Список книг
|
« Предыдущая | Оглавление | Следующая » Кулагин М.И.
Избранные труды по акционерному и торговому праву
§ 1. Монополия и юридическое лицо Современное буржуазное общество - это прежде всего общество, в котором
господствуют монополистические объединения. Монополия выступает как закономерный
результат концентрации и централизации собственности в результате ожесточенной
конкурентной борьбы. Как подчеркивал В.И. Ленин, "порождение монополии
концентрацией производства вообще является общим и основным законом современной
стадии развития капитализма"[188].
Наиболее далеко процесс монополизации хозяйства зашел в США. Так, на
долю четырех ведущих компаний, участвующих в выпуске почти 2/3 товарной
продукции обрабатывающей промышленности, приходится от 25 до 100% объема
производства соответствующих отраслей. При этом квота "больших четверок"
составляет в автомобильной промышленности 93%, в черной металлургии -
45, в авиастроении - 66, в производстве фотоаппаратуры - 74%. Иногда лидирующая
монополия на каком-либо рынке далеко опережает остальных конкурентов.
Например, "Кодак" осуществляет 90% продаж любительской кинофотопленки,
а "Америкэн телефоун энд телеграф" держит под своим контролем 82% телефонной
сети и 90% междугородных переговоров.
В последние годы и в других капиталистических странах появились компании,
которые могут соревноваться с американскими корпорациями по величине активов
и размеру ежегодных продаж. Так, в ФРГ 32 крупнейшие компании владеют
38% суммарного капитала всех зарегистрированных акционерных компаний.
В Великобритании одна компания производит свыше 90% продукции черной металлургии,
четыре - 90% автомобилей и две - 75% компьютеров. Во Франции два концерна
контролируют почти 100% выпуска автомобилей, а два других - 70% выплавки
стали[189].
Но уже в конце XIX столетия в наиболее развитых капиталистических странах,
где развитие капитализма привело к установлению верховенства монополий
практически во всех сферах экономической жизни, было обнаружено, что деятельность
монополистических объединений оказывает значительное отрицательное воздействие
и на производство, и на торговлю. "Свобода торговли" и "свобода договора"
для крупнейших объединений вступили в противоречие с другими принципами
капиталистической экономики "свободной конкуренции". Буржуазное государство,
прикрываясь принципами экономического либерализма и невмешательства в
хозяйственную жизнь, т.е. формально защищая свободу конкуренции, оказало
непосредственную помощь монополиям в становлении и укреплении их власти.
Вместе с тем присущая монополистическому капитализму высокая степень обобществления
производства создает необходимые предпосылки и одновременно порождает
потребность в централизованном руководстве некоторыми экономическими процессами.
Капиталистическая экономика более не в состоянии нормально функционировать
без активного, целенаправленного воздействия на нее со стороны буржуазного
государства. "Монополистическая практика создает угрозу самим регуляторам
рыночной деятельности, составляющей неотъемлемое условие нормального функционирования
процесса капиталистического воспроизводства"[190]. Указанная неспособность капиталистических рыночных
отношений к саморегулированию таит в себе опасность серьезных экономических
потрясений, ставит под удар само товарное производство. Буржуазное государство
вынуждено с целью спасения капиталистического строя вмешиваться в рыночные
отношения. Оно воздействует на организационные формы ведения предпринимательской
деятельности, методы конкурентной борьбы, процессы воспроизводства капитала.
Одной из специфических форм государственного регулирования экономики в
эпоху государственно-монополистического капитализма является так называемое
антитрестовское законодательство или, точнее, антитрестовское право. Антитрестовское
право представляет собой совокупность правовых норм, регламентирующих
деятельность монополистических объединений и ведение конкурентной борьбы.
В советской юридической литературе глубоко исследованы причины появления
этого антитрестовского законодательства, его функции, этапы развития,
системы антитрестовского права капиталистических и некоторых развивающихся
стран[191]. В работах О.А.
Жидкова верно отмечается, что с юридической точки зрения антитрестовское
законодательство воздействует на монополии по двум направлениям. Во-первых,
оно регулирует или даже запрещает некоторые договорные формы объединений,
договорные отношения юридически самостоятельных фирм, если такие отношения
ведут к существенному расстройству нормальной конкуренции. Второе направление
заключается в воздействии на индивидуальную монополистическую практику
отдельных корпораций, если эта практика сопровождается нежелательными,
по мнению буржуазного государства, последствиями[192].
Можно согласиться и с другим выводом, к которому приходит советский исследователь.
Действительно, для антитрестовского законодательства США (и в несколько
меньшей степени для законодательства о монополиях и конкуренции западноевропейских
стран) характерно, что оно развивается в основном в первом направлении.
Ограничение свободы договора в публичных интересах получило широкое распространение
в законодательстве основных капиталистических стран. Государственное же
регулирование монопольной практики допускается в крайне ограниченных пределах,
поскольку оно упирается в вопрос о правомерности крупных корпораций и
"рассматривается как грубое вторжение в собственнические интересы мира
капиталистов, как нарушение глубоких основ "индивидуальной свободы"[193]. Но вот заключение, к которому
приходит О.А. Жидков, вызывает серьезные возражения. Он пишет: "В антитрестовском
праве США проблема господства монополистического капитала как бы разрывается
на части, и в результате исчезает само понятие монополии, и остаются лишь
отдельные юридически регулируемые формы организации и деятельности капиталистов,
которые используются как монополиями, так и миром бизнесменов в целом"[194].
Как известно, понятие монополии является понятием не правовым, а экономическим.
Предприятие следует считать монополистическим, если оно не испытывает
конкуренции или полностью господствует на рынке. Монополистическое положение
может вытекать из системы заключенных договоров, владения патентом на
важное изобретение. Монополия часто действует как торговое товарищество,
обладающее или не обладающее самостоятельной правосубъектностью.
Наконец, монопольное положение может проявляться в лидирующем положении
на рынке. Монополия всегда существует только в виде определенных правовых
форм, с помощью которых она проявляется в юридической жизни. Независимо
от того, что английское или американское право не оперирует общим понятием
договора, а регламентирует конкретные виды договорных отношений, нельзя,
наверное, сделать вывод, будто бы в системе общего права исчезает само
понятие договора. Вероятно, такая фрагментарность правового регулирования
какого-либо экономического института неизбежна. Можно подойти к этому
вопросу с других позиций. Законодательство только тогда может выполнять
свою регулирующую роль, когда оно обладает признаками определенности,
имеет точно названный адресат нормативных предписаний. Простое словесное
закрепление в законе экономической дефиниции без перевода ее на правовой
язык снижает уровень правового регулирования, делает его неэффективным,
превращает нередко в пустую декларацию. Кстати, анализ Закона Шермана
1890 г. - этой конституции американской экономики - показывает, сколь
недейственными были его положения, пока они не были истолкованы применительно
к тем конкретным договорным формам и тем видам объединений, которые наиболее
часто использовали монополистические предприятия.
Само по себе юридическое лицо нельзя охарактеризовать как монополию,
если абстрагироваться от его деятельности, и в первую очередь от тех договоров,
которые оно заключает. Юридическое лицо только тогда может быть привлечено
за нарушение антитрестовского законодательства, когда его правоспособность
будет нарушать императивные предписания закона, иными словами, если оно
создано для ограничения конкуренции или же фактически действует в этом
направлении.
В ст. 1 Закона Шермана говорится, что "настоящим каждый контракт, объединение
в форме треста или в другом виде, сговор, направленные на ограничение
торговли между штатами или с иностранными нациями, объявляются противозаконными.
Всякое лицо, которое заключит любой такой контракт или вступит в любую
организацию или сговор, признается виновным в менее тяжком уголовном преступлении".
А ст. 2 по существу развивает положения ч. 2 предшествующей статьи.
Она гласит: "Всякое лицо, которое монополизирует или попытается монополизировать,
или объединяется, или сговаривается с любым другим лицом или группой лиц
с целью монополизировать любую часть торговли или коммерции между несколькими
штатами или иностранными нациями, признается виновным в менее тяжком уголовном
преступлении". Как вытекает из положений указанных статей, они применимы
к юридическому лицу только в случае, если в его действиях будет усмотрена
попытка монополизации. В законодательстве Соединенных Штатов не содержится
расшифровки таких понятий, как монополия, конкуренция, но их толкование
дали американские суды; следовательно, понятие монополии и конкуренции
в антитрестовском праве США все же имеется.
Буржуазное понятие монополии страдает весьма важным методологическим
пороком. Известный американский экономист Р. Эйли утверждал, что
"сущность монополии состоит в том, что она является противоположностью
конкуренции"[195]. Таким образом, автор стремится
сформулировать понятие монополии в отрыве от процесса концентрации производства
и капитала и свести проблему лишь к особому положению капиталиста на рынке
при продаже товара. Монополия не уничтожает конкуренции. В.И. Ленин убедительно
доказал, что "монополии, вырастая из свободной конкуренции, не устраняют
ее, а существуют над ней и рядом с ней"[196].
Несостоятельность такого буржуазного понимания монополии была вскрыта
еще К. Марксом в "Нищете философии". Он писал: "Монополия может держаться
лишь благодаря тому, что она постоянно вступает в конкурентную борьбу"[197]. Однако приведенная выше буржуазная
трактовка монополии оказалась необычайно удобной для самого монополистического
капитала, поскольку вся борьба против трестов была сведена к поддержанию
"свободной конкуренции" и не противоречила утверждениям о необходимости
и полезности крупных корпораций. В последующих антитрестовских законах
в США (Клейтона и о Федеральной торговой комиссии - оба были приняты в
1914 г.) монополия по-прежнему понималась как антипод конкуренции.
Следовательно, можно сделать вывод, что если существует конкуренция, то
отсутствует монополия[198]. Причем первоначально монополистическое
положение на рынке рассматривалось чрезвычайно упрощенно, как "власть
одного", как исключительное положение продавца или покупателя на рынке.
Совершенно очевидно, что подобного рода монополистические ситуации на
практике встречаются очень редко. И лишь в 30-40-е гг. в американской
правовой литературе получают развитие несколько более гибкие теоретические
конструкции понятий монополии и конкуренции. Согласно концепциям Д. Робинсона
и Х. Чемберлина, "монополистические элементы: присущи самой экономической
системе в силу ее крупных размеров"[199], а сама конкуренция, как, впрочем, и монополия,
"имеет баланс преимуществ и недостатков"[200].
Однако и в современной антитрестовской практике США хотя монополия и
не сводится больше к абсолютному господству над рынком, но все же она
определяется через категории конкуренции. В этом отношении характерно
одно из решений американского суда, в котором записано: "Современная концепция
"монополии" означает объединение или организацию, которая приобретает
такое доминирующее влияние в какой-либо отдельной отрасли торговли или
коммерции, что возникает тенденция к подавлению конкуренции, регулированию
поставок и фиксированию цен во вред публике:"[201]
Насколько искусственными выглядят теории монополии - антипода конкуренции,
можно убедиться на примере американской экономики второй половины нашего
столетия. Для нее характерно, что в определенной отрасли промышленности,
торговли или сферы услуг функционирует несколько компаний, обладающих
гигантскими по сравнению со своими конкурентами размерами, что позволяет
им проводить по отношению к ним политику диктата. На взгляд буржуазных
авторов, в такой ситуации (а она именуется олигополией) конкуренция не
устраняется, а ведется на более высоком уровне, становится более ужесточенной.
Следовательно, нет повода для применения к таким гигантским корпорациям
норм антитрестовского права. Коль скоро теоретические конструкции отсылают
к другому неизвестному понятию - "конкуренция", в практике антитрестовских
органов возникла необходимость определить, нарушение какой же конкуренции
должно влечь за собой применение санкций антитрестовского права. Американские
авторы предложили использовать в качестве критерия законности конкуренции
такие понятия, как "работающая" или "эффективная конкуренция". "Конкуренция
может быть названа эффективной или работающей, - утверждал американский
экономист К. Уилкокс, - если она обеспечивает в определенный промежуток
времени существенную защиту покупателям от эксплуатации со стороны продавцов,
а продавцам - подобную же защиту от эксплуатации покупателями"[201].
В последние годы в американской правовой доктрине предпринимаются попытки
сформулировать более жизненный подход к определению монополии, а следовательно,
и к выбору адресатов предписаний антитрестовского законодательства. Так,
У. Адамс считает, что основным оценочным критерием при решении отдельных
антитрестовских дел должна быть структура промышленности. Экономист Ф.
Вестон заявляет, что выявление экономической эффективности требует анализа
"функционирования" соответствующей отрасли промышленности. Другие исследователи
данного вопроса предлагают делать упор на анализе "поведения" корпораций
в связи с поглощениями ими конкурирующих предприятий или в связи с использованием
ими нечестных методов торговой практики.
По заявлению одного из чиновников государственного аппарата Д. Блэра,
при применении антитрестовских законов постоянно возникает вопрос: что
хуже - вред, причиненный конкуренции, если антитрестовский закон будет
бездействовать, или вред для эффективности экономики в целом, если закон
будет применен против преуспевающей корпорации? По мнению названного функционера,
здесь приходится сравнивать несопоставимые величины, а отсюда каждое антитрестовское
дело - это своего рода "математическая задача для специального института
эконометрии"[202]. Точно
так же сложно определить, насколько целесообразным будет применение антитрестовского
закона против чрезмерного роста корпорации, что влечет за собой получение
ею сверхприбылей, и т.п.
Более логичной, хотя бы с формально-юридической точки зрения, является
позиция западноевропейского антитрестовского права. Концепция его была
сформулирована в резолюции XXVI конференции Межпарламентского союза
в Лондоне в 1930 г. В ней говорилось: "Картели, тресты и другие аналогичные
объединения представляют собой естественное явление в экономической жизни,
в отношении которого невозможно занять полностью негативную позицию. Учитывая,
однако, что такие объединения могут оказывать вредное воздействие как
на общественные интересы, так и на интересы государства, их необходимо
контролировать. Этот контроль не должен принимать форму такого вмешательства
в экономическую жизнь, которая могла бы затронуть ее нормальное развитие.
Он должен лишь быть контролем над возможными злоупотреблениями и предотвращать
такие злоупотребления"[203].
В настоящее время антитрестовское право во всех развитых капиталистических
странах предусматривает систему контроля за концентрацией капитала, которая
на практике в подавляющем большинстве случаев сводится к контролю за концентрацией
акционерных обществ. Цель этой системы заключается, естественно, не в
том, чтобы запретить операции по концентрации. Нередко буржуазное государство,
наоборот, стимулирует слияния, объединения национальных компаний для усиления
их конкурентоспособности на мировом рынке. Основная ее задача - воспрепятствовать
"чрезмерной" концентрации, "поскольку ее негативные последствия в экономическом
и социальном плане превосходят ее положительный эффект"[204].
Сама концентрация понимается обычно как "приобретение в собственность
имущества или акций компании, влекущее за собой установление контроля
за ее руководством и деятельностью"[205].
Контроль распространяется лишь на те операции, когда в них участвуют
или в результате их проведения образуются предприятия, размер которых
или доля которых на национальном рынке превосходят пределы, установленные
антитрестовским законодательством. Так, например, в соответствии с Законом
ФРГ 1973 г. он должен осуществляться в случае слияния предприятий,
если на них работает свыше 10 тыс. человек, или их оборот превышает
500 млн марок, или в результате концентрации предприятие сможет контролировать
не менее 20% какого-либо рынка. В Англии по Закону 1965 г. под контроль
подпадали слияния компаний при возникновении "монопольных условий", когда
по крайней мере одна треть товаров определенного вида, которые продавались
в Соединенном Королевстве или в существенной его части, поставлялись одним
лицом или одному лицу, либо сумма приобретенных активов была больше 30 млн
ф.ст. Французский Закон от 19 июля 1978 г. предусматривает два различных
количественных показателя для установления контроля над концентрацией
предприятий: при осуществлении вертикальной и при проведении горизонтальной
концентрации. В первом случае предприятия, участвующие в операции, должны
контролировать не менее 40% национального рынка соответствующих товаров
или услуг. Во втором - достаточно, чтобы в операции принимало участие
предприятие, в руках которого находится не менее 25% национального рынка
соответствующих товаров или услуг. В США по Закону от 30 сентября
1976 г., дополнившему ст. 7 Закона Клейтона, контроль за концентрацией
имеет место, когда активы приобретаемого предприятия или сумма его годового
оборота больше 100 млн долл. Вместе с тем суд или Федеральная торговая
комиссия вправе потребовать проведения контроля над любой операцией по
концентрации, если она, по их мнению, способна нанести ущерб эффективной
конкуренции.
Осуществление контроля за концентрацией возлагается на специальные органы:
Комиссию по конкуренции (Франция), Федеральное картельное управление (ФРГ),
Комиссию по монополиям (Англия), Федеральную торговую комиссию (США).
Однако окончательное решение вопроса о правомерности операции зависит
в большинстве стран от усмотрения либо министра (экономики и финансов
- во Франции, торговли - в Англии), либо суда (США). Функции указанных
комиссий, как правило, ограничиваются дачей заключения о соответствии
рассматриваемой операции закону и публичному интересу. Предприятия, участвующие
в операции, должны заранее сообщить о ней в соответствующую комиссию.
Во Франции такое уведомление является правом, а не обязанностью заинтересованного
лица. Уведомление адресуется министру экономики и финансов в течение трех
месяцев с момента заключения соглашения о концентрации.
В Англии и Франции выводы комиссии в известной мере ограничивают свободу
министра оценивать правомерность концентрации. Если комиссия сочла операцию
законной, то министр не может ее запретить. С другой стороны, министр
полномочен разрешить осуществление операции, когда имело место отрицательное
заключение комиссии. Согласно ст. 8 упомянутого французского закона министр
экономики и финансов вправе запретить проведение операции или же изменить
либо дополнить соглашение о концентрации. Наконец, он может принять любые
меры, необходимые для обеспечения или восстановления "достаточной конкуренции".
В случае, когда операция уже была проведена, министр вправе потребовать
восстановления положения, существовавшего до операции, например, обязать
слившиеся компании разделить свои активы. За несоблюдение распоряжения
министра на предприятие налагается штраф в размере до 5% от суммы его
годового оборота. Сходные положения имеются в праве ФРГ и Англии.
На практике санкции за неправомерную концентрацию применяются крайне
редко. Руководители компании предпочитают получить согласие на операцию
от органа контроля до ее проведения или же последовать его рекомендациям.
С учетом этого нельзя отрицать определенного регулирующего воздействия
законов о контроле за концентрацией на организационно-правовую структуру
современного капиталистического рынка.
Контроль за слияниями предусматривается и в ряде международных договоров,
в частности в ст. 66 Договора об образовании Европейского объединения
угля и стали от 18 апреля 1951 г. Согласно положениям этой статьи
соглашения, предусматривающие слияние предприятий и ведущие к экономической
концентрации, требуют предварительного одобрения верховного органа. Разрешение
дается в тех случаях, когда предприятие не получает в результате операции
возможности фиксировать цены, контролировать продукцию или препятствовать
конкуренции и искусственно добиваться привилегированной позиции на рынке.
Верховный орган может запретить такое слияние или даже издать приказ о
разделе незаконно объединившихся компаний. Он наделен правом давать рекомендации
предприятиям, занимающим "доминирующее положение" на рынке угля и стали;
последними признаются предприятия, которые не испытывают "эффективной
конкуренции в существенной части Общего рынка". Если предприятие не следует
рекомендациям, то верховный орган вправе своей властью установить продажные
цены и условия торговли для такого предприятия, правда, лишь после консультации
с правительством соответствующей страны. У верховного органа имеются и
другие полномочия по регулированию производства угля и стали, особенно
в условиях резкого падения их выпуска.
Антитрестовские статьи (85 и 86) занимают центральное место в Римском
договоре об учреждении Европейского экономического сообщества. Согласно
ст. 85, объявляются несовместимыми с целями Общего рынка и запрещенными
"всякие соглашения между предпринимателями, всякие решения об объединении
предприятий и всякая координированная деятельность, которые могут нанести
ущерб торговле между государствами-членами и которые имеют своей целью
или результатом воспрепятствовать, ограничить или нарушить свободу конкуренции
внутри Общего рынка". Однако ч. 3 этой же статьи делает из этого общего
запрещения важное исключение. Органы ЕЭС имеют право признавать соглашения,
которые формально подпадают под действие ч. 1 ст. 85, правомерными и действительными,
если, по мнению этих органов, такие соглашения "способствуют улучшению
производства или распределения продуктов или содействуют техническому
или экономическому прогрессу".
Следующая статья Римского договора запрещает злоупотребления предприятиям,
занимающим доминирующее положение в Общем рынке или в его существенной
части. Надо подчеркнуть, что данные положения Римского договора непосредственно
применяются к предпринимателям, функционирующим на территории ЕЭС. Применение
антитрестовских положений показывает, что руководители ЕЭС вовсе не хотят
как-то ограничить процесс монополизации. Напротив, один из них, фон дер
Грёбен, заявил, что "большие производственные единицы имеют огромное значение
для общего промышленного развития и усиления позиций сообщества во всем
мире, а поэтому Комиссия (имеется в виду Комиссия европейских сообществ.
- М.К.) проводит политику их поддержки". Более того, он заявил, что Комиссия
ставит своей целью устранить в будущем все "искусственные помехи для экономически
желательных слияний"[206].
Примечания:
|
