Список книг

« Предыдущая | Оглавление | Следующая »

Кривцов А.С.
Абстрактные и материальные обязательства в римском и в современном гражданском праве

§ 42. Условия действительности абстрактных обязательств

I. Прежде всего разберем те случаи, когда "абстракция" вытекает из содержания самого обязательственного акта.

A. Общее изъявление долга (см. приведенные несколько выше слова должника: "Я признаю себя должным 100 рублей"). В § 40 мы доказали, что не существует договора признания в техническом смысле этого слова в подобном "общем признании долга" ("generelle Schuldanerkennung"), а в § 41 нами было указано, что, при известных условиях, в таких словах должника следует видеть абстрактное обязательство. Посмотрим теперь, каковы должны быть эти условия. "Общее признание долга" должно представлять, с этой точки зрения, вполне законченное целое. Это потому, что имеющая место при абстрактном обязательстве презумпция, - что должник, не упомянув о causa, хотел этим освободить верителя от необходимости приведения causa в субъективном смысле, - может возникнуть только в том случае, если слова должника, на которых построена презумпция, исчерпывают все изъявление должником его воли и не допускают возможности какого-либо сомнения.

Предположим, напр., что истец может привести двух свидетелей, которые могут под присягой показать, что они слышали, как ответчик произнес приведенные ими выше слова. Истец не имеет в подобном случае достаточного основания для своего иска, так как возникает сильная догадка в пользу того, что эти слова должника составляют только часть изъявленной им воли, и что остальные его слова, неслышанные свидетелями, содержат в себе указание каузального момента.

Единственный способ изъявления должником своей воли, который в этом отношении исключает возможность какого бы ни было сомнения, - это письменная форма обязательства. Кусок бумаги, с написанными на нем приведенными выше словами должника, представляет, по крайней мере внешним образом, совершенно отдельный факт. Отсюда недалеко, также с правовой точки зрения, придать ему изолированное и самостоятельное значение при существовании, кроме того, некоторых других дальнейших условий.

Прежде чем приступить к перечислению этих дальнейших условий, следует сделать одно предварительное замечание. В будущем изложении мы будем иметь дело постоянно только с презумпцией. Вот почему, хотя бы все условия в пользу существования абстрактных обязательств, которые мы сейчас перечислим, имели место - с условием письменной формы включительно, - может отсутствовать твердая уверенность относительно свободы верителя от изъяснения каузального момента. Но так как речь идет все время только о презумпциях, - то такая несомненность свободы верителя от указанной обязанности и не является необходимой. Ведь должнику всегда представлена возможность опровергнуть эту презумпцию, как это вполне согласно с выставленным мной понятием абстрактных обязательств. Пока этого не сделано, наличность особенных условий, подлежащих нашему изложению, делает весьма вероятным, что обязательству придана самостоятельная экономическая роль.

Такая самостоятельная экономическая роль не имеет места в том случае, когда право верителя объявлено непереносимым. Должник выражает этим опасение, чтобы, в случае перехода его обязанности в другие руки, не ухудшились этим его виды на эквивалент. Вот почему в этом случае указанная презумпция не может быть применена. Дело в том, что здесь всегда может быть сделана противоположная догадка, - именно, что должник мог быть побужден пройти молчанием вопрос об эквиваленте, так как он надеялся иметь дело с определенным верителем, который знает экономическое отношение в его целом. То обстоятельство, что вопрос об эквиваленте не был затронут в самом письменном документе, - может быть весьма легко объяснено тем соображением, что у должника имелись по этому поводу другие доказательства. Таким образом, здесь не может иметь силу действия презумпция свободы верителя при осуществлени принадлежащего ему права требования от обозначения каузального момента. Из сказанного вытекает, что необходимым условием "абстрактных обязательств" является переносимость обязательства. При отсутствии этого требования "абстрактный" характер обязательства не может быть принят, хотя бы переносимость была установлена не прямым соглашением между верителем и должником, но самым свойством обязательства с точки зрения его предмета.

Презумпция не применяется затем также в том случае, когда предметом обязательства является что-либо такое, что, подобно res fungibiles, не может быть выдано предъявителю долгового документа - без всякого предварительного рассмотрения, но должно быть подвергнуто самой подробной индивидуальной оценке. Относительно прав на подобные предметы, вероятие в пользу того, что они сделаны предметом обмена, - является весьма малым. Однако даже если это, по исключению, и имеет место, - должник убежден в том, что передача на практике не может осуществиться без того, чтобы не обратились к нему, так как новый веритель заинтересован точно констатировать индивидуальные свойства предмета, - а при этом для него является возможным встреча с этим будущим верителем и указание ему на наличность эквивалента при обязательстве. Должник имеет полное основание рассчитывать на подобное обстоятельство, а потому в этом случае нельзя строить презумпцию, что он, не указав в самом документе на существование каузального момента, хотел освободить этим верителя от необходимости обозначения эквивалента.

На основании вышеизложенного, для абстрактного обязательства требуется письменный документ в общей форме, т.е. который не содержит указания causa, но имеет своим предметом способное переходить из рук в руки право требования передачи заменимых вещей - res fun-gibiles. При наличности таких условий, является сильная презумпция в пользу абстрактной природы обязательства. Тот, кто выдает подобный документ действует с сознанием, что он лишился этим имущественного объекта, который приобретает, в известной степени, самостоятельное экономическое существование, переходя из рук в руки, подобно тому как переходят деньги, - и который, в большинстве случаев, не остается в обладании первоначального верителя. Вот почему нельзя думать, чтобы должник, выдавая подобный документ, хотел поставить свою praestatio в зависимость от указания верителем causa, так как такой документ, большей частью, заставляет должника предполагать, что второй веритель, третий и т.д. - не будут иметь никаких сведений об эквиваленте. При векселях, а в некоторых законодательствах и при денежных письмах, должник теряет вовсе свое право на возражение против добросовестного держателя векселя на основании отсутствия каузального момента. Документы, подобные векселям и денежным письмам, хотя относительно них такого законодательного постановления не существует, - порождают, однако, сильную презумпцию против того, что должник хотел осуществление их верителем сделать зависимым от указания последним эквивалента в пользу обязанной стороны.

Помимо того, что занимающая нас презумпция вполне оправдывается предполагаемой волей должника, - в ее пользу говорит также весьма существенный практический интерес. Относительно документов, которые, подобно указанным, циркулируют в экономическом обороте совершенно так же, как деньги, - требуется прежде всего, чтобы их осуществление было обставлено возможной легкостью и быстротой. То и другое было бы весьма затруднено, если бы веритель был принужден постоянно приводить, может быть, весьма запутанное и сложное отношение между ним и должником, - которое лежит в основании таких документов. По поводу векселей, вопрос представляется чрезвычайно ясным. Но могут иметь место также некоторые другие случаи, когда стороны, не решаясь снабдить обязательство строгой силой вексельного права, не хотят, однако, ставить кредитора в необходимость изъяснения каузального момента. Особенно неудобно было бы постоянно требовать такое изъяснение в торговом обороте - не только благодаря значительной сложности, которой сопровождаются подобные сделки в некоторых торговых предприятиях, - но и вследствие часто полной невозможности сделать, при длинных и запутанных счетах, какое-либо указание на существование эквивалента в пользу должника. Дело в том, что между купцами, которые стоят в постоянных деловых сношениях друг с другом, часто выдаются письменные обязательства, - причем, и для верителя, и для должника не представляется вполне ясным, заключено ли обязательство credendi causa или solvendi causa, - этот вопрос получает ответ только много спустя, когда они окончательно подведут итоги друг с другом. Если при таком неопределенном характере эквивалента поставить верителя в необходимость его обозначения, чтобы он мог осуществить принадлежащее ему право требования, - то это создаст для него невозможное положение.

Таким образом, интересующая нас презумпция "абстрактного" характера обязательства, удовлетворяющего поставленным выше условиям, вполне оправдывается практическими соображениями. Она возбуждает, однако, в литературе вопроса немало сомнений. Эти сомнения являются, между тем, совершенно неосновательными[259].

Обыкновенно против принятия презумпции приводят то соображение, что ею весьма затрагиваются интересы должника, от которого якобы требуют чего-то невозможного, заставляя его оспаривать долговой документ доказательством того отрицательного факта, что нет никакой causa для его долга. Но это возражение покоится на недоразумении, так как он вовсе не должен доказывать, что никакой causa не лежит в основании обязательства, но, наоборот, в доказательстве нуждается ближайший характер этой causa, т.е. положительный факт. Правда, подобное выяснение эквивалента является для должника делом не особенно легким, но, во всяком случае, и не более трудным, чем для верителя. Между тем, одно из основных правил по вопросу о распределении onus probandi между истцом и ответчиком говорит, что тот из них должен нести тяжесть доказательства, против которого существует презумпция. При наличности всех вышеозначенных условий, подобная презумпция несомненно существует против должника. Вывод отсюда ясный.

Другое возражение против указанной презумпции заключается в том, что, если придавать "общему изъявлению долга" () характер абстрактного обязательства, - то должник рискует два раза заплатить по одному и тому же долговому отношению: в первый раз - на основании предъявленного против него документа, а во второй раз - когда верителем будет изъяснено то правоотношение, которое лежит в основании этого "общего изъявления долга". Но против этого, прежде всего, следует заметить, что при абстрактных договорах, как мы указали в § 41, не исключена для ответчика возможность доказательства наличности каузального момента, так как дело все время идет только о презумпции, которая может быть всегда лишена силы посредством доказательства противного. Во-вторых, если бы должнику не удалось доказать существования causa, то весьма мало вероятия, чтобы то же самое удалось верителю, когда он, получив удовлетворение по долговому документу, будет требовать вторичного исполнения обязательства должником на том основании, что существует с его стороны известный эквивалент в пользу должника. В-третьих, наконец, должнику можно помочь тем средством, которое рекомендует Бэр[260]. Этот писатель предлагает в том случае, когда против должника выставлены два права требования с совершенно одинаковым содержанием, - презумпцию о их реальном тождестве.

Далее приводят еще то возражение, что "общее изъявление долга" может служить поводом к злоупотреблениям, допуская возможность скрывать в себе юридические сделки с безнравственным характером. Но это возражение - совершенно призрачно. В самом деле, разве что-либо подобное не может иметь места также в том случае, когда имеется указание на causa? Для этого достаточно допустить простую симуляцию этой causa.

Два слова - о форме "общего изъявления долга" для придания ему действия абстрактного обязательства. Эта форма кроме того, что она должна быть письменной, является безразличной. Требуется только, чтобы не было упоминания о causa, и чтобы было обещано дать верителю известное количество res fungibiles. В каких словах это будет выражено - совершенно все равно.

B. Мы переходим теперь к рассмотрению случаев, когда долговой документ сам содержит указание на какую-либо causa.

Представим себе, что документ содержит в себе следующие слова должника: "Я признаю себя должным 100 рублей на основании таких-то покупок у такого-то купца". Возникает вопрос, имеет ли здесь место "материальный договор" или "абстрактное обязательство", так чтобы в этом последнем случае указание каузального момента не имело того значения, чтобы истец был обязан ближайшим образом обосновать свой иск указанием на такую causa.

Для того, чтобы допустить в подобном случае абстрактное обязательство, - необходима прежде всего наличность всех тех условий, которые были перечислены нами выше: письменной формы, переносимости обязательства и заменимости предмета - res fungibiles, составляющего его содержание. Но даже при существовании всех этих условий против принятия абстрактного обязательства сильно говорит то соображение, что в долговом документе содержится указание на causa. При этом могут иметь место различные случаи.

a. Указание на causa сделано в таком виде, что этим ясно выражена зависимость обязанности должника от каузального момента. Если, напр., долговой документ гласит следующее: "Сим признаю себя обязанным уплатить тогда-то, взамен доставленной партии товаров, такую-то сумму денег", - то не может быть ни малейшего сомнения, что мы имеем здесь дело с обыкновенным обязательством, без какого бы то ни было "абстрактного" характера.

b. То же самое следует сказать во всех тех случаях, когда долговой документ содержит указание, в качестве каузального момента, на такое событие, которое должно осуществиться только в будущем.

c. Если же, наоборот, causa указана в документе, как событие, имевшее место только в прошедшем, - напр., когда покупатель признает себя должным определенную сумму денег на основании многих прежде заключенных с продавцом торговых сделок, - то мы имеем в подобном документе абстрактное обязательство. Это потому, что здесь возникает настолько сильная презумпция, что causa на деле окончательно выяснена, - что нет основания ставить исполнение обязательства в зависимость от более подробных указаний верителя относительно эквивалента в пользу должника.

Но почему не допустить в подобном случае договора признания? Ведь при договоре признания на основании упомянутого в своем месте правила, на верителя тоже не возлагается каких-либо указаний по поводу эквивалента, и он может ограничиться обозначением самого "признания" в качестве достаточной causa для обязательства. Ответ на поставленный вопрос был уже, отчасти, дан нами в § 40. Договор признания имеет всегда своим необходимым условием точное обозначение признаваемого правоотношения. Между тем, в разбираемом случае документ не содержит в себе подобного точного указания на признаваемое отношение, а только весьма неопределенно обозначает наличность каузального момента. В самом деле, в нем ни словом не упомянуто, какой именно долг существовал в прошедшем, а для договора признания должно иметь место совершенно определенное изъявление такого долга. Вот почему принять здесь договор признания - значит поставить кредитора в затруднительное положение делать часто весьма трудные дополнения, необходимые для выяснения признаваемого отношения: тогда как, если мы примем в подобном случае "абстрактное обязательство", то сделаем этим положение верителя более легким, освободив его от указанной обязанности. Кроме того, напомним, что доказательство кредитором наличности "юридического признания" - дело весьма и весьма трудное: при "абстрактном" же "обязательстве" - ему достаточно указать на тот чисто отрицательный факт, что должник, при существовании всех приведенных условий (письменная форма, переносимость обязательства, res fungibiles в качестве предмета обязательства), - упомянул о causa и в то же время не сделал никакой оговорки на тот случай, если она не будет исполнена, - так как этот отрицательный факт порождает сам по себе весьма сильную презумпцию, что в момент обещания causa уже была осуществлена. Таким образом, если, при наличности означенных выше условий, causa указана в документе в качестве прошедшего факта, - и если из содержания самого документа нельзя заключить, что осуществление верителем права требования поставлено в зависимость от указаний по поводу каузального момента, - то следует принять существование не "материального договора" и не "договора признания", а "абстрактного обязательства".

d. Если представляется совершенно неопределенным, составляет ли causa прошлый факт или будущий, - напр., если кто-либо признает себя обязанным заплатить известную сумму денег на основании более или менее точно охарактеризованного договора найма или купли, не упомянув ни словом, являются ли эти договоры фактом прошедшего или будущего времени, - то должны быть приняты во внимание следующие соображения:

α. Прежде всего весьма часто бывает, что к подобному документу присоединяется вексельное обязательство. Так как оно может получить силу вовсе без изъяснения каузального момента, - то рождается весьма сильная презумпция, что и тот документ, к которому вексель присоединен, носит абстрактный характер. То же самое имеет силу, если подобного рода документ является сам облеченным в форму, близкую по своей природе к вексельной форме, напр., если он является в виде "денежного письма" в тех законодательствах, где признаются "денежные письма" ().

β. Но даже если нельзя указать на существование такого особого ручательства в пользу абстрактного характера обязательства, как приведенное сейчас соображение, - в пользу такого характера говорит уже один тот факт, что право требования верителя ясно установлено, не допуская даже переход от одного кредитора к другому без содействия должника, и что в то же время в том же самом документе не являются столь же ясными те права, которые выговорены должником в качестве эквивалента. В таких случаях весьма естественно сделать презумпцию, что должник не думал придавать документу одинаковой силы по вопросу о праве требования верителя и по вопросу о своем праве на эквивалент со стороны этого последнего, так чтобы осуществление кредитором права требования было поставлено в зависимость от указания им эквивалента. Так, напр., если вопрос о causa хотя и затронут, но она обозначена вполне неопределенно следующими словами: "по купле", "за партию товаров", "по найму", - это обозначение или должно быть принято, как пустое название, лишенное всякого смысла, - или дает для должника известную ориентировку относительно характера долга, но не может, в качестве эквивалентной в его пользу praestatio, служить ограничением его обязанности. Весь вопрос[261] идет . Это сделается особенно ясным, если принять во внимание то затруднительное положение, в которое, в противном случае, был бы поставлен веритель. Он был бы принужден, чтобы осуществить свое право, весьма подробно коснуться всего экономического отношения между ним и должником, из которого возник долговой документ, о котором идет речь. В этом случае мог бы быть разговор о договоре признания, но для этого верителю нужно сделать соответствующие дополнения и доказать, что именно "юридическое признание" имело место. Таким образом, примем ли мы здесь "материальный договор", или - один из видов последнего - "договор признания", - положение кредитора в том и в другом случае будет гораздо сложнее, чем при "абстрактном обязательстве".

Примечания:

[259] См. Bähr. 1. c. Стр. 281 (211) сл.

[260] 1. c. Стр. 284-285 (213-214).

[261] См. Schlossmann. 1. c. Стр. 44.