Список книг
|
« Предыдущая | Оглавление | Следующая » Победоносцев К.П.
Курс гражданского права. Часть вторая: Права семейственные, наследственные и завещательные.
§ 9. Критика гражданской формы брака. – Вопрос о введении ее в русское законодательство. – Браки у раскольников и вопрос о законности сих браковГражданская форма брака появилась на Западе вследствие издавна существующего
там раздвоения между церковью и государством. Церковная форма казалась
достаточной, покуда это раздвоение не достигло еще до явного разногласия
и не потребовалось отделение одной области от другой. Когда единство католического
вероисповедания было нарушено появлением новых вероучений, брачная форма
господствующей церкви оказалась недостаточной, и необходимость привела
к установлению гражданской формы брака для тех лиц, которые по своему
вероучению не могли исполнить церковного обряда. Но и в пределах церкви,
считавшейся господствующей в каждом государстве, между государством и
церковью умножались столкновения. В протестантстве эти столкновения разрешались
удобнее, так как здесь в основной идее церковное дело и устройство церковное
признано было делом государственным. Но церковь католическая, постоянно
противополагая духовное мирскому и церковное государственному, никогда
не отлагая стремления возвыситься над государством и народом, не переставала
включать в свое призвание отдельные от государства политические цели.
Для государства стало потребностью искать выхода из непрерывной борьбы
с церковью и политические меры свои оправдать теорией борьбы отделения
церкви от государства. Эта теория необходимо должна была коснуться и брака,
по поводу беспрерывных пререканий о браке между церковью и государством.
Так, мало-помалу и брак, как учреждение, органически связанное с государством,
взят государственной властью в исключительное свое ведение, и гражданская
форма брака явилась в смысле общей обязательной, или дозволенной и произвольной
формы.
Католическая церковь не может примириться с обязательным гражданским
браком и признает его не чем иным, как плодом неверия и произведением
революции. Это объяснение не оправдывается историей, которая обнаруживает
первые попытки к установлению этой формы в эпоху владычества церковного,
и гораздо ранее революционного периода. История обнаруживает, что гражданский
брак на Западе был необходимым последствием издавна продолжавшихся враждебных
отношений между государством и церковью. Но только такой необходимостью
и оправдывается это учреждение. Там церковь едва ли вправе возражать против
него, потому что сама в нем повинна; но нельзя не сознаться, что учреждение
это глубоко противоречит коренным основам здравого религиозного чувства
в народе и само в себе заключает внутреннее противоречие, подобно тому
историческому отношению церкви и государства, из которого оно возникло.
И потому невозможно согласиться с мнением тех, кои почитают учреждение
гражданского брака желательным и полезным и для такого народа, коего история,
к счастью, не представляет печального раздвоения между церковью и государством.
Было бы неблагоразумно, без всякой необходимости, прививать к простому
быту столь искусственное учреждение, может быть и безнравственно было
бы прививать к сознанию народному чуждую ему мысль о раздвоении, которого
он не понимает. Где масса народная принадлежит к единому вероисповеданию,
глубоко слившемуся с национальностью, где народ и не слыхивал о политической
борьбе между церковью и государством, где нет никакой причины желать и
никакого повода возбуждать разделение той и другого, там нельзя и придумать
ничего лучше и соответственнее святости брака и практическим потребностям
быта народного, как существующая церковная форма.
В последнее время в обществе нередко слышатся вопросы: отчего бы не ввести
у нас гражданского брака? Подобный вопрос, сколько можно заметить, возбуждается
по большей части от недоразумения, недоразумение же происходит от неясности
в понятии о гражданской форме брака. Многие не различают в своей мысли
гражданского брака от свободы брака и требуют для России гражданской формы
брака потому только, что, по мнению их, где есть гражданский брак, там
непременно должны быть устранены многие, ныне признанные препятствия и
ко вступлению в брак и к расторжению его, там брак становится в общий
разряд договоров, связывающих волю сторон условно и временно. Такое мнение
неосновательно вообще, и в особенности неосновательно в применении к нашему
отечеству. Опыт показывает, что и гражданскую форму брака закон гражданский
может обставить условиями совершения и расторжения крайне стеснительными
и сложными, когда понятие о браке не сведено вовсе с догматической и церковной
основы. Правда, что брак не считается таинством с протестантской точки
зрения: он признан святым, но мирским и гражданским делом. Возможно ли
предъявить такое требование и провозгласить такое начало у нас, не отрекаясь
от церкви, к которой мы себя причисляем, не соблазняя и не нарушая всенародного
верования в авторитет вселенского соборного учения? (Притом еще, по нашему
церковному учению, таинство брака совершается не так, как у католиков,
- соглашением сторон и пассивным присутствием священника, а священнодействием
по чину церкви). Возможно ли у нас перенести в гражданский закон условия
совершения и расторжения брака по одному произволу законодателя, не справляясь
с уставами церкви и не повторяя того, что постановлено в соборных определениях?
Если же немыслим у нас такой переворот без отречения от церкви, то к чему
послужило бы нам установление обязательной гражданской формы брака? Разве
к соблазну и к отягощению народному. К соблазну, потому что совесть народная
не поймет и не примет раздвоения между государством и церковью в деле,
которое церковь признала таинством. К отягощению, потому что сложные и
строгие формальности, неразлучные с гражданской формой брака, непременно
превратятся в канцелярские формальности, и в руках чиновников, не всегда
способным разуметь смысл порученной им буквы, непременно станут источником
и предлогом всякого рода затруднений, проволочек и притязаний; наконец
непременно соединятся с пошлинами и поборами, о которых не имеют и приблизительного
понятия те, кому теперь иногда приходится, в исключительных случаях, роптать
на притязательность в делах брачных сельского духовенства. Представим
себе брачное дело, отрешенное от естественной среды своей, от прихода,
и перенесенное в другую официальную среду, напр., в квартал, в волость,
в округ мирового судьи и т.п.[10] Очевидно, что в этом кругу все действия и формальности, предшествующие
браку, соединятся с канцелярским хождением по делу, которое для народа
станет несравненно отяготительнее нынешних объяснений и переговоров с
церковным причтом, поставят между просителем и главным совершителем обряда
бумагу и канцелярию, в которой каждый из мелких чиновников захочет питаться
от своего дела.
Всякий, кому известна наша история и знакомы условия нашего народного
быта, конечно, согласится в том, что существующая церковная форма брака
одна только у нас и возможна, и права, и соответствует верованиям и потребностям
народным; следовательно, нет нужды и основания оставлять или изменять
ее. Практическая необходимость отступить от нее может представиться только
в тех случаях, когда вступающие в брак принадлежат к вероисповеданию,
не признаваемому государством. Такие случаи у нас именно могут представиться,
и о них остается сказать несколько слов.
Известно, что у нас есть целый ряд людей, которые, не принадлежа к числу
иноверцев, не принадлежат и к православной церкви. Таковы наши раскольники.
Государство не признавало у них правильного церковного союза и церковного
устройства, подобно тому как признает то и другое у иноверцев разных исповеданий;
следовательно, в раскольнике качество гражданина, относительно государства,
совершенно и вполне разобщалось с качеством члена известной церкви: перед
лицом государства раскольник представляется гражданином только в тех чертах,
которые не касаются церкви. Отсюда происходила странная аномалия: всякое
состояние и действие, коего юридическое значение состоит в связи с церковным
установлением, было лишено сего значения для раскольника, ибо закон не
признает его связи с церковью. Таким образом, брак у раскольников лишен
был значения законного брака, если он не освящен венчанием в православной
или единоверческой церкви; к детям, рожденным от таковых неосвященных
браков, не прилагались гражданские законы о правах наследства. Раскольничьим
наставникам запрещается выдавать свидетельства о браках, и хотя раскольничьи
жены вносятся полицией в обывательские книги, но при сем не дозволялось
упоминать о браках. Итак, хотя, по свидетельствам полиции, жены и дети
раскольников поповщинской секты причисляемы были к семействам, но на сем
только основании запрещено было присутственным местам признавать жен и
детей законными, без метрических свидетельств; между тем раскольникам
вовсе запрещено было вести метрические книги, следовательно, нельзя было
иметь и метрических свидетельств. При таких условиях семейные отношения
раскольников представлялись не более как фактическим состоянием, не имевшим
юридической твердости и определенности. Не говоря уже о невыгоде, происходившей
от сего для самих раскольников в гражданском быту, - такое состояние оказывалось
крайне неудобным и для государства, ибо с государственной точки зрения
невозможно допустить, чтобы столь значительное число граждан оставалось
вне закона во всех своих семейственных отношениях. В этом состоянии бесправия
было внутреннее противоречие, которое рано или поздно должно было разрешиться
в законе. Как скоро брак совершен по взаимному согласию сторон, с сознанием
святости, постоянства и неразрывности союза, между лицами, которые, не
принадлежа к признанной церкви по своему верованию, не подчиняются церковному
обряду венчания, возникает вопрос: при каких условиях брак сей может быть
признан законным? Вопрос этот во всяком случае требовал разрешения, и
тем настоятельнее, чем далее расширялся круг лиц, для коих по общественному
их положению имеют особенную важность гражданские права, соединенные с
законностью брака и рождения. Вопрос этот разрешен с изданием, в 1874
году, новых правил о раскольничьих браках.
История раскольничьих браков. Раскольники-беспоповцы, отвергнув всякую
возможность правильного священства в церкви, должны были логически прийти
и пришли к мнению о невозможности совершения правильных таинств и, следовательно,
правильных браков. Отсюда возникло, посреди Федосеевского толка, учение
о том, что сам брак есть скверна и что строгое девство составляет всеобщую
обязанность в тесноте жизни пред кончиной мира. Это учение, противореча
потребностям природы, конечно, не могло выдержать себя в действительной
жизни, и противодействием ему явилось в поморском толке другое учение
о необходимости законности брака - даже помимо правильного священства.
Таково было (1728 г.) учение Алексеева, что благодать брака зависит не
от венчания, но от благословения Божия, начально данного первой чете,
и потому для законности брака достаточно взаимного согласия с соизволения
родителей и с согласия общенародного; следовательно, законны и браки,
заключаемые в государственной церкви. Под покровом этого учения стал распространяться
обычай венчаться в церкви православной (венчавшиеся назывались новоженами).
В церкви православной с 1722 го-да указами постановлено было венчать раскольников
не иначе как с присоединением к православию, но это правило в действительности
большей частью не соблюдалось, что и давало возможность беспоповцам без
насилования совести добывать себе венчание. Но как не всегда возможно
было достигнуть этой цели, и, с другой стороны, не все решались венчаться
в церкви, признаваемой расколом за еретическую, то учение Алексеева оказалось
недостаточным, и во второй половине XVIII века образовалось наряду с прежним
новое, более свободное учение о браке, проповеданное настоятелем московской
Покровской часовни поморского толка Емельяновым. По мнению его, участие
церкви и ее пастырей в заключении брака вовсе несущественно, а для законности
брака потребны только: согласие сторон, благословение родителей, обручение,
свидетели и законные лета. Учение Емельянова, распространяясь между поморцами,
выразилось еще явственнее и полнее, когда его начал развивать в своих
сочинениях позднейший (в начале нынешнего столетия) учитель поморского
толка, Павел Любопытный. В силу этого учения, которое в сущности сходится
с началом так называемого гражданского брака, в покровской часовне устроилось
учреждение для совершения браков посредством записки в "брачную" книгу,
и этой записке поморцы всячески старались придать полуофициальное значение
у гражданских властей. В Москве, в Петербурге и по городам завелись при
часовнях и в частных молельнях книги для записки браков; образовалась
и форма брачных контрактов (в виде клятвенного письма, адресованного к
общественному собранию), которыми стороны удостоверяли торжественно свой
союз в присутствии свидетелей, а по местам заключались браки и вовсе безявочно,
лишь по благословению родителей, при пособии домашнего обряда, соединяемого
с символическими действиями (самокруты). Итак, наряду с Федосеевским обычаем
беспорядочного совокупления, отвергавшего брак, и кроме браков по венчанию
в православной или единоверческой церкви (облегченных в царствование Императрицы
Екатерины II временной снисходительностью церковной и гражданской власти)
образовались во множестве так называемые бессвященнословные браки. Однако
законность сих последних браков государственная власть постоянно отрицала,
признавая их сопряжениями любодейными, а детей, рожденных от такого брака,
- незаконными. При Екатерине II гражданское правительство удерживалось
от преследования подобных браков, но в нынешнем столетии стало действовать
против них строже, и уголовным преследованием, и решительными постановлениями,
что рожденные от сих браков дети лишаются наследства и фамилии. Большая
или меньшая строгость правительства относительно сих браков ослаблялась
по временам по различию обстоятельств и личных воззрений; но после 8-й
ревизии приняты были решительные меры к предупреждению самого совершения
бессвященнословных браков. В 1839 году предписано свидетелей браков подвергать
суду и поступать с ними как с совратителями; сведенных не признавать мужем
и женой, а приглашать их к узаконению своих браков венчанием в единоверческих
церквах, или в православных церквах общего чина; церковная же власть расторгала
подобные браки, если одна из сторон присоединялась к православию. В 1850
году, по поводу 9-й народной переписи, велено у беспоповцев, вовсе отвергавших
брак, показывать детей по ревизии незаконнорожденными, а матерей не записывать
женами раскольников, но вносить в списки семейств, к коим они принадлежат
по рождению, и это распоряжение применялось к раскольникам, состоявшим
в свободных браках. Что касается до совершения, равно как и до узаконения
раскольничьих браков венчанием в православной церкви, то и этот способ
открыт был для желающих им воспользоваться не безусловно, ибо в некоторых
епархиях церковная власть допускала подобное венчание без присоединения
к православной церкви и без обязательства воспитывать детей в православии,
а в других то и другое строго требовалось; в гражданском же законе было
выражено и доныне остается (Зак. Гр. 30 ст. изд. 1842 г., 33 ст.
изд. 1887 г.) положительное правило: если раскольники, вступая между собой
в брак, пожелают венчаться в православной церкви, то пред венчанием надлежит
обязывать брачующихся присягой быть в правоверии твердыми и с раскольниками
согласия не иметь. К сожалению, безусловная строгость этого правила многих
должна была отвратить от венчания и лишала единственного средства к узаконению
брака. На браки раскольников поповцев, приемлющих священство (хотя и не
признаваемое православной церковью), гражданская власть смотрела снисходительнее,
давая возможность супругам и детям их считаться законными по ревизской
записи и полицейским свидетельствам; но эта снисходительность продолжалась
лишь до 1853 года, когда состоялось Высочайшее повеление: требовать от
поповцев в доказательство законности брака и рождения метрических свидетельств,
которых они, не имея законной метрической записи, представить не могли
(см. о сем книгу г. Нильского: Семейная жизнь в русском расколе; статью
Фукса: О сводных браках в "Этнографическом Сборнике" 1862 г. и ст. Муллова
в "Архиве" Калачова 1860, N 11).
19 апреля 1874 года состоялось В. у. мн. Г. С. (П. С. З. N 53391) об
установлении метрических книг для записи браков, рождения и смерти раскольников.
Постановления эти по различию их содержания помещены в Законах Гражданских
(изд. 1887 г., ст. 78 и прим.), в Законах о Состояниях (ст. 1093, приложение)
и в Законах Гражданского Судопроизводства. В отношении условий и порядка
метрической записи брака, рождения и смерти, означенные постановления
заключаются в следующем.
1) Браки раскольников приобретают в гражданском отношении, чрез запись
в установленные для сего особые метрические книги, силу и последствия
законного брака.
2) Воспрещаются и не подлежат записи в метрические книги такие браки
раскольников, кои возбранены Законами Гражданскими (т. Х, ч. I, ст. 3,
4, 5, 12, 20, 21 и 23).
3) Раскольник, желающий, чтобы брак его был записан в метрическую книгу,
должен уведомить о том письменно или словесно полицейское или волостное
управление постоянного своего места пребывания, с означением имени, прозвания
и состояния обоих супругов.
4) По такому уведомлению (ст. 3) полицейское или волостное управление
составляет особое каждый раз объявление и выставляет оное, в течение семи
дней, на видном месте, при дверях управления.
5) Все, имеющие сведения о препятствиях к записи объявленного брака в
метрическую книгу, обязаны дать знать о том полицейскому или волостному
начальству на письме или на словах.
6) По истечении семи дней с того дня, когда объявление было выставлено,
волостное или полицейское управление выдает лицу, заявившему желание записать
свой брак в метрическую книгу, свидетельство о том, что установленное
ст. 4 объявление было сделано, а равно о том, не было ли с чьей-либо
стороны заявлено о каком-либо законном препятствии к означенной записи,
и если такое заявление было сделано, то в чем именно оно состоит.
7) Для записи брака в метрическую книгу оба супруга должны лично явиться
в указанное ниже (ст. 21) полицейское управление и представить выданное
им свидетельство о сделанном объявлении (ст. 6). Независимо от сего, каждый
из супругов должен представить двух поручителей для удостоверения ими,
что брак, о котором заявляется полиции, не принадлежит к числу воспрещенных
законом (ст. 2). Данное поручителями показание излагается на письме и
подписывается ими, а в случае неграмотности их - теми, кому они доверят.
8) Лица, желающие записать свой брак, обязаны представить разрешения,
установленные ст. 6 и 9 Законов Гражданских (т. Х, ч. 1).
9) Предварительно записи брака в метрическую книгу от обоих супругов
отбирается подписка в том, что они принадлежат к расколу от рождения и
не состоят в браке, совершенном по правилам православной церкви или по
обрядам другого, признаваемого в государстве исповедания. Предшествовавшее
записи брака исполнение соблюдаемых между раскольниками брачных обрядов
ведению полицейских чинов при сем не подлежит.
10) Если к записи брака в метрическую книгу представится законное препятствие,
то полицейское управление, остановив сию запись, составляет о том определение,
которое может быть обжаловано в порядке, ниже указанном (ст. 30).
11) Существование брака раскольников считается доказанным со дня записи
в метрической книге. Но если, по обжаловании в установленном порядке определения
полицейского управления о препятствиях к записи (ст. 10), определение
сие признано будет неправильным, то брак, по просьбе о том одного или
обоих супругов, считается имеющим законную силу не со дня действительного
внесения оного в метрическую книгу, а со времени первоначального о нем
заявления (ст. 7). О сем делается особая отметка в метрической книге.
12) Брак, записанный в метрической книге, может быть расторгнут только
по суду, в случаях, определенных в ст. 45 Законов Гражданских (т. Х, ч.
1).
13) Браки, воспрещенные законом (ст. 2) или же заключенные между лицами,
которые не принадлежат к расколу от рождения, или состоят в браке, совершенном
по правилам православной церкви или по обрядам другого, признаваемого
в государстве вероисповедания, считаются незаконными и недействительными,
хотя бы и были записаны в метрической книге.
14) Несоблюдение при записи брака в метрическую книгу правил, установленных
выше ст. 3-6 и 8, подвергает виновных законной ответственности, но не
разрушает самого брака. Полицейские чины подлежат ответственности также
и в случае неотобрания ими от вступающих в брак подписки, упомянутой в
ст. 9.
15) Дети раскольников подлежат записи в метрическую книгу в таком только
случае, если брак их родителей записан в такой книге.
Примечание. Дети, рожденные от раскольнических браков до издания настоящего
закона, а также в течение первых двух лет после издания оного, могут быть
записываемы в метрическую книгу и в том случае, когда родились прежде
записи брака их родителей, если происхождение их от брачного союза, впоследствии
записанного, равно как время их рождения, будут удостоверены означенными
в ст. 18 свидетелями.
16) Записанные в метрической книге дети раскольников признаются законными
(т. Х, ч. I, ст. 119).
17) Заявления о рождении для записи в метрической книге, принимаются
полицией от самих родителей или одного из них лично, или, по поручению
их, от кого-либо другого, с тем, однако, чтобы действительность такого
поручения была удостоверена двумя свидетелями. В случае смерти обоих родителей
заявления принимаются от опекунов малолетних и вообще от лиц, принявших
их на воспитание.
18) Действительность происхождения детей от брака, записанного в метрическую
книгу, равно как и правильность заявления о времени рождения должны быть
подтверждены показаниями не менее двух свидетелей, которыми могут быть
и упомянутые в ст. 17. Само же обстоятельство, что брак родителей записан
был в метрической книге, удостоверяется представлением выписи из оной
или справкой в самой этой книге, буде книга находится там же, где заявлено
о рождении.
19) По прошествии одного года со дня рождения, оно уже не записывается
в метрической книге, и законность оного может быть доказываема лишь по
суду, на основании ст. 35 настоящих правил. Это не распространяется на
случаи, указанные в примечании к ст. 15.
20) Запись о смерти вносится в метрическую книгу по заявлению родственников
умершего или посторонних, подтвержденному показаниями не менее двух свидетелей.
21) Метрические книги о рождении, браке и смерти раскольников ведутся
в городах и уездах местными полицейскими управлениями, а в столицах -
участковыми и частными приставами по формам, утвержденным министром внутренних
дел.
22) В метрической записи о рождении означаются: имя рожденного, имена,
отчества, фамилия и звание родителей его, время рождения, время заявления
полиции о рождении, лица, заявившие об оном, и бывшие при том свидетели.
23) Всякая запись в метрических книгах подписывается чинами полиции,
пред которыми сделано заявление о рождении, браке или смерти, а также
лицами, сделавшими заявление и бывшими притом свидетелями, если они грамотны.
Подписи сделавших заявление и свидетелей в самой метрической книге не
требуется, когда о рождении или смерти заявлено на основании следующей
24 ст.
24) Раскольникам, живущим в селениях, предоставляется делать заявления
о рождении и смерти в волостном правлении, которое заносит оные в особую
книгу, наблюдая притом правила, изложенные в ст. 22 и 23. О сделанных
заявлениях волостное управление обязано ежемесячно сообщать в подлежащее
полицейское управление для записи таких заявлений в метрические книги.
25) В конце каждого года метрические книги представляются уездными полицейскими
управлениями в губернское правление (в Петербурге и прочих градоначальствах
- в управление градоначальника, а в Москве - в канцелярию обер-полицейместера)
для надлежащего обревизования и хранения оных.
26) Выписки из метрических книг составляются по формам, утвержденным
министром внутренних дел, и выдаются частным лицам, по просьбам их, из
полицейских управлений и губернских правлений (в Петербурге и прочих градоначальствах
- из управления градоначальника, а в Москве - из канцелярии обер-полицейместера),
смотря по тому, в каком из сих установлений находится в то время метрическая
книга, из которой делается выпись.
27) Метрические выписи о рождении выдаются или самому лицу, рождение
которого записано в книге, или родителям его, опекунам или попечителям;
посторонние, для получения метрической выписи о чьем-либо рождении, должны
быть уполномочены законной от того лица доверенностью.
28). Выписи из метрических книг выдаются и по требованиям присутственных
мест и должностных лиц.
29) Вторичная выпись из метрических книг о рождении выдается только в
случае утраты или истребления первой.
30) Жалобы на неправильные действия полицейских управлений, как по ведению
метрических книг, так и по выдаче из них выписей, приносятся: на уездные
полицейские управления - губернскому правлению, на участковых приставов
в С.-Петербурге и на полицейские управления прочих градоначальств -
градоначальнику, на участковых приставов в Москве - обер-полицейместеру,
на московского обер-полицейместера - генерал-губернатору, а на губернские
правления, с.-петербургского и других градоначальников - 1-му департаменту
Правительствующего Сената, с соблюдением притом общеустановленного для
жалоб на полицейские места порядка.
В журнале "Знание" 1874 г. (N 1) напечатана любопытная статья г-жи Ефименко:
Народные юридические воззрения на брак. Автор, приводя, на основании решений,
постановленных волостными судами, и собственных наблюдений, крестьянские
обычаи, в которых выражается народное воззрение на договорную сторону
брака, приходит, на основании этих данных, к выводу, составляющему основную
мысль статьи. "Истинный взгляд народа на брак далек от того, что представляется
обществу под именем народных воззрений на брак, как на акт исключительно
религиозный, как на таинство. В древнерусском обществе брачное право определялось
не одними каноническими постановлениями, но и греко-римским гражданским
законодательством; да и к этим правилам практика относилась довольно свободно.
Причины к разводу допускались довольно широкие, и для развода требовалось
только согласие духовного отца, что продолжалось до исхода XVIII столетия.
Но эти рамки казались народу слишком тесными и вызывали, как выражается
автор, борьбу духовенства с народом за ограничение свободы в браке. При
Петре светская власть принимает в свое ведение брачное законодательство
и ограничивает церковную юрисдикцию; но в то же время происходит еще большее
стеснение брачного права, и наше светское законодательство о браке становится
на строго религиозную почву. За всем тем народ остался вполне при своем
старом воззрении на брак, как на гражданский акт, лишь освящаемый благословением
церкви." В доказательство автор указывает на действующие в народе формы
брачного сговора, на обычное значение приданого, кладки и подарков, на
употребительные в народе и удовлетворяемые народным судом иски об убытках
от нарушения брачного договора, и наконец на обычай вольного развода,
по местам существующий. Автор не отрицает, что в этих обычаях выражается
крайний материализм и что в брачном соглашении, как оно принято у крестьян,
не остается почти места идее духовной связи в браке, и личность невесты
едва ли чем отличается от вещи, служащей предметом договорных соглашений.
Глубокая рознь лежит между идеализмом закона и материализмом жизни. Для
жизни закон остается мертвой буквой, и потому следует, по мнению автора,
законодателю принизить свой идеал брака и поставить его в соответствие
с народным воззрением и обычаем:
При всем уважении к добросовестности изложения этой статьи и к доброму
намерению автора невозможно согласиться с основной его мыслью. Если встать
на его точку зрения, пришлось бы переделывать законодательство не в одном
брачном праве, но и во всех других статьях, где только закон ставит перед
собой нравственный идеал, нравственную норму истины; пришлось бы вообще
отрицать в законе тот самый элемент, который составляет высшее оправдание
и коренную сущность всякого закона, т.е. правду нравственную, духовную
и ставить его в подчинение другому, также необходимому, но в сущности
подчиненному элементу всякого закона - элементу экономическому и материальному.
Всякий закон запретительный (не делай, не прикасайся) во имя высшего духовного
начала встречает противодействие в среде, для которой он постановлен,
и со стороны тех побуждений природы, которые он призван ограничить своей
заповедью. В этом и состоит нравственное, воспитательное действие каждой
заповеди; она производит раздвоение первобытного понятия между законным
и незаконным, между правдой и неправдой. Без сомнения, закон не должен
оставлять без внимания материальные условия среды и понятия, в ней господствующие,
о тех отношениях, для которых закон постановлен; но жертвовать этим условием
- высшей целью закона, и нравственной его нормой жертвовать материальным
требованиям - значило бы унизить сам закон и отнять у него главную его
силу. В народе, вследствие разных причин, и главным образом вследствие
неразвитости экономических его понятий, могут образоваться самые ненравственные
обычаи. Надуть друг друга в одном отношении считается бесчестным, в другом
отношении - молодецким делом, в котором все смеются над обманутым. Красть
лес у одного - напр., у своего брата - считается недобрым делом, у другого
- напр., у соседнего помещика - считается делом обычным, безобидным; наняться
на работу, взять деньги и потом перейти к другому, кто даст больше - считается
иногда в рабочем классе делом незазорным и безответственным. Неужели закон
должен применяться к этим понятиям, существующим в среде, и принижать
до их уровня свою неизменную норму твердости договорных отношений? В нынешнем
экономическом состоянии у простого народа преобладает хозяйственное понятие
о браке и о женщине. Женщина в доме считается прежде всего рабочей силой;
браки заключаются в соображении с этим только понятием; родители выбирают
детям невест и женихов сами, не справляясь с их волей и склонностью; дурной
муж отпускает или выгоняет жену, дурная жена убегает от мужа как вздумается;
муж (чему бывали примеры) уступает свою жену по договору другому и т.п.
Неужели брачный закон наш должен сообразоваться и с такими понятиями о
браке? Эти понятия, без сомнения, изменятся, с изменением экономического
быта, с развитием духовной природы, - и тогда высокая норма законная станет
для него понятна; она же, сама по себе, соответствуя неизменной истине,
не может изменяться. Автор упомянутой статьи приводит с некоторой иронией
помещенное в этой книге (§ 3) определение брака: "удовлетворение
согласной с разумной природой человека потребности общения всех органических,
внутренних и внешних сил, дарованных человеку для развития, труда и наслаждения
в жизни", и спрашивает: подходит ли что менее, чем это определение, к
явлениям окружающей нас жизни. Без сомнения, не подходит, как не подходит
к действительности всякая идеальная норма отношений, - но следует ли,
что от этой нормы надобно отказаться? В сфере международных отношений,
равно как и частных гражданских, происходят беспрерывно обманы, насилия,
нарушения доверия: неужели вследствие того закон должен признать нравственное
начало бессильным и призрачным и строить свои определения исключительно
на мотивах материального интереса? Общественная нравственность может дойти
в обществе в ту или иную пору до крайнего упадка, выражающегося в крайнем
умножении преступлений против собственности, чести и жизни, и сами эти
преступления в большей части случаев могут быть объясняемы состоянием
среды, в которой они происходят, недостатком воспитания, грубостью нравов,
господством материальных интересов: неужели законодатель должен изменить
вследствие того вечную норму правды и не угрожать карой тому, что заслуживает
кары как преступление? Невозможно признать такую аргументацию истинной;
следуя ей, пришлось бы мало-помалу снять узы со всего и уничтожить всякие
грани. Тогда сам закон во что превратился бы? Указывают обыкновенно на
практическую недействительность запрещения, говорят, что вредно поднимать
нравственную меру слишком высоко, когда действительность слишком мало
ей соответствует. Зачем, спрашивают, закон ставит брак священным и неразрывным
союзом любви, когда на деле этот союз беспрерывно разрушается преступлением,
или под лицемерным покровом этого союза супруги живут в отчуждении и вражде
между собой? Можно ответить: затем, чтобы начало правды стояло высоко,
ввиду всех, не подвергаясь колебанию и сомнению; затем, чтобы ввиду его
не забывалась и не засыпала совесть в общественном и в частном сознании;
затем, чтобы преступник закона в самом преступлении своем не лишился возможности
чувствовать, что он совершает неправду. Спустите высокое знамя правды
с закона, снимите этот свет, высоко поставленный, - лучше от того не будет
и с утилитарной точки зрения, т.е. браки не станут от этого совершеннее,
в семьях не больше будет любви и мира, но совесть лишится своего твердого
мерила, не будет в законе того жала, которое призвано будить ее. В борьбе
между законом и действительностью многие видят лицемерие и полагают, что
закон, возвышая меру долга, вводит подзаконных людей в лицемерие и в соблазн.
Нет, не к лицемерию надобно причислять желание укрыться от обличения,
затаить и покрыть действия, сознаваемые незаконными: в этом выражается
сознание неправды, как выражается стыд в стремлении прикрыть грязь и наготу.
Лучше ли будет, когда грязь и нагота станут являться на вид без стыда
и без сознания?
Однако необходимо оговориться. Писатели, направляющие возражения свои
против наших законов о браке и о применении их, смешивают обыкновенно
в одном осуждении и с одной точки зрения все принадлежности этих законов,
не различая, что составляет сущность брака, как таинства церковного, и
что принадлежит к сущности гражданских отношений между супругами, определяемой
гражданским законом. Приходят обыкновенно к одному выводу: требуют секуляризации
брака в России и, на основании ее, реформы существующих гражданских отношений
между супругами. Так и в упомянутой статье автор жалуется, главным образом,
на то, что гражданское законодательство наше отрицает юридическую силу
записи или условного соглашения о браке и не дает места иску об убытках
от нарушения подобного договора, тогда как обычай народный в действительной
жизни допускает и то и другое. Но вместе с тем, и с той же точки зрения,
автор относится и к существующей у нас форме церковного брака и церковного
развода, утверждая, будто бы и то и другое несоответственно с народным
сознанием. Очевидно однако же, что одно есть дело веры и права церковного,
другое - дело чисто гражданского закона. Отменить первое, т.е. признать
брак гражданским договором и перенести в гражданский закон условия совершения
и расторжения брака, - у нас, в России, повторим, невозможно, не отрекаясь
от церкви, к которой мы себя причисляем, не соблазняя и не нарушая всенародного
верования в авторитет вселенского соборного учения. Но затем, как гражданское
соглашение о браке, в материальных его принадлежностях, так и определение
гражданских отношений в браке между супругами составляют предмет гражданского
законодательства, и по этому предмету остается место поверке, изменению
и усовершенствованию существующих постановлений, в разное время состоявшихся.
Иные из них состоялись независимо от церковного закона, другие - по выводам
из церковного закона, может быть неверным и ошибочным, может быть и по
таким предметам, в коих церковный закон не связывает гражданского законодателя.
Критика этих постановлений тогда только может быть верная и плодотворная,
когда каждое из них будет разобрано само по себе, в связи с историческими
и общественными своими условиями: но если на каждое из них смотреть с
одной точки зрения и требовать их отмены во имя одного и того же начала
секуляризации брака, то постановка вопросов будет неверная и пристрастная.
Так, нельзя не согласиться с г-жой Ефименко, что наш гражданский закон
действительно оставляет без внимания требования действительной жизни,
когда безусловно отрицает юридическую силу всяких гражданских записей
и условий брака, и отвергает иски, возникающие из нарушения таких условий.
Но и возбуждаемый ею ныне вопрос de leqe ferenda нельзя решить на основании
одних только обычаев, существующих в среде крестьянского сословия. Нельзя
отрицать и того, что он связан существенно и с вопросом о свободе брачного
союза, которую закон по справедливости должен охранять. Петровский указ
о запрещении брачных записей с зарядами требует пересмотра, но несправедливо
было бы осудить этот закон заранее потому только, что он не согласен с
народным обычаем. Быт народный в эпоху Петровского преобразования состоял,
да и ныне во многом состоит, вне действия общего гражданского закона,
и указ Петра Великого вызван был злоупотреблениями, происходившими в среде
тех сословий, для которых общий гражданский закон был писан. Каковы были
эти злоупотребления и до чего доходили, при помощи записей, обманы в браках,
- это можно видеть из сочинения Котошихина о России в царствование Алексея
Михайловича.
Примечания:
|
