов векселя, который и по сей день существует в России чуть ли не исключительно на бумаге, в Уставе Торговом. Действительно, почти все статьи главы 1 Устава 1729 г. посвящены тратте: говорится о дупликатах (образцах - одинокий, первый, второй и т.д. ст. 543 Уст. Торг.), об уведомительном письме (адвизном), о предъявлении к акцепту и о платеже акцептантом, о протесте по неприятию, об отказе в платеже принимателем (акцептантом), о случае конкурса над принимателем и т.п., о вексельном курсе на Россию, о "рекамбио", и т.д., - все материи, не имеющие никакого отношения к простому векселю. Есть далее в Уставе 1729 г. индоссамент ("на хребте" - ст. 27), есть и вексельное посредничество, есть постановления об утраченных и подложных векселях: но все эти постановления изложены так, что их применимость не только к переводному, но и к простому векселю крайне неясна. Отсюда понятно, что лишь допустивши, но оставивши без определений простой вексель, - единственный, которому предстояла будущность в России, - Устав 1729 г. в сущности осужден был оставаться мертвою буквою, несмотря на все его "формы с толкованием", несмотря на все разъяснения, что и как называется по-немецки[42].

Устав 1729 г. признал, по-видимому, начало совпадения вексельной способности с общегражданскою[43]. Ограничения в этом отношении начались уже в позднейшие царствования, начиная с указа Екатерины II, 1761 г. февраля 14 дня, о крестьянских векселях[44]. Затем следовали ограничения относительно дворян и иностранцев (в царствование Павла и Александра I), и в результате выработалось воззрение, что вексель ничего более, как своеобразное заемное письмо, назначенное только для лиц торгового звания и занятия[45]. От такого воззрения и отправился Устав о векселях 1832 г. 25 июня, почти нетронуто уцелевший до сих пор в виде статей 540-684 Устава Торгового.

Сказано и даже пересказано[46], что Устав о векселях 1832 г., т.е. ныне действующий[47] составлен главным образом под влиянием французского Code de commerce, Titre VIII, ст. 110-189. Такое влияние бесспорно имело место, что, впрочем, и вполне понятно, как в то время французское законодательство о векселях считалось такою же обязательною моделью, какою теперь служит Общегерманский Вексельный Устав. Но при составлении Устава 1832 г. Устав 1729 г., очевидно, не был забыт[48]; задача составителей нового устава, по-видимому, состояла лишь в том, чтобы развить, исправить и дополнить устав старый, причем немало указаний для таких дополнений было взято из самого распространенного (в оригинале, в переводах или в заимствованиях) в то время кодекса - из Code de commerce. Таким образом, по содержанию своих постановлений Устав 1832 г. есть своего рода компромисс между немецким и французским воззрением. Приравнение простого векселя к переводному, сделанное (неясно и вскользь) в Уставе 1729 г., отчетливо выражено в новом уставе в самом его начале в § 1[49]. Затем нужно было устранить недоразумения старого устава, напр., по вопросу о том, применять ли и к векселям простым постановления об индоссаменте, об акцепте, о дупликатах, о посредничестве за честь и т.п.; на устранение таких недоразумений направлены § 3, 14, 30, 89[50]. Но сохранивши (из устава 1729 г.), лишь точнее выразивши и полнее развивши приравнение простого векселя в переводному, Устав 1832 г. оставил и еще одну особенность немецкого воззрения, а именно, чтобы в тексте векселя была метка - вексель, а равно остался верен немецкому воззрению и на другом пункте: в признании ненужною (для переводного векселя) разницы места выдачи векселя от места платежа, точнее, - от указанного в векселе места жительства (адреса) трассата[51]. Если далее Устав 1832 г. сохранил требование означения валюты[51], то здесь он мог следовать столько же французскому кодексу, сколько и Уставу 1729 г., тем более, что немецкое воззрение на означение получения валюты было чуждо большинству тогдашних вексельных законодательств. Точно так же и передаваемость векселя объявлена за свойство векселя (ст. 555), и потому не оговорка в тексте векселя: по приказу, есть причина передаваемости. Таким образом в основных своих началах Устав 1832 г. выражает собою немецкую, а не французскую теорию; ставит силу векселя больше в зависимость от формы и главным образом, вексельной метки, чем от отношений счета и расчета[52].

Устав 1832 г. представляет собою повторенный опыт пересадить в Россию вексель в том его виде, в каком он развился в Европе в долговременной (600-летней) практике, - сначала итальянских банкиров, а потом всего торгового сословия, - укреплен судебною практикою и выяснен доктриною. Опыт повторенный оказался еще менее удачным, чем первый 1729 г. Через 15 лет, уже в 1847 г., в законодательном порядке возбужден вопрос о составлении проекта нового устава о векселях[53], из чего можно заключить, что непригодность Устава 1832 г. обнаружилась чуть не с первых же дней его действия. Допустивши оба вида векселя[54] Устав 1832 г., тем не менее, очевидно, имеет в виду главным образом тратту; вексель простой играет роль какого-то случайного эпизода, подобно тому, как это имеет место в иностранных вексельных законодательствах, где простой вексель лишь допущен, с точным указанием тех постановлений о переводных векселях, какие применимы и к нему. Преследуя тратту, законодатель лишь время от времени вспоминает о простом векселе, чтобы отстранить или же чтобы и на него распространить действие известных постановлений[55], и только уже в конце[56], совершенно (и без всякого основания) отделить один вексель от другого. Таким образом, простой вексель заслонен, затемнен, он теряется за векселем переводным, а между тем в действительности он то, простой вексель, и есть главный, господствующий вид векселя в России[57]. Неудивительно, если судебная практика не сумела разобраться в постановлениях Устава 1832 г., не смогла выделить из этих постановлений те, какие ей были нужны для обращения с простым векселем, от других постановлений (о переводных векселях), с которыми ей редко, почти никогда, не приходилось иметь дела. На помощь судебной практике могла бы прийти научная теория, но таковой у нас не было. Предоставленная же самой себе практика не могла дойти, напр., до того обобщения, что положение выдавшего простой вексель такое же, как и положение принимателя (акцептанта) переводного векселя[58], откуда само собою вытекает, что индоссант (надписатель) первого индоссамента на простом векселе занимает такое же положение, как при переводном векселе занимает трассант за чужой счет[59].

Таким образом, главная задача вексельной реформы определялась сама собою: она состояла не столько "в более правильном и подробном развитии принятых (в Уставе 1832 г.) начал, в более точном и ясном изложении многих правил, неопределенность которых возбуждала на практике частые недоразумения, в дополнении сих правил новыми положениями, с надлежащею подробностью указывающими права и обязанности лиц, участвующих в векселе, равно как порядок совершения разных вексельных действий", но в особенности, "в не доставшем доселе точном по всем предметам определении, какие из постановлений вексельного устава должны почитаться общими для векселей всякого рода, и какие должны касаться лишь одних векселей простых или одних векселей переводных"[60]. Для разрешения такой задачи предстояли два способа: а) составить два отдельных вексельных устава, один для векселей простых, другой для переводных (rara avis!), как этого требовали купечества[61]; или же б) изложить все в одном уставе, но с оговоркою в каждой статье, как скоро такая статья должна иметь применение только к простому или только к переводному векселю, или же должна иметь иное применение к одному, чем к другому векселю; так что, значит, все статьи без оговорки должны быть применяемы безразлично к обоим видам векселя. Второй способ изложения предпочтен первому, т.е. удержан порядок изложения ныне действующего устава[62].

Примечания:

[36] Полное Собрание Законов (I) N 5410. Любопытны мотивы, вызвавшие сочинение Устава: "Вексельный Устав сочинен и выдан вновь (т.е. как новость) ради того, что в Европейских областях вымышлено, вместо перевозу денег из города в город, а особо из одного владения в другое, деньги переводить через письма, названные векселями, которые от одного к другому даются, или посылаются; и так действительны есть, что почитаются наипаче заимного письма, и приемлются так, как наличные деньги; а за неплатеж штрафуются многими пред займом излишними процентами, ибо из того пользы происходят следующие: 1) от перевозу деньгами расходу освобождаются; 2) опасности путевой нет; 3) торгующие векселями прибытки получают; 4) сами владеющие государи в публичных своих негоциях из того видят пользу и способность, когда понадобятся в чужих краях деньги, то через вексели получают. Генерально усмотрено, что сей наилучший способ есть, дабы из государства серебра и золота не вывозили, также всему регулярному купечеству без векселей обойтись не можно". Есть даже предание, что Устав был заказан какому-то профессору в Лейпциге, – Мейер, Очерк Русского Вексельного Права, стр. 21, – предположение, быть может, более вероятное, чем другое, по которому Устав сочинен Остерманом.

[37] Правда, во введении к Уставу (в мотивах) говорится: "В Российской хотя Империи перевод денег из казны и у партикулярных людей через вексели есть", но, добавляется тотчас, "не в таком действии и почтении, как в прочих Европейских владениях". Весьма вероятно, что и прежде иностранные купцы, водворившиеся в наших торговых городах, Новгороде, Архангельске и Москве, в оборотах своих употребляли векселя, ибо купцы эти во всем держались иностранных обычаев (Мейер, ibid. стр. 19).

[38] Статья 2 главы 1 постановляет: "Вексели кто дает, те должны писать по учиненным образцам и смотреть, чтобы нужное в тех Векселях не было упущено, о чем пространно в формах изложено и истолковано, дабы такие люди, кои не имеют рассуждения, не имели случая спориться, представляя якобы одно слово выпущено, или лишнее написано"; а ст. 1 той же главы признает действительными только векселя, составленные согласно формам (формулярам); в этих формах предписана и метка: вексель. Вот почему в Уставе 1729 г. не было надобности в определениях существенных и несущественных принадлежностей векселя (ст. 541, 543, 545 Торг. Уст.); такие определения заменяли обязательные формуляры.

[39] Вексели-письма (Wechsel-Briefe) так действительны есть сами собою, что не требуют приписывать на векселе свидетеля, как со стороны того, который дал вексель, так и тому, который после его оный вексель надписал (или индерсовал), или же тому, который имеет оный вексель акцептовать (т.е. к платежу подписать), но без такого, посторонних свидетелей подписания, приемлется за одними руками тех, кто вексель дает, подписывает и принимает.

[40] В одном отношении кабала имела даже преимущество перед современным векселем, именно, относительно передаваемости, – она могла быть и на предъявителя; ср., напр., образцы кабалы в Актах, относящихся до юридического быта, II. N 125 (1678 г.), в Актах, служащих к описанию города Шуи, Гарелина N 91 (1665 г.) и N 143 (1679 г.). Но еще любопытнее та кабала, какую написали (в конце XIV в.) посланцы Дмитрия Донского, ездившие в Константинополь (по делу о поставлении Митяя в митрополиты); кабалу написали на "белых хартиях" (бланке), выданных за великою печатью князя, и по ней заняли денег в рост у итальянских и восточных купцов, чтобы было из чего раздать подарки. Соловьев (История, IV, стр. 307) видит здесь вексель. (Эти примеры кабалы обязательно указаны профессором М.Ф. Владимирским-Булановым.)

[41] В векселях включаются следующие персоны: первой – векселедавец тот, кто дает вексель о платеже в ином городе, или в иной земле по договору с переводителем; второй – переводитель которой отдает деньги векселедавцу и возьмет вексель; третьей – подаватель, тот человек, к которому оной вексель послан для принятия денег; четвертый – акцептователь или приниматель векселя, которой вексель примет и акцептует, т.е. на векселе подпишет, что платить будет, и во время постановленного срока деньги заплатит. В иных векселях и меньше персон написано быть может. Образец N 4 – формуляр векселя с тремя лицами, а образец N 5 – формуляр векселя с двумя персонами, т.е. образец простого векселя, тот самый (с теми же Иваном Ивановым и Гаврилой Ермолаевым), который стоит теперь под N 1 в приложении к ст. 540 Уст. Торг. Любопытно, что в Уставе 1729 г. за нормальный тип взят вексель с четырьмя "персонами", т.е. старый ярмарочный, уже исчезнувший с XVII столетия, но сохранившийся по преданию в доктрине (у Гейнекция и у Дильтея).

[42] Напр., ст. 5 – "один вексель по-немецки называется прима"; ст. 7 – "приемлю платить – по-немецки обыкновенно подписывается акцептовал", ст. 30 – что по-немецки называется рекамбио и т.д.

[43] Глава 1, ст. 38: понеже сей Вексельный Устав, хотя для купеческих векселей есть, однакож, когда кто из воинских, статских, духовных или иных чинов, сам себя привяжет с купечеством в переводе денег векселями или другими какими долговыми письмами под образом векселя, таким нигде инде, но точию по сему же Уставу как на купцов, так и купцам на них просить, и удовольствию чинить в Ратушах и Таможнях, несмотря ни на какое их представление, что они не того суда; понеже купцам несносное есть потеряние времени и повреждение купечества, когда им на других чинов по векселям просит в иных местах, где те люди ведомы, и для того, кто из таких не хочет подвергать себя под суд ратушской и таможенной, тот да не дерзает сам себя Векселями и другими письмами под образом Векселей с купечеством привязывать или неисправным себя показывать.

[44] Указ собственно разъясняет (ограничительно) Устав 1729 г. в том смысле, что начало общей вексельной способности не простирается на крестьян. Из Указа можно видеть, каковы последствия этой общей вексельной способности. Оказывается, что крестьяне запутались в векселях, стали жертвою беспощадного ростовщичества и вексель вполне заменил собою кабалу, – стал средством обращения свободных людей в крепостных.

[45] Это воззрение отчетливо выражено в ст. 2012, 1 ч. X т.; из нее оказывается, что ст. 540–684, т.е. весь ныне действующий Устав о векселях, не что иное, как "во всей подробности правила о займах, предоставленных исключительно лицам торгового сословия"; см. Проект 1869 г., стр. 45–47; Объяснительная Записка к Проекту (1884 г.) стр. 51–52; ограничения вексельной способности дворян и вообще служилых людей идут параллельно с ограничением их торговой способности; см. профес. Романович-Славатинского, Дворянство в России, стр. 257–265.

[46] Мейер, Очерк, стр. 21; Миловидов, Вексельное право, стр. 25; ср., впрочем, Объяснительная Записка к Проекту (1884 г.), стр. 7.

[47] Как раздел первый книги второй (О торговых обязательствах и договорах общих и разным родам торговли свойственных) ст. 540–684 Устава Торгового.

[48] Что редакторы Устава 1832 г. довольно пользовались Уставом 1729 г., это видно вот из чего: образцы в приложении к ст. 540 Уст. Торг. за немногими отступлениями списаны с главы III Устава 1729 г. Так, образцы 1 и 2 приложения списаны с образца 5 главы III (ср. и образец 8 и 9); образец 3 приложения – тот же (измененный в три персоны), образец 1 главы III и т.д. и даже образец протеста (N 19 приложения и N 12 главы III) один и тот же в обоих Уставах.

[49] Статья 540 Уст. Торг.

[50] Статьи 543, 554, 555, 571, 631 Уст. Торг.

[51] Параграф 2, ст. 541 Уст. Торг.

[52] "Общегерманский Вексельный Устав и действующий у нас Устав о векселях в главнейших своих чертах сходны между собою", – Доклад общему собранию гласных С.-Пе­тербургской Биржи комиссии биржевого купечества, образованной для сравнительного рассмотрения Общегерманского и Русского вексельных уставов и для обсуждения вопросов о международном соглашении общих правил о векселях, стр. 6.

[53] См. Проект Устава о векселях 1869 г., Объяснительная Записка, стр. 5; Объяснительная Записка к Проекту Устава о векселях, последней редакции (1884 г.?).

[54] Статья 540 Уст. Торг. В Code de comm. (ст. 187–189), billet à jrdre, имеет свойство векселя лишь в том случае, когда он выдан торговцем или возник из торговой сделки ср. ст. 632, 636,637, 638. Попытка слить в одно изложение постановления о простом и переводном векселе сделана лишь в последнее время, в новом (1882 г.) итальянском Codice di commercio.

[55] Напр., ст. 571, ст. 631 и др.

[56] Глава 5. О количестве взыскания по векселям. Отделение первое. О количестве взыскания по векселям простым (ст. 663–666). Отделение второе. О количестве взыскания по векселям переводным (ст. 667–676).

[57] "Простые векселя употребляются у нас во внутренней торговле несравненно более, чем переводные; в других же странах, напротив, обращаются преимущественно последние, а потому и правила о переводных векселях нужны для весьма ограниченного числа наших негоциантов, ведущих заграничную торговлю, и не представляют никакого практического интереса для массы русских торговцев, употребляющих в сделках между собою только простые векселя, почти исключительно свойственные нашим оборотам"; Проект 1869 г. Объяснительная записка, стр. 8–9; то же повторяют С.-Петер­бургское Биржевое купечество, Московское купечество; отсюда требование того и другого купечества, поддержанное и купечеством Одесским – отделить правила о простых и переводных векселях в "два совершенно отдельных, цельно-органических кодекса"; ibid., Замечания. Действительно, за границею выдать простой вексель значит показать, что исчерпаны не только касса, но и кредит; к такой выдаче, и то в крайности, прибегнет разве мелочный торговец, ибо предполагается, что сколько-нибудь значительный и состоятельный торговец всегда имеет "фонды" или кредит у другого, на которого он может трассировать векселя. Старое воззрение на вексель как на средство – суммы, находящиеся в распоряжении одного, передавать другому, – держится крепко в воззрениях торгового люда западной Европы и немало объясняет сравнительную прочность вексельного оборота (Wechselverkehr). У нас нравы иные, ибо они выработались из практики простого, а не переводного векселя; ср. и Объяснит. Записка к Проекту последней редакции, стр. 10–11.

[58] Скандинавский проект Уст. ст. 95; Английск. Уст. 1882 г., ст. 89. Проект Голландского Устава о векселях, глава 2, ст. 2.

[59] Точно так же, нельзя было ждать, чтобы практика уразумела, напр. ст. 634, в которой (с искажением) воспроизведена ст. 140 Code de comm., особенно, когда за ст. 634 следует и ст. 635, в которой на вексель распространена ст. 1558 1 ч. Х т., т.е. вексель оказывается не чем иным, как заемным письмом. Весьма возможно, что сочиняя ст. 635, составители Устава имели в виду постановления ст. 141 и 142 Code de commerce, в которых заключается один (и не малый) из недостатков Code. Далее, немало затруднений в доктрине и практике Франции вызывают ст. 136–139 об индоссаменте: индоссамент передаточный отличается от препоручительного по составу текста: полный и неполный. Эти статьи воспроизведены в ст. 557–560, причем, однако, допущены и бланковые надписи, ст. 561, Уст. Торг.

[60] Проект 1869 г. Объяснит. записка, стр. 7.

[61] Выше, примеч. 4 на стр. 42; ср. План изложения проекта устава о векселях от правил простых, Проект 1869 г., стр. 13–23. Одесское купечество предлагало еще третий способ: поступить обратно тому порядку, какой принят в изложении иностранных вексельных Уставов, т.е. составить Устав о простых векселях, а затем в дополнении определить переводный вексель, с указанием, какие из статей Устава применимы и к этому векселю.

[62] Удержан во всех редакциях Проекта (1860, 1866, 1869, 1880, 1882 гг., и в окончательной 1884 г.). Объяснит. Записка к последнему Проекту, стр. 33 и сл. В пользу такого изложения говорил пример итальянского Codice di commercio, хотя пример не нашел подражания ни в Швейцарском Союзном законе об обязательствах, ни в проекте Голландском. Проект окончательной редакции, по газетным слухам, был уже на рассмотрении Государственного Совета, но возвращен назад. Критика этого Проекта здесь была бы неуместна; достаточно нескольких слов. Проект, бесспорно, очень усердная компиляция, выработанная из новейших кодексов. К нему составлена обширная объяснительная записка и вместе комментарий для отдельных статей (стр. 1–182); всех статей 155. В пользу своего Проекта составители приводят целую шеренгу иностранных юристов-практиков и ученых; из них "профес. Гиссенского университета Гарейс удостоверяет, что Проект стоит на высоте современных требований, как относительно теоретических основ, так и в отношении практической пригодности"; "профессор же Гейдельбергского университета Рено высказывает, что Россия с принятием настоящего Проекта получит вексельный устав, достойный великого государства и вполне соответствующий требованиям настоящего времени в практическом и в научном отношении", а "доктор Вехтер, автор известной энциклопедии вексельного права, даже называет предначертанный Устав самою совершенною из вексельных кодификаций" (Записка, стр. 5–6, 16). Понятны после этого оптимизм и самодовольство составителей проекта: проект им "кажется законоположением, которое, соответствуя условиям нашего быта внутри страны и удовлетворяя вместе с тем интересам нашей внешней торговли, даст нам возможность воспользоваться настоящим образом выгодами вексельного института и, нужно надеяться, в сравнительно недолгое время привьется у нас". Надежды, конечно, не возбраняются, но урок уже двух Уставов (1729 и 1832 гг.), тоже в свое время стоявших на высоте современных требований, налицо. А каковы "условия нашего быта", это рассказали сами составители проекта: эти "условия нашего быта" вот в чем: "неразвитость массы, неграмотность ее, малое распространение специального юридического образования, недостатки нашего гражданского и торгового законодательства, вообще отсутствие или незначительное число разных необходимых учреждений, наши большие пространства, преобладающее у нас значение простого векселя, который почти только один употребляется во внутренней торговле и как орудие неторгового кредита; своеобразные условия нашей ярмарочной торговли, укоренившиеся на основании действующего вексельного устава обычаи, наша денежная система и т.д. (Записка, стр. 10–11). Все это "условия быта", которых, вероятно, не имели в виду ни Гарейс, ни Рено, ни Вехтер, ни Кон и друг., как, вероятно, не имели они в виду и тех целей, для которых векселя уже вошли в употребление в деревнях (у нас и в Галиции). Составители проекта возлагают большие надежды на "ясность и общедоступность текста" (Записка, стр. 44) и в особенности на обилие статей (155, в Итальянском их всего 88, в Швейцарском 110, в Голландском 103, в Скандинавском 95, в Немецком 100). Но такая общедоступность изложения (а для юриста общедоступные законы – самые неясные, напр., 2 п. ст. 15 Проекта) не поможет неграмотному и даже грамотному человеку уразуметь, напр., самостоятельность вексельных обязательств. (Записка, стр. 22; ср. ст. 566, 567, 614, 626 Уст. Торг. ст. 117, 118 и др. Проекта). Даже сами составители Проекта, усвоившие по их словам, "обширную иностранную доктрину", не всегда проявляли нужную понятливость, ибо иначе они не копировали бы п. 1 и 2 ст. 22 Немецк. вексельного устава (п. 2 ст. 41 Проекта) одновременно с воспроизведением (в ст. 123 и п. 3 ст. 117) п. 1 ст. 170 Code de commerce (ст. 596, 617, Уст. Торг.); хотя в то же время они не допускают иска об обогащении, видя в этом одно из своих усовершенствований в иностранных уставах. Есть, наконец, и фактические неточности: напр., будто правила о применении иностранных законов только и могли быть найдены в Сербском и отчасти Швейцарском Уставах; можно подумать, что составители проекта не читали ими же изданного сборника иностранных вексельных уставов, и потому не узнали, что такие правила есть в Общегерманском уставе (ст. 84–86), в Венгерском (ст. 95–97), в Скандинавском (ст. 84–86), в Английском (ст. 72 очень подробная).