Список книг

« Предыдущая | Оглавление | Следующая »

Грибанов В.П.
Осуществление и защита гражданских прав

1. Право на защиту как одно из правомочий субъективного гражданского права

Предоставляя многочисленные и разнообразные средства защиты носителям субъективных гражданских прав, советское гражданское законодательство вместе с тем предусматривает и определенные границы защиты права.

Необходимость установления границ защиты субъективных гражданских прав обусловлена задачами гражданско-правовой охраны нарушенных или оспариваемых прав. Реальность и гарантированность субъективных гражданских прав в социалистическом обществе нельзя понимать односторонне, только как обеспечение прав управомоченной стороны гражданского правоотношения. Осуществление всякого субъективного права, а тем более его осуществление путем применения к обязанной стороне мер государственно-принудительного характера всегда затрагивает не только интересы самого управомоченного лица, но и интересы государства и общества в целом, интересы обязанной стороны, а в ряде случаев также и интересы третьих лиц. Задача правосудия в социалистическом обществе состоит поэтому не только в защите прав заявителя требования - управомоченного лица, но и в обеспечении интересов государства и общества, интересов обязанной стороны, прав и интересов иных организаций и граждан, в той или иной мере заинтересованных в правильном исходе дела. Поэтому защита прав по самой своей природе не может быть безграничной. Осуществление права на защиту также имеет свои пределы.

При всей дискуссионности вопроса о содержании субъективного гражданского права бесспорным и общепризнанным в литературе является положение о том, что, признавая за тем или иным лицом определенные субъективные права и обязанности, гражданское законодательство предоставляет управомоченному лицу и право на их защиту. Это и понятно. Субъективное право, предоставленное лицу, но не обеспеченное от его нарушения необходимыми средствами защиты, является лишь <декларативным правом>. Хотя оно и провозглашено в законе, но, не будучи обеспечено государственными правоохранительными мерами, оно может быть рассчитано лишь на добровольное уважение его со стороны неуправомоченных членов общества и приобретает в силу этого характер лишь морально обеспеченного права, покоящегося лишь на сознательности членов общества и авторитете государственной власти.

Что же следует понимать под правом на защиту?

В цивилистической литературе точного ответа на этот вопрос не содержится. Более того, можно сказать, что в цивилистической науке вопрос о защите гражданских прав с точки зрения принадлежащего управомоченному лицу права на защиту вообще не исследовался. Не прижился в цивилистической науке и практике и сам термин <право на защиту>. В связи с этим, естественно, возникает вопрос о правомерности с точки зрения гражданского и гражданско-процессуального законодательства и с точки зрения цивилистической науки самого понятия <право на защиту>.

На наш взгляд, такая постановка вопроса не только правомерна, но и необходима и имеет не только теоретическое, но и большое практическое значение для уяснения и правильного разрешения на практике вопросов, связанных с использованием управомоченным лицом тех возможностей, которые закон предоставляет лицу для защиты того или иного субъективного права.

В литературе по теории государства и права и в науке советского гражданского права проблема защиты гражданских прав обычно рассматривается в связи с рассмотрением вопроса о содержании субъективного права. При этом в большинстве случаев отмечают, что субъективное право по своему содержанию представляет собой совокупность ряда возможностей, в частности, возможности для управомоченного лица осуществить право своими собственными действиями; возможности требовать определенного поведения от обязанного лица; и, наконец, возможности обратиться к компетентным государственным или общественным органам с требованием защиты нарушенного или оспариваемого права[208].

Из этого следует, во-первых, что возможность правоохранительного характера включается в само содержание субъективного материального требования как одно из его правомочий; и, во-вторых, что право управомоченного лица на защиту сводится по существу лишь к одной-единственной возможности - возможности обратиться с требованием о защите права к компетентным государственным или общественным органам.

Нет сомнений в том, что право на обращение к компетентным государственным или общественным органам за защитой нарушенного права неразрывно связано с субъективным материальным правом по крайней мере в двух отношениях: во-первых, оно возникает лишь с нарушением субъективного гражданского права либо с его оспариванием другими лицами[209]; во-вторых, характер самого требования о защите права определяется характером нарушенного или оспариваемого материального права, содержание и назначение которого в основном определяет и способ его защиты. Поэтому с материально-правовой точки зрения нет препятствий к тому, чтобы рассматривать право на защиту в его материально-пра-вовом аспекте как одно из правомочий самого субъективного гражданского права.

Однако едва ли правильно сводить содержание права на защиту в материально-правовом смысле только к возможности обратиться с требованием защиты права к соответствующим государственным или общественным органам. Право на защиту в его материально-правовом значении, т. е. как одного из правомочий самого субъективного гражданского права, представляет собой возможность применения в отношении правонарушителя мер принудительного воздействия. При этом возможность применения в отношении правонарушителя мер принудительного воздействия неправильно понимать только как приведение в действие аппарата государственного принуждения[210]. Анализ действующего гражданского законодательства свидетельствует, что право на защиту по своему материально-правовому содержанию включает в себя:

• во-первых, возможность управомоченного лица использовать дозволенные законом средства собственного принудительного воздействия на правонарушителя, защищать принадлежащее ему право собственными действиями фактического порядка (самозащита гражданских прав);
• во-вторых, возможность применения непосредственно самим управомоченным лицом юридических мер оперативного воздействия на правонарушителя, которые в литературе иногда не совсем точно называют оперативными санкциями[211];
• в-третьих, возможность управомоченного лица обратиться к компетентным государственным или общественным органам с требованием понуждения обязанного лица к определенному поведению.

Разумеется при этом, что указанные возможности неразрывно связаны с характером самого защищаемого субъективного права. Поэтому они в различных сочетаниях входят в правомочие на его защиту. Так, например, самозащита гражданских прав в форме необходимой обороны не может быть средством защиты права на имя, но может быть применена при физическом посягательстве на честь женщины. Отказ от просроченного исполнения характерен для обязательных прав, но не свойствен праву собственности, и т. п. Неразрывная связь конкретного содержания права на защиту с охраняемым материальным правом является дополнительным подтверждением того, что с материально-правовой точки зрения право это следует рассматривать лишь как одно из правомочий самого материального права.

Предоставляя управомоченному лицу правоохранительные возможности, составляющие содержание права на защиту, советское гражданское законодательство вместе с тем обеспечивает их осуществление и соответствующими правоохранительными мерами. Соответственно содержанию права на защиту следует различать виды правоохранительных мер, применяемых к нарушителям гражданских прав и обязанностей:

• во-первых, меры фактического характера, применяемые управомоченным лицом при самозащите гражданских прав, в частности, меры охраны его имущества, необходимая оборона; меры, предпринимаемые в состоянии крайней необходимости;
• во-вторых, правоохранительные меры оперативного характера, являющиеся мерами юридического воздействия, но применяемые самим управомоченным лицом, например, отказ от принятия просроченного исполнения, отказ транспортной организации выдать груз грузополучателю до внесения последним причитающихся с него платежей и др.;
• в-третьих, правоохранительные меры государственно-принуди-тельного характера, применение которых входит в компетенцию рассматривающих спор государственных и общественных органов. Сюда относятся:

  а) гражданско-правовые санкции как меры гражданско-правовой ответственности;

  б) такие меры государственно-принудительного характера, как признание права за тем или иным лицом, раздел общего имущества между собственниками, возвращение сторон в первоначальное состояние вследствие признания сделки недействительной и т. п., которые не могут быть отнесены ни к гражданско-правовым санкциям, так как не связаны с возложением на правонарушителя гражданско-правовой ответственности, ни к мерам оперативного воздействия, поскольку они применяются не самим управомоченным лицом, а тем органом, который рассматривает и разрешает данный гражданско-правовой спор.

Из содержания принадлежащего управомоченному лицу права на защиту и характера тех правоохранительных мер, которые обеспечивают его реальное осуществление, вытекает, что право это в силу самой своей природы может осуществляться в зависимости от конкретных обстоятельств либо непосредственными действиями самого управомоченного лица, либо через посредство компетентных государственных и общественных органов. В тех случаях, когда осуществление права на защиту происходит посредством обращения управомоченного с такого рода требованием к компетентным государственным или общественным органам, последние рассматривают заявленное им материально-правовое требование к ответчику в определенном, установленном законом порядке, который и представляет собой процессуальную форму реализации права на защиту.

В литературе вопрос о разграничении форм защиты права нередко сводят исключительно к различию в порядке рассмотрения того или иного требования. Так, А. А. Добровольский полагает, например, что суть вопроса о разграничении исковой и неисковой форм защиты права заключается <именно в том порядке, в той форме, в которой подлежит решению спорное материальное требование>[212].

Не говоря уже о том, что сводить дело только к рассмотрению <спорных> материальных требований неправильно, так как защите подлежат требования и бесспорного характера, следует отметить, что такой подход к решению данной проблемы представляется, во-первых, односторонним, так как базируется исключительно на нормативном и притом только процессуальном материале; и, во-вторых, малоперспективным, так как не дает ответа на вопросы о том, чем определяется та или иная форма защиты права и почему законодатель использует в тех или иных случаях ту или иную форму защиты права. Такой подход к вопросу по существу аналогичен попыткам разграничить отрасли советского права исключительно по методу правового регулирования, исходя лишь из его специфических юридических особенностей, без выяснения того, какое влияние на метод правового регулирования оказывает сам характер регулируемых данной отраслью общественных отношений, и тех закономерностей и потребностей общественного развития, которые определяют использование в данных конкретных условиях того или иного правового метода.

Не претендуя на исчерпывающее решение этого вопроса, который выходит далеко за рамки настоящей работы, следует, однако, отметить, что правильное решение вопроса о разграничении форм защиты права зависит: во-первых, от выяснения характера материально-правовых требований, подлежащих рассмотрению; во-вторых, от выяснения особенностей и характера компетенции того органа, который рассматривает данное требование; и, в-третьих, от выяснения специфических особенностей самого порядка рассмотрения спора.

Так, например, бесспорность заявленного управомоченным лицом требования создает объективную возможность рассмотрения этого требования в административном порядке, а предъявление требования, связанного со спором о праве гражданском, естественно, требует более углубленного исследования и объективно требует более четких гарантий его правильного разрешения, что, как правило, может быть достигнуто только в процессе искового производства. При этом в ряде случаев закон предусматривает порядок рассмотрения одного и того же требования в различных формах. Так, дела о возмещении вреда, причиненного рабочим и служащим на предприятии, рассматриваются сначала в административном порядке, в случае несогласия потерпевшего с решением администрации дело рассматривается ФЗМК, а если и это решение не удовлетворяет потерпевшего, то дело рассматривается судом. Объективная возможность рассмотрения такого рода дел администрацией и ФЗМК также обусловлена самим характером рассматриваемого требования, вытекающего из причинения вреда именно на данном предприятии. Вместе с тем сам характер требования, связанного с возможностью возникновения спора о праве гражданском, обусловливает установление в качестве гарантии в конечном счете судебного порядка его рассмотрения.

Особенности органа, рассматривающего дело, и характер его компетенции также накладывают свой отпечаток на форму защиты права. Нельзя, например, не заметить, что порядок рассмотрения гражданско-пра-вовых требований ФЗМК в значительной степени определяется не гражданским процессуальным законодательством, а свойственным профсоюзным организациям демократическим характером деятельности этих общественных организаций, который предусмотрен их уставами. Естественно вместе с тем, что на порядок рассмотрения гражданских требований административными органами не может не оказывать влияния само положение этих органов как органов административных, обладающих определенными властными полномочиями.

Более того, характер органа и его компетенции накладывают свой отпечаток и на порядок рассмотрения требований в рамках одной и той же формы защиты права. Наряду с общими моментами, характеризующими деятельность, например, органов суда, арбитража, третейского или товарищеского суда, нельзя не заметить тех особенностей в рассмотрении дела, которые вытекают из особенностей самой структуры и порядка создания этих органов. Не случайно поэтому в процессуальной литературе вопрос о правовой природе органов государственного арбитража до сего времени имеет дискуссионный характер.

Наконец, вполне понятно, что особенности той или иной формы защиты права находят свое выражение в специфике того или иного порядка рассмотрения спора.

Исходя из этого, следует различать: исковую форму защиты права, защиту гражданских прав в порядке особого производства в суде, административный порядок защиты гражданских прав и специфическую, если так можно сказать, общественно-правовую форму защиты права, свойственную характеру деятельности общественных организаций в сфере рассмотрения гражданско-правовых споров.

Из сказанного вытекает, что проблема права на защиту - это не только проблема материального права, но также и проблема гражданского процессуального права. Между тем в науке советского гражданского процессуального права, а в связи с этим также в значительной мере и в науке советского гражданского права исследование проблемы права на защиту в общетеоретическом плане обычно сводится к вопросу о праве на иск[213]. При этом в решении вопроса о праве на иск выявились весьма существенные расхождения.

Одна группа авторов исходит из единого понятия права на иск. При этом, однако, одни авторы по существу сводят право на иск лишь к материальному правомочию[214], другие придают ему исключительно процессуальное значение[215], тогда как третья группа авторов предпринимает попытки объединить материально-правовые и процессуально-правовые возможности защиты права в единое понятие права на иск[216].

Другая группа авторов исходит из необходимости разграничения права на иск в материальном смысле и права на иск в процессуальном смысле[217]. Более того, например, проф. М. А. Гурвич различает еще и третье понятие права на иск в значении легитимации как права на данный конкретный иск, т. е. в том смысле, заявлен ли иск в данном конкретном случае надлежащим или ненадлежащим с точки зрения закона лицом[218].

Наконец, в литературе высказано также мнение о том, что права на иск как такового вообще не существует. Так, В. Г. Даев при рассмотрении исковой формы защиты права в уголовном процессе исходит из отрицания в качестве правовой категории <права на иск>, опираясь на то, что <осуществимость есть имманентное свойство права, и конструирование каких-либо специальных правомочий на защиту права противоречит его сущности>[219].

Эта последняя точка зрения представляется не только необоснованной, но и практически неприемлемой. Необоснованность этой идеи очевидна, так как право на иск, как принадлежащее управомоченному лицу правомочие, прямо закреплено законом (ст. 16 Основ гражданского законодательства, ст. 5 Основ гражданского судопроизводства).

Вместе с тем практическая неприемлемость указанной идеи состоит в том, что признание <осуществимости> имманентным свойством всякого субъективного права по существу снимает вопрос о надобности его правовой защиты вообще, подрывает принцип юридической гарантированности предоставляемых гражданам и организациям субъективных гражданских прав.

Более того, признание <осуществимости> имманентным свойством всякого субъективного права приводит к логическому выводу о том, что как субъективные права, формально предоставляемые трудящимся буржуазным гражданским законодательством, так и субъективные права, предоставляемые и гарантированные гражданам советским гражданским законодательством, в равной мере реально осуществимы, благодаря <имманентности> такого свойства всякому субъективному праву. Нетрудно заметить, что такая идея в корне противоречит марксистскому пониманию классового характера гражданского права и страдает значительной степенью абстрактности, которая <имманентна> большинству буржуазных правовых концепций.

Однако и само по себе признание существования права на иск независимо от того, какой из приведенных выше идей следует отдать предпочтение, не дает полного представления о проблеме защиты права. Дело в том, что проблема права на иск, несомненно имеющая большое научное и практическое значение, все же не исчерпывает проблемы права на защиту даже с чисто процессуальной точки зрения, так как, во-первых, она относится лишь к исковой форме защиты права и не раскрывает процессуального аспекта права на защиту применительно к иным, неисковым формам защиты права; во-вторых, сама по себе проблема права на иск с процессуальной точки зрения есть по существу вопрос о порядке и условиях предъявления иска, тогда как право на защиту в его процессуальном аспекте есть право несомненно более широкое.

Со стороны его процессуальной формы право на защиту включает в себя по крайней мере три основные возможности:

• во-первых, возможность управомоченного лица обратиться с требованием о защите нарушенного или оспариваемого права либо охраняемого законом интереса к компетентному государственному или общественному органу в исковой либо иной предусмотренной законом форме;
• во-вторых, возможность пользоваться всеми предусмотренными законом правами и гарантиями в процессе рассмотрения этого требования, установленными применительно к данной форме защиты права;
• в-третьих, возможность обжалования, опротестования в установленном законом порядке решения органа по данному делу, представляющегося заявителю неправильным.

Право на защиту следует рассматривать в единстве его материального содержания и процессуальной формы. Материальное право, писал К. Маркс, имеет свои необходимые, присущие ему процессуальные формы. <Судебный процесс и право, - писал он, - так же тесно связаны друг с другом, как, например, формы растений связаны с растениями, а формы животных - с мясом и кровью животных. Один и тот же дух должен одушевлять судебный процесс и законы, ибо процесс есть форма жизни закона, следовательно, проявление его внутренней жизни>[220].

Единство материально-правового содержания права на защиту и его процессуальной формы состоит в том, что возможности материально-правового характера, предоставляемые управомоченному лицу правом на защиту, предполагают и возможность их осуществления в определенной, установленной законом процессуальной форме, в установленном законом порядке. Вместе с тем это единство материального содержания права на защиту и его процессуальной формы нельзя понимать упрощенно. Как правильно отмечает проф. К. С. Юдельсон, <нельзя ошибочно понимать указание Маркса в том смысле, что содержанием процесса является само материальное право, подлежащее защите>[221].

Дело в том, что сама по себе процессуальная форма, процессуальный порядок реализации материально-правовых требований, оставаясь формой жизни материального права, имеет и известное самостоятельное значение. Эта известная самостоятельность процессуальной формы проявляется в целом ряде моментов.

Она находит свое выражение прежде всего в том, что процессуальный порядок реализации материально-правовых требований представляет собой особый вид деятельности публично-правового характера, относящейся лишь к случаям реализации материального права посредством включения в действие аппарата государственного принудительного воздействия на правонарушителя. Деятельность эта регулируется специальным законодательством, предоставляющим участникам процесса особые, процессуальные права и обязанности, которые в своей совокупности определяют содержание и специфические особенности той или иной формы защиты права.

Известная самостоятельность процессуальной формы находит свое выражение также и в том, что в этой форме находят свою реализацию и защиту не только субъективные материальные права, но и заслуживающие уважения со стороны общества интересы организаций и граждан.

Наконец, самостоятельность процессуальной формы проявляется и в том, что обращение граждан и организаций с требованием защиты к компетентным органам не обусловлено, как правило, обязательным предварительным доказательством наличия как самого материального гражданского права, так и факта его нарушения или оспаривания[222].

Эта известная самостоятельность процессуальной формы имеет важное значение, так как именно она обусловливает необходимость и возможность самостоятельного существования в советском праве особой отрасли права - гражданского процессуального законодательства и соответственно этому самостоятельной отрасли правоведения - науки советского гражданского процессуального права. Именно этим в известной мере определяется также возможность использования одной и той же процессуальной формы как для защиты самых разнообразных по содержанию субъективных гражданских прав, так и субъективных прав, регламентированных некоторыми другими отраслями советского законодательства.

Однако, обладая известной самостоятельностью, процессуальная форма всегда представляет собой лишь форму принудительной реализации материально-правовых требований и, следовательно, лишь одну из форм осуществления субъективного материального права. Поэтому предъявление лицом иска при отсутствии у него субъективного материального права хотя и отражает известную самостоятельность правовой формы, но в конечном счете повлечет за собой отказ в иске. <Если судебный процесс сводится к одной только бессодержательной форме, - отмечал К. Маркс, - то такая пустая формальность не имеет никакой самостоятельной ценности>[223]. <Форма, - писал он, - лишена всякой ценности, если она не есть форма содержания>[224].

Поэтому, в частности, наиболее правильным представляются выводы тех авторов, которые, исследуя проблему права на иск, рассматривают его как единство материально-правового содержания и процессуальной формы. Но по тем же самым основаниям нельзя согласиться с тем преувеличением значения процессуальной формы, которое иногда имеет место в литературе даже среди сторонников такого понимания права на иск. Так, выражая в принципе свое согласие с определением иска, данным А. А. Добровольским, проф. А. Ф. Клейнман считает одним из недостатков этого определения то, что в нем отодвигается на второй план процессуальная сторона иска. Исходя из того, что <материально-правовое требование истца к ответчику, заявленное через суд, является предметом иска>, А. Ф. Клейнман приходит к выводу о том, что <на первое место в определении надо было поставить процессуальную сторону (требование к суду о защите права), а только на второе место материально-правовую сторону (материально-правовое требование истца к ответчику как предмет судебной защиты)>[225].

На первый взгляд речь идет здесь лишь об уточнении формулировки определения иска. Но это лишь на первый взгляд. В действительности же за спором о формулировке скрывается принципиальное отношение авторов к вопросу о соотношении материального и процессуального в праве на иск. С этой точки зрения позиция проф. А. Ф. Клейнмана не представляется убедительной.

Сомнение прежде всего вызывает сам подход к решению этой проблемы, при котором вопрос о соотношении материального и процессуального в праве на иск рассматривается с позиций <двух сторон одной и той же медали>. Между тем дело не в том, какую сторону иска повернуть лицом к заинтересованному лицу, а в том, что соотношение материального и процессуального в праве на иск есть соотношение между его материальным содержанием (требование истца к ответчику) и процессуальной формой его осуществления (требование, обращенное к суду). Право на иск есть возможность реализации материально-правового требования в исковой форме[226].

Ошибочность позиций А. Ф. Клейнмана объясняется, на наш взгляд, тем, что он рассматривает вопрос об иске исключительно с процессуальной точки зрения, изолированно от того, что предшествовало предъявлению иска. Так как процесс начинается с предъявления иска и лишь впоследствии решается вопрос о его предмете, о материально-правовом требовании, то, естественно, на первое место следует поставить обращение в суд. Такова логика рассуждений. При этом игнорируется тот бесспорный факт, что предъявлению иска предшествует, во-первых, возникновение у управомоченного лица самого субъективного права; во-вторых, нарушение этого права со стороны обязанного лица; и, наконец, в-третьих, возникновение у управомоченного лица права на иск, что, следовательно, предъявление иска, если его рассматривать диалектически с точки зрения развития процесса осуществления субъективного гражданского права, вовсе не есть начальный момент этого процесса, а есть лишь один из этапов осуществления материального права - этап принудительного осуществления или защиты нарушенного материального права.

Вместе с тем нарушение материального субъективного права влечет за собой возникновение материально-правового требования управомоченного лица к правонарушителю, которое становится содержанием права на иск лишь в случаях, когда его реализация в соответствии с законом может быть осуществлена в исковой форме. Поэтому право на иск и есть не что иное, как возможность принудительной реализации материально-правового требования управомоченного лица к обязанному лицу в исковой форме.

Примечания:

[208] Следует вместе с тем отметить, что даже в работах последнего времени, опубликованных после введения в действие Основ гражданского законодательства, нередко говорят о третьей возможности как о возможности обратиться с требованием защиты права лишь к государственным органам (см., например: Н. И. Матузов. Субъективные права граждан СССР. Саратов, 1966, стр. 45 - 46). Такое мнение нельзя признать правильным, так как ст. 6 Основ предусматривает, что защита гражданских прав осуществляется не только государственными органами (судом, арбитражем и др.), но также третейским судом, товарищеским судом, профсоюзными или иными общественными организациями.

[209] Следует иметь в виду, что в тех случаях, когда для предъявления иска в суд или арбитраж закон требует соблюдения обязательного претензионного порядка, право на обращение к этим органам возникает только после соблюдения этого порядка.

[210] В литературе О. В. Ивановым было высказано мнение, что защита гражданских прав представляет собой <применение наделенным властными государственными полномочиями юрисдикционным органом специальных мер, направленных на обеспечение управомоченному реальной возможности осуществления его права> (<Вопросы советского государства и права>. <Тр. Иркутск. гос. ун-та>, серия юридическая, 1967, т. XIV, вып. 8, ч. 3, стр. 44). Из этого следует, что право на защиту сводится автором лишь к требованию защиты права, обращенному к юрисдикционному органу. Такое понимание права на защиту представляется чрезмерно узким, не охватывающим всех тех правоохранительных возможностей, которые действующее гражданское и гражданско-процессуальное законодательство предоставляют лицу, чье право нарушено.

[211] См.: С. С. Алексеев. Общая теория социалистического права, вып. 2. Свердловск, 1964, стр. 203.

[212] А. А. Добровольский. Исковая форма защиты права. Изд-во ЛГУ, 1965, стр. 10.

[213] Исключением из этого общего правила является попытка решить этот вопрос в более широком плане, предпринятая С. В. Курылевым в статье: <Формы защиты и принудительного осуществления субъективных прав и право на иск>. <Тр. Иркутск. гос. ун-та>, серия юридическая, 1957, т. XXII, вып. 3, стр. 159 - 215.

[214] Так, С. И. Вильнянский, не разграничивая права на иск в материальном и процессуальном смысле, под правом на иск понимает <возможность осуществления своего права принудительным путем, помимо и против воли обязанного лица> (см.: С. И. Вильнянский. Лекции по советскому гражданскому праву. Харьков, 1958, стр. 179 - 181).

[215] Такой позиции, в частности, придерживается проф. К. С. Юдельсон, по мнению которого <право на иск есть обеспеченная законом возможность обращения к суду за защитой своих гражданских прав, а в случаях, предусмотренных законом, - в целях защиты гражданских прав других лиц и организаций> (<Советское гражданское процессуальное право>, под ред. К. С. Юдельсона. М., <Юридическая литература>, 1965, стр. 190).

[216] См.: Н. И. Авдеенко. Иск и его виды в советском гражданском процессуальном праве. Автореф. канд. дисс. Л., 1951; А. Ф. Клейнман. Советский гражданский процесс. Изд-во МГУ, 1954, стр. 147; <Советский гражданский процесс>, под ред. А. Ф. Клей-нмана. Изд-во МГУ, 1964, стр. 123; А. А. Добровольский. Исковая форма защиты права. Изд-во МГУ, 1965, стр. 29; А. Ф. Клейнман. Новейшие течения в советской науке гражданского процессуального права. Изд-во МГУ, 1967, стр. 30 - 32.

[217] См., например: М. А. Гурвич. Право на иск. М. - Л., Изд-во АН СССР, 1949, стр. 46 - 145; <Гражданское право>, т. I. М., Юриздат, 1944, стр. 108 - 109; <Советское гражданское право>, т. I. М., Госюриздат, 1950, стр. 254; <Советское гражданское право>, т. I. М., Госюриздат, 1959, стр. 199; <Советское гражданское право>. М., <Юридическая литература>, 1965, стр. 231 - 232; М. Я. Лапиров-Скобло. Исковая давность по имущественным спорам между хозяйственными организациями. М., Госюриздат, 1961, стр. 6 - 7; М. П. Ринг. Исковая давность и ее значение в укреплении хозяйственного расчета. <Вопросы советского гражданского права>. М., Госюриздат, 1955, стр. 73; И. М. Болотников. Проблемы исковой давности в советском гражданском праве. Автореф. канд. дисс. Л., 1964, стр. 6; М. Я. Кириллова. Исковая давность. М., <Юридическая литература>, 1966, стр. 17; О. С. Иоффе. Советское гражданское право. М., <Юридическая литература>, 1967, стр. 332.

[218] См.: М. А. Гурвич. Право на иск, стр. 31, 178.

[219] В. Г. Даев. Применение исковой формы защиты права в советском уголовном процессе. Автореф. канд. дисс. Л., 1967, стр. 7.

[220] К. Маркс  и  Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 158.

[221] <Советское гражданское процессуальное право>, под ред. К. С. Юдельсона. М., <Юридическая литература>, 1965, стр. 16, примечание 1.

[222] Исключение из этого правила составляют лишь случаи совершения исполнительных надписей нотариусами по документам, подтверждающим бесспорное право заявителя. Как предусмотрено ст. 76 Положения о Государственном нотариате РСФСР, исполнительная надпись совершается, если представленные документы подтверждают бесспорность задолженности или иной ответственности должника перед взыскателем (<Ведомости Верховного Совета РСФСР>, 1965, N 40, ст. 991).

[223] К. Маркс и  Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 158.

[224] Там же, стр. 159.

[225] А. Ф. Клейнман. Новейшие течения в советской науке гражданского процессуального права. Изд-во МГУ, 1967, стр. 31; <Советский гражданский процесс>, под ред. А. Ф. Клейн-мана. Изд-во МГУ, 1964, стр. 123.

[226] В литературе при определении права на иск нередко не учитывается, что иск и право на иск неразрывно связаны лишь с исковым производством. Обычно право на иск в ма-териальном смысле определяют как правомочие осуществить гражданское право помимо и против воли обязанного лица, т. е. в принудительном порядке (см., например: С. И. Вильнянский. Лекции по советскому гражданскому праву. Харьков, 1958, стр. 180; <Гражданское право>, т. I, стр. 109; М. Я. Лапиров-Скобло. Исковая давность по имущественным спорам между хозяйственными организациями, стр. 7 и др.). С таким определением невозможно согласиться, так как принудительное осуществление права возможно в ряде случаев и в неисковом порядке, например через административные органы.