Список книг
|
« Предыдущая | Оглавление Венедиктов А.В.
Избранные труды по гражданскому праву. Т. 1
§ 5. "Непреодолимая сила" в буржуазном и советском правеПонятие непреодолимой силы наряду с понятием вины и случая является одной из тех категорий буржуазного права, в которых наиболее ярко отразился стихийно-антагонистический характер буржуазного хозяйства и ограниченные возможности системы, основанной на частной собственности. Мы уже указывали, что анархия производства и обмена ставит определенные границы возможностям частного собственника, будет ли им мелкий предприниматель или гигантское монополистическое предприятие, и что никакой рост техники не может в условиях капиталистического хозяйства преодолеть той ограниченности капиталистического предприятия, которая внутренне присуща частной собственности на средства производства. Именно этим обусловлены как буржуазно-правовой принцип ответственности лишь за виновное неисполнение договора, так и ограничение ответственности пределами непреодолимой силы для тех случаев, в которых буржуазное законодательство выходит за общеустановленные для капиталистических предприятий рамки ответственности[737].
Основанное на общественной собственности и активно руководимое диктатурой пролетариата, социалистическое плановое хозяйство создало все предпосылки для принципиально иного решения и этой проблемы. Приведенные выше положения т. Сталина о реальности наших производственных программ и недопустимости ссылок на "так называемые объективные условия" являются исходным пунктом для признания принципиальной недопустимости ссылок на непреодолимую силу и иные не зависящие от поставщика обстоятельства в оправдание неисполнения им его плана и основанных на этом плане договоров. Мы уже имели случай показать, как по мере роста успехов социалистического строительства и преодоления трудностей в деле промышленного и потребительского снабжения и по мере усиления оперативности социалистического планирования наркоматы и арбитраж, а под их давлением и договорная практика неуклонно сужали круг обстоятельств, освобождающих предприятия от ответственности за неисполнение договора. Если в первые две договорные кампании наряду с общепринятыми тогда ссылками на "непреодолимую силу" ("форс-мажор"), "непреодолимые препятствия" и "стихийные бедствия" (в общей форме или с примерным перечислением отдельных "бедствий": пожаров, метелей, затопления шахт, наводнений, распутиц и т.д.) в договорах широко применялись ссылки на аварии, требующие капитального ремонта, или просто на поломку оборудования, на недостачу горючего для автомашин и т.п., вплоть до общих ссылок на "обстоятельства, не зависящие от его (поставщика) воли, препятствующие нормальному ходу производства"[738], или "иные обстоятельства, признаваемые уважительными"[739], то из договоров 1933 г. они в большей своей части были исключены по прямым указаниям арбитража, данным в порядке разрешения преддоговорных конфликтов[740], или при выборочной проверке качества договоров, в договоры же 1934 г. вошли лишь в виде редкого исключения. Тем не менее и в договорах 1934 г. изредка фигурируют ссылки на "стихийные бедствия" или "непреодолимую силу"[741].
Все подобные ссылки подлежат безусловному исключению из договоров, как противоречащие категорическому запрету ст. 20 закона от 19/XII 1933 г. Сложнее обстоит дело с договорами на строительные и монтажные работы в тяжелой промышленности - ввиду того, что инструкция Главстройпрома НКТП от 16/I 1934 г., N 17, устанавливая общие условия выполнения работ по указанным договорам, освобождает участников договора от ответственности за нарушение договора и замедление работ, если они "произойдут по причинам непреодолимого характера или по обстоятельствам, которые не могли быть предусмотрены и предотвращены стороной, нарушившей условия договора" (ст. XIV § 4)[742]. Поскольку примерный подрядный договор в вопросе о взаимоотношениях сторон по выполнению договора и санкциях за его неисполнение ограничивается простой отсылкой к инструкции (§ 13 договора), тем самым указанные в последней условия об освобождении от ответственности - в их общей и абстрактной формулировке - автоматически становятся частью договора[743].
Мы готовы допустить, что сложная обстановка строительных и строительно-монтажных работ требует более развернутой и специальной регламентировки (в самом законе или в дополняющих его инструкциях) вопроса об условиях и порядке освобождения от ответственности неисправного контрагента при наличии исключительных затруднений в ходе строительства. Но мы считаем совершенно недопустимыми всякие ссылки на непреодолимую силу, делаются ли они без упоминания о других освобождающих от ответственности условиях или наряду с ними (ср. цит. ст. XIV § 6 инструкции Главстройпрома НКТП). Пора освободить и законодательство, и договорную практику от понятий, некритически заимствованных из буржуазного права и находящихся в принципиальном противоречии с основными началами советского хозяйственного права. Ибо понятие непреодолимой силы, являясь специфической категорией буржуазного права, неразрывно связано с тем формально-абстрактным подходом к конкретным правовым отношениям, который характерен для буржуазного права вообще и который несовместим с конкретным подходом советского хозяйственного права к каждому отдельному правоотношению, к каждому отдельному договору.
Унаследованный буржуазно-правовыми системами от римского права[744], институт непреодолимой силы должен был установить предел ответственности должника для тех случаев, в которых буржуазное право - в изъятие из общего принципа ответственности лишь за виновное нарушение договора - расширяет эту ответственность за пределы вины должника, но вместе с тем не считает возможным возложить на него безусловную ответственность ("объективную ответственность" без каких-либо исключений) за всякое неисполнение договора, независимо от причин неисполнения. Иначе говоря, все обстоятельства, вызывающие независимо от вины должника (а также от вины кредитора) невозможность исполнения договора (случай в широком смысле слова), буржуазное право разбивает на две категории: случай в узком смысле слова (простой случай) и непреодолимую силу (квалифицированный случай).
Верная формально-юридическому методу абстрактных понятий, буржуазно-правовая теория неизменно стремилась найти такое разграничение между явлениями непреодолимой силы и случаем в узком смысле, которое могло бы явиться формальным критерием для суда.
Этот формализм нашел выражение, хотя и не столь резкое, как в других теориях, так и в старой - так наз. "субъективной" или "относительной" - теории, усматривавшей отличительный признак явлений непреодолимой силы в невозможности предотвращения их вредоносных последствий даже при условии проявления должником всей возможной, требуемой при данных обстоятельствах заботливости, т.е. усиленной (максимальной), а не обычной заботливости, которую законодательство требует от должника при выполнении остальных договоров[745]. Мы говорим: "не столь резкое" потому, что "субъективная" теория открывала относительно больший путь для конкретного подхода суда к отдельным явлениям, создававшим невозможность исполнения должником определенного обязательства, и для индивидуальной оценки "заботливости" должника, которую он проявил или должен был проявить для предотвращения вредоносных последствий данного явления непреодолимой силы. Тем не менее и "субъективная" теория отправлялась от формально-абстрактных предпосылок, ибо прежде всего стремилась установить тот формальный критерий для разграничения случая в узком смысле и непреодолимой силы, которым для "субъективной" теории являлся критерий усиленной (максимальной) заботливости, и лишь на основе этого критерия допускала оценку судом степени заботливости отдельного должника.
Характерно, что именно этот индивидуальный подход к отдельным явлениям непреодолимой силы[746] вызвал наибольшие возражения со стороны представителей господствующих ныне в буржуазном праве так наз. "объективных" или "абсолютных" теорий, признающих непреодолимой силой определенный круг явлений, которые сами по себе - независимо от степени заботливости должника - освобождают его от ответственности за неисполнение договора. Заменяя "субъективный" критерий (степень заботливости должника) "объективным" (характером самого явления непреодолимой силы), "объективные" теории более или менее единодушно усматривают отличительный признак явлений непреодолимой силы в их "внешнем происхождении" (äussere Provenienz): в их возникновении вне круга деятельности соответствующего предприятия[747]. При этом одни из "объективных" теорий ограничиваются приведенным критерием[748], другие же вводят в качестве дополнительного критерия явлений непреодолимой силы их исключительность или необычайность (то, что они по своему роду и силе проявления явно превосходят случаи, встречающиеся при нормальном течении жизни)[749], невозможность их предвидения и их предотвращения мерами, находящимися по воззрениям оборота "в разумном соответствии" с требуемыми результатами и т.п. Одной из разновидностей "объективных" теорий является и теория "профессионального риска"[750], относящая к явлениям непреодолимой силы все те события, которые не принадлежат к числу более или менее часто возникающих при эксплуатации предприятия событий и в силу этого не могут быть заранее учтены предпринимателем[751]. С этой точки зрения центр тяжести вопроса лежит не в том, могло ли быть данное событие предотвращено при современном состоянии техники и в какой мере затраты на его предотвращение совместимы с дальнейшим развитием предприятия, а в том, входит или не входит это событие в круг относительно часто возникающих в практике данной категории предприятий событий, риск которых ложится на само предприятие и заранее включается в калькуляцию его услуг или товаров[752].
Борьба отдельных теорий непреодолимой силы ведется в буржуазно-правовой литературе в плоскости обычных для нее формально-догматических конструкций. Она скрывает за собой, однако, борьбу различных интересов, связанных с эксплуатацией крупнокапиталистических предприятий. Ибо каждая из теорий, устанавливая более или, напротив, менее узкий круг явлений непреодолимой силы, имеет своей практической целью сузить или, напротив, расширить объем договорной и внедоговорной ответственности определенных категорий предприятий (в первую очередь транспортных предприятий). Чем ýже понятие непреодолимой силы, тем меньше число случаев причинения договорного и внедоговорного вреда, подпадающих под это понятие и освобождающих указанную группу предприятий (например, железных дорог) от ответственности, тем труднее, следовательно, для этих предприятий освободиться от ответственности путем ссылки на непреодолимую силу. И наоборот: чем шире понятие непреодолимой силы, тем больше число случаев, в которых те же предприятия сумеют освободиться от ответственности при помощи ссылки на наличие непреодолимой силы. Отдельные теории служат поэтому буржуазной юриспруденции прежде всего для максимальной охраны интересов крупнокапиталистических предприятий против занятых в них рабочих и против широких масс, являющихся потребителями их услуг или принужденных жить и работать в обстановке создаваемой ими повышенной опасности. Мы уже указывали, что под давлением рабочего движения буржуазные государства были вынуждены пойти на расширение ответственности капиталистических предприятий перед их рабочими и третьими лицами за смерть и увечье и что это расширение числа случаев ответственности определенных категорий предприятий компенсируется обычно ограничением этой ответственности определенным лимитом[753]. Непреодолимая сила представляет собой другой путь ограничения ответственности крупнокапиталистических предприятий, посредством которого сужается самый круг несчастных случаев, влекущих за собой эту - расширенную по сравнению с общим законодательством, но все же не доведенную до пределов "объективной ответственности" в полном смысле этого слова - ответственность. Если железная дорога освобождается от ответственности за смерть или увечье путем ссылки на непреодолимую силу[754], то тот или иной объем понятия непреодолимой силы скрывает за собой определенный круг несчастных случаев, за которые железная дорога не несет ответственности перед потерпевшим. Институт непреодолимой силы используется также и для освобождения предприятий от ответственности за недопоставку в случае стачек, что дает предпринимателям возможность идти на более длительный перерыв работ без риска подвергнуться ответственности за вызванную стачкой просрочку в поставке своих товаров или производстве условленных работ. Практика и теория колеблются лишь в вопросе о том, является ли непреодолимой силой всякая стачка или только всеобщая стачка[755]. Наряду с этой классовой борьбой отдельные теории непреодолимой силы непосредственно отражают и борьбу различных групповых интересов внутри самой буржуазии, например борьбу транспортных предприятий, с одной стороны, и промышленных и торговых предприятий, как грузовладельцев, - с другой. Более широкий объем понятия непреодолимой силы - в интересах железных дорог, ибо он расширяет круг оснований к освобождению их от ответственности за утрату груза или просрочку в его доставке. Напротив, промышленный и торговый капитал заинтересован в сужении понятия непреодолимой силы, ибо тем самым сужается круг оснований к освобождению железной дороги, иначе говоря, расширяется ее ответственность перед грузовладельцем. Если учесть всю сложность противоречий между различными группами господствующего класса и напряженность борьбы каждого отдельного предпринимателя за свою долю прибавочной стоимости, то легко представить себе "зигзаги" в практике буржуазного суда, призванного к разрешению столь острых конфликтов и пытающегося обосновать свои решения определенными принципиальными положениями. Не случайно поэтому германский имперский суд оказался не в состоянии последовательно провести ни "субъективную" теорию, которой он придерживался в отдельных - более ранних - решениях[756], ни "объективную" теорию, к которой он вслед за тем перешел[757] и при проведении которой он пользовался не только совокупностью признаков, заимствованных у представителей различных направлений "объективной" теории, но и критерием "величайшей заботливости" (grösste Sorgfalt) "субъективной" теории[758]. Не менее показательна и практика итальянского кассационного суда, который на протяжении одного и того же года трижды менял свою позицию по вопросу о непреодолимой силе. Отказавшись от традиционного понимания непреодолимой силы, как абсолютно непреодолимого события, кассационный суд в решении от 27/VII 1927 г. признал, что для наличия непреодолимой силы достаточно наступления относительной невозможности исполнения, в решении от 19/ХII 1927 г. - вернулся к традиционному учению об абсолютной невозможности исполнения, а два дня спустя вновь приблизился к относительной теории непреодолимой силы, определив ее как событие, которого должник не предвидел и не мог предвидеть при обычной (средней) заботливости и которое можно было бы предотвратить при более высокой, чем принятая в договорных отношениях, заботливости (решение от 21/XII 1927 г.)[759]. Это последнее решение ставит по существу знак равенства между непреодолимой силой и случаем в узком смысле слова[760] и тем самым выходит даже за пределы "субъективной" теории. Ибо последняя относит к кругу явлений непреодолимой силы не события, которые могут быть предотвращены при усиленной заботливости, а именно события, которые не могут быть предотвращены даже несмотря на эту усиленную заботливость.
Было бы совершенно недопустимо делать аналогичные попытки разграничения между непреодолимой силой и случаем в советском праве - со ссылкой на то, что и советское законодательство использует понятие непреодолимой силы для определения объема ответственности как за неисполнение договора, так и за причинение внедоговорного вреда. Включение понятия непреодолимой силы в главу ГК об исковой давности (ст. 48) и в главу об обязательствах, возникающих вследствие причинения другому вреда (ст. 404), а также в специальные кодексы - в применении к отдельным договорным отношениям (ст. 101 и 106 Устава ж.д. СССР, ст. 116 Кодекса торгового мореплавания СССР и ст. 56 Воздушного кодекса СССР)[761], является примером того внешнего сходства отдельных норм советского и буржуазного права, которое в известной мере связано с использованием товарно-денежной формы диктатурой пролетариата, но которое вместе с тем и на первом этапе НЭПа отнюдь не устраняло принципиального (качественного) различия между советским и буржуазным правом, обусловленного принципиальной противоположностью двух систем: социалистической и капиталистической. Давая характеристику советского договора, мы уже указывали, что известные положения т. Сталина о принципиальном, коренном изменении "в пользу социализма, в ущерб капитализму" таких методов "капиталистической экономии", как торговля и денежная система[762], должны быть положены и в основу принципиального противопоставления советского права буржуазному. Нам приходилось также неоднократно подчеркивать, что и внешне сходные постановления ГК получили в советском праве совершенно иное классовое содержание и применение. В частности, и понятие непреодолимой силы подверглось коренной переработке в советской судебной, арбитражной и договорной практике. Верхсуд прежде всего исключил возможность формально-абстрактного определения круга явлений непреодолимой силы. В известном определении по делу ВСНХ СССР с Синклеровской разведывательной компанией от 22/V 1925 г. ГКК Верхсуда установила, что "препятствие, мешающее исполнению обязательства, становится "непреодолимой силой" не в силу внутренне присущих ему свойств", но "в зависимости от соотношения целого ряда условий и обстоятельств. То, что в одном месте, в одной обстановке является легко преодолимым, в другом может стать непреодолимым, то, что один контрагент может преодолеть, для другого - невозможно"[763]. Подобная относительность самого понятия непреодолимой силы, принципиально отличная от "относительности" буржуазно-правовой "субъективной" теории с ее формальным критерием "величайшей заботливости", требует конкретного подхода суда к каждому отдельному явлению, воспрепятствовавшему исполнению договора, и оценки его как с точки зрения конкретных условий данного события, так и с точки зрения возможностей данного должника. Так же конкретно подходит к отдельным препятствиям, создавшим невозможность исполнения договора, и арбитраж, допуская лишь в самых исключительных случаях освобождение поставщика от ответственности - при наличии, например, таких стихийных явлений, как промерзание деревьев, вызванное резким похолоданием после оттепели и повлекшее за собой неурожай фруктов в отдельных районах Крыма в 1932 г.[764] Характерно, что в числе опубликованных решений государственного и ведомственного арбитража мы почти не находим решений, освобождающих поставщика от ответственности за невыполнение договора со ссылкой на непреодолимую силу, стихийные явления или иные "не зависящие от поставщика обстоятельства"[765], несмотря на то, что до 1933 г. ссылка на непреодолимую силу в той или иной формулировке (чаще всего в форме ссылки на "форс-мажор" или "форс-мажорные обстоятельства") фигурировала едва ли не в большинстве договоров и что она продолжала встречаться и в отдельных договорах 1933 и 1934 гг. Это - показатель того, что буржуазно-правовые критерии непреодолимой силы и случая, являющиеся непосредственным выражением стихийности буржуазного хозяйства, оказались в условиях социалистического планового хозяйства лишенными и того - чисто практического - значения, на которое ссылаются отдельные защитники их сохранения в советском праве. Выполняя категорические директивы партии и правительства о неуклонном проведении планово-договорной дисциплины, арбитраж подвергает тщательной проверке каждую попытку поставщика оправдать неисполнение своих обязательств ссылкой на непреодолимую силу или стихийные явления. Когда Севхимлес пытался освободиться от уплаты пени и неустойки за неотгруз продукции для Кусковского химического завода ссылкой на лесные пожары, Госарбитраж РСФСР, подвергнув тщательной проверке условия заготовки древесины, признал, что крупные лесные пожары "не являются небывалым явлением в Северном крае и должны были в известной мере предвидеться в плане заготовительных работ, а сославшись на них, надлежало доказать сравнением за несколько лет стихийный характер их, как причину такой недопоставки"[766]. Равным образом и Западно-Сибирский госарбитраж отклонил попытку Новосибирского Лесхимпромсоюза освободиться от уплаты неустойки за недопоставку древесного порошка ссылкой на пожар одного из своих трех заводов, установив, что поставка порошка шла главным образом с двух других заводов и что при полном использовании их производственной мощности союз мог бы полностью выполнить договор[767]. Той же тщательной проверке арбитраж подвергает и ссылки неисправных поставщиков на производственные аварии в предприятиях их субпоставщиков. Судостроительный завод "Ленинская кузница" в качестве одной из причин несдачи им 6 паровых котлов Днепровскому управлению речного транспорта сослался на пожар в предприятии его субпоставщика, изготовлявшего днища для котлов. Хотя нарсуд освободил субпоставщика от ответственности перед заводом, признав наличие "форс-мажора", Киевский Госарбитраж отказался освободить на том же основании и основного заказчика, поскольку он должен был получить от своего субпоставщика 62 днища и ничем не доказал, что пожар воспрепятствовал своевременной доставке именно этих 6 днищ[768].
Вместе с тем и в советской договорной практике понятие непреодолимой силы не получило того специфического смысла, который должен был бы отличать непреодолимую силу от случая в узком смысле слова. Для договорных отношений, подпадающих под действие ГК, этого разграничения не проводит и сам закон. Мы уже указывали, что ГК проводит его только в применении к внедоговорному причинению вреда (ср. ст. 404 со ст. 403)[769], в качестве же основания к освобождению от ответственности за невыполнение договора непреодолимая сила особо упоминается лишь в приведенных выше специальных актах хозяйственного законодательства[770]. Под общие же формулы ст. 118 ГК об обстоятельствах, которых должник "не мог предотвратить", и ст. 121 ГК об ответственности просрочившего должника "за случайно наступившую после просрочки невозможность исполнения" (ср. ст. 129, п. "д" и ст. 144 ГК) одинаково должны были бы подпадать и невозможность исполнения, обусловленная случаем в узком смысле, и невозможность исполнения, обусловленная непреодолимой силой, если бы даже советское право вкладывало в это понятие какое-либо отличное от понятия случая (в узком смысле слова) содержание. Иначе говоря, для договорных отношений, регулируемых ГК, разграничение между тем и другим вообще лишено практического значения, поскольку, по смыслу ст. 118 и 121 ГК, должника следовало бы до просрочки освобождать от ответственности и за случай в узком смысле и за непреодолимую силу, после же просрочки - признавать ответственным и за то, и за другое.
Равным образом было бы ошибочно предполагать, что договорная практика последних лет создала необходимость в разграничении случая в узком смысле и непреодолимой силы тем, что договоры 1931-1933 гг. обычно предусматривали освобождение сторон от ответственности лишь при наличии непреодолимой силы. Вряд ли нужно доказывать, что арбитраж признавал или не признавал ссылки на встретившиеся при исполнении договора препятствия, в какой бы форме эти ссылки ни делались, вне всякой зависимости от какого бы то ни было разграничения между непреодолимой силой и случаем в узком смысле слова. Подобное разграничение, как мы имели возможность показать, было бы возможно только в плоскости формально-абстрактных дефиниций буржуазного права, а не в плоскости того конкретного подхода к каждому отдельному нарушению договора, который характеризует собой всю политику советского арбитража и суда. Проблема освобождения должника от ответственности в тех редких случаях, когда арбитраж или суд будут иметь для этого достаточные конкретные основания, должна решаться поэтому вне категорий "непреодолимой силы", "простого" и "квалифицированного" случая, "внутреннего" и "внешнего" случая и т.д. Подчеркнем еще раз, что все эти категории, неразрывно связанные со стихийно-анархической природой буржуазного хозяйства и буржуазного договора, находятся в принципиальном противоречии с плановым характером социалистического хозяйства, устраняющим саму возможность анархии производства и обмена, а вместе с тем и возможность каких-либо ссылок на невыполнимость плановых заданий, полученных социалистическими предприятиями от пролетарского государства и легших в основу их договоров. Те исключительные случаи, в которых выполнение плана и договора оказалось бы действительно невозможным для того или иного предприятия, отнюдь не требуют использования советским законодательством чуждых ему категорий. Совершенно не упоминая о непреодолимой силе и запрещая включение в договоры каких-либо освобождающих от ответственности условий, кроме предусмотренных самим законом (ср. ст. 20 закона от 19/ХII 1933 г.), закон должен дать арбитражу, суду и самим участникам договорных отношений определенную директиву, предусматривающую возможность освобождения поставщика или заказчика арбитражем и судом от ответственности в тех исключительных случаях, когда невозможность исполнения создается вне зависимости от каких-либо производственно-технических и организационно-хозяйствен-ных дефектов в работе неисправного контрагента и когда он не в состоянии устранить создавшихся препятствий, несмотря на использование всех имеющихся у него, как хозрасчетного предприятия, возможностей[771]. С этой точки зрения допустимо, например, освобождение арбитражем поставщика от ответственности в случае неотгрузки с.-х. машин с отдаленного завода вследствие осенней и весенней распутицы[772]. Если, однако, завод попал в просрочку еще до наступления распутицы или имел возможность, учитывая конкретные условия данной осени или весны, отгрузить соответствующую партию машин ранее условленного срока, он не вправе уже ссылаться на распутицу в оправдание неисполнения им договора. Мы допускаем, таким образом, возможность. присуждения поставщика к уплате тех или иных санкций за просрочку и в том случае, когда он не использовал в свое время возможности досрочного выполнения договора для предотвращения вредоносных последствий такого "непредотвратимого" явления, как распутица. Именно поэтому недопустимо включение условия о распутице в сам договор, ибо подобное условие ослабляло бы активность поставщика в изыскании всех - технически и экономически - возможных средств для выполнения договора, несмотря на неизбежное наступление распутицы. Но дело идет все же только о всех - технически и экономически - возможных средствах хозрасчетного предприятия, ибо никто не мог бы потребовать, например, от того же завода с.-х. машин, которому преждевременно наступившая распутица помешала бы отгрузить машины или отдельные части их, чтобы он произвел переброску их на аэропланах, если бы даже подобная переброска технически была возможна, но экономически была непосильна для завода, как хозрасчетного предприятия, или связана с резким нарушением его калькуляции и его финансового плана. Само собой разумеется, что проверка возможности проведения тех или иных мер под углом зрения финансового плана и хозрасчета отдельного предприятия отнюдь не означает какого-либо противопоставления плана отдельного предприятия народнохозяйственному плану, ибо финансовый план каждого предприятия является частью народнохозяйственного плана, а хозрасчет - лишь средством обеспечения лучшего выполнения этого плана и контроля над его выполнением.
Есть ли необходимость в более конкретном указании в самом законе тех явлений, при наличии которых арбитраж и суд в исключительных случаях могут освободить хозорган от ответственности за создавшуюся для него невозможность исполнения? Ряд примеров подобной конкретизации дает транспортное законодательство, широко использовавшее понятие непреодолимой силы в качестве основания к освобождению от ответственности транспортных предприятий за невыполнение их обязательств по перевозке (ст. 101 и 106, ср. ст. 6 Устава ж.д. СССР; ст. 116, 132 и 135 Кодекса торгового мореплавания СССР; ст. 56 Воздушного кодекса СССР). Мы останавливаемся на этих постановлениях не только потому, что они являются основным и по сфере своего применения наиболее широким примером использования понятия непреодолимой силы в области договорных отношений[773], но и потому, что они непосредственно затрагивают интересы всех предприятий обобществленного сектора, и в первую очередь интересы промышленных предприятий, как грузоотправителей и грузополучателей.
Наряду с общей ссылкой на непреодолимую силу транспортное законодательство указывает в числе оснований к освобождению от ответственности "чрезвычайные события", "стихийные бедствия", пожар, действия и распоряжения власти, военные действия и народные волнения и т.п. обстоятельства (ср. ст. 116 Кодекса торгового мореплавания и ст. 6 Устава ж.д.). Цит. Положение об ответственности железных дорог и клиентуры за несвоевременное выполнение государственного плана погрузки и разгрузки от 28/IV 1934 г., напротив, совершенно не упоминает о непреодолимой силе, но предусматривает освобождение как грузоотправителей, так и дороги от штрафа при наличии "явлений стихийного характера", относя к ним пожар, заносы и наводнения, для грузоотправителей же, сверх того, и "аварии на предприятиях, вызвавшие прекращение производства на срок не менее трех суток" (ст. 13 и 14). Аналогичный круг освобождающих от штрафа явлений стихийного характера предусматривают и указанные выше Положения об ответственности органов речного и морского транспорта и их клиентуры (ст. 14 и 15 Положения от 3/VII 1934 г., ст. 13 Положения от 29/IX 1934 г.). Положительная сторона подобного перечня оснований к освобождению от ответственности, которые могут и должны быть учтены арбитражем и судом при рассмотрении конкретных условий, создавших невозможность исполнения каждого отдельного договора, заключается в том, что он дает арбитражу и суду известную ориентировку в определении круга возможных препятствий к исполнению договора. Наряду с тем, однако, необходимо учесть две опасности, связанные со всяким перечнем этих препятствий в законе: 1) опасность создания некоторого шаблона в подходе отдельных органов арбитража и суда к тем основаниям освобождения от ответственности, которые будут указаны - хотя бы в качестве "примерных" - в самом законе, и, главное, 2) опасность создания у самих хозорганов неправильного представления о том, что при наличии указанных в законе препятствий они вправе не принимать всех возможных мер к преодолению этих препятствий и к выполнению плана и договора, несмотря на их наступление; между тем основная задача каждого хозоргана при наступлении указанных препятствий заключается именно в мобилизации всех сил для их преодоления, в обращении за содействием к соответствующим органам или, в случае необходимости, и к своему контрагенту, в немедленном извещении этого последнего о возникших препятствиях к исполнению договора и т.д. Трудно было бы найти более показательный пример для иллюстрации этой мысли, чем периодические наводнения в Ленинграде. Они прежде всего крайне различаются между собой по своей силе, начиная с ежегодных неоднократных подъемов уровня воды до 6-7 футов выше ординара, при которых систематически затопляются отдельные низменные места, и кончая памятным наводнением 1924 г. с подъемом воды до 13 футов, когда значительная часть Ленинграда оказалась под водой. С другой стороны, для оценки влияния наводнения на создавшуюся невозможность исполнения договора данным поставщиком имеет огромное значение, за сколько часов Главная физическая обсерватория предупредила о предстоящем подъеме воды, какие меры были приняты поставщиком для предупреждения возможных последствий данного наводнения и наводнения вообще, была ли им проведена вся предусмотренная планом борьбы с наводнениями система предупредительных мероприятий и т.д. Убытки от наводнения 1924 г. были бы значительно меньше, если бы обсерватория не дала еще за несколько часов до наводнения относительно успокоительных сведений и если бы до наводнения была разработана та широкая система предупредительных мер, которые должны в настоящее время приниматься каждым предприятием при получении сообщений о предстоящем подъеме воды.
При таких условиях включение в закон ссылки на "стихийные бедствия" вообще или на наводнение в частности немного прибавит к общей директиве закона о возможности освобождения неисправного контрагента от ответственности лишь по специальному постановлению арбитража или суда, если последний признает, что вредоносные последствия того или иного события не могли быть предотвращены им, несмотря на использование всех имевшихся у него, как хозрасчетного предприятия, возможностей. Мы готовы, однако, допустить, что для отношений железных дорог и пароходств с грузоотправителями и грузополучателями конкретный перечень важнейших оснований к освобождению от ответственности в самом законе может оказаться целесообразным по следующим основаниям. Как железные дороги, так и пароходства обслуживают огромный круг хозорганов, и притом обслуживают их, как правило, на единообразных условиях. Их отношения с клиентурой в известной мере "стандартизированы", причем жестко нормированы и сами размеры их ответственности за срочность перевозки и целость груза.
С этими характерными для отношений по перевозке чертами связана и потребность в указании в самом законе тех важнейших оснований к освобождению транспортных предприятий от ответственности, которые в силу самих условий работы транспорта, с одной стороны, и массового характера перевозок - с другой, получают на транспорте более широкое применение, чем в других отраслях хозяйства.
Установленный законом перечень оснований освобождения от ответственности должен быть, однако, именно конкретным перечнем важнейших препятствий к исполнению договора, а не абстрактной отсылкой к непреодолимой силе. С этой точки зрения можно только приветствовать отсутствие ссылок на непреодолимую силу в указанных выше специальных актах 1934 г. об ответственности транспорта и его клиентуры за невыполнение планов перевозок, потому что именно транспортное законодательство наиболее широко пользовалось до сих пор этими ссылками. Все приведенные выше соображения о принципиальной несовместимости формально-абстрактного характера разграничения между случаем в узком смысле слова и непреодолимой силой с основными началами советского хозяйственного права и о его практической бесплодности в полной мере приложимы и к железнодорожной, морской, речной и воздушной перевозке.
Что же касается общего закона о договорах, то, не давая какого-либо примерного или тем более исчерпывающего перечня освобождающих от ответственности обстоятельств (например, тех же стихийных явлений), он должен предоставить арбитражу и суду право освобождать поставщика или заказчика от ответственности в тех исключительных случаях, когда невозможность исполнения договора создается вне всякой зависимости от производственно-технических и организационно-хозяйственных дефектов в работе неисправного контрагента и когда он не в состоянии устранить создавшихся препятствий, несмотря на использование всех имеющихся у него, как хозрасчетного предприятия, возможностей. Возлагать на него ответственность за неисполнение договора и в этих исключительных случаях было бы бесцельно с точки зрения создания стимулов для реального исполнения, ибо это исполнение действительно невозможно и не оправданно с точки зрения хозрасчета, ибо предпосылкой для освобождения от ответственности является именно использование данным предприятием всех его хозрасчетных возможностей. При таких условиях вопрос должен решаться в плоскости той же "локализации" убытков в предприятии, в котором они непосредственно возникли, как он решается и в случае расторжения или изменения договора планово-регулирующим органом, либо в случае сокращения плана перевозок (ср. ст. 19 и 20 закона от 19/ХII 1933 г.). Убытки, понесенные тем или другим участником договора либо каждым из них вследствие создавшегося для одной из сторон невозможности выполнения плана и договора, должны оставаться на балансе того предприятия, которое их фактически понесло.
Проект закона о договорах категорически запрещает включение в договор "указаний на обстоятельства, при наличии которых обязанная сторона освобождается от ответственности за неисполнение договора" (ст. 30). В отношении предприятий, использовавших для исполнения договора "все возможности, предоставленные им, как хозрасчетным организациям", проект предусматривает, однако, возможность уменьшения их ответственности судом и арбитражем до пределов ответственности перед ними их собственных контрагентов (ст. 86 и 67). Мы уже указывали на нецелесообразность включения в закон общей оговорки о праве арбитража и суда на снижение ответственности неисправного контрагента именно в применении к столь острому вопросу, как невыполнение договора каким-либо предприятием вследствие неисправности его собственных поставщиков. Независимо от этого мы считаем, что формулу о "хозрасчетных возможностях" вообще не следовало бы - при всей ее принципиальной правильности - вводить в общий закон о договорах. Когда критерий использования предприятием всех возможностей, предоставленных ему, как хозрасчетной организации, проводится теорией в качестве руководящего принципа для арбитражной и договорной практики, он дается в такой постановке и в столь развернутой формулировке, которые могут и должны обеспечить правильное его применение на практике. Включенная же в общий закон краткая формула об использовании "хозрасчетных возможностей" может дать повод менее устойчивым хозяйственникам уклоняться от максимального напряжения всех технических и хозяйственных ресурсов предприятия - со ссылкой на то, что дальнейшее напряжение этих ресурсов "несовместимо" с проведением хозрасчета в данном предприятии. Как ни велики достижения последних лет в деле укрепления хозрасчета и договорной дисциплины, оппортунистические извращения в практике их проведения нельзя считать окончательно изжитыми. Настойчиво изгоняя все освобождающие поставщика условия из договоров (ср. ст. 30 проекта), не следует создавать повод искать какие-либо основания для освобождения от ответственности в самом законе. Поэтому мы считали бы более целесообразным, чтобы наряду с общим запретом ст. 30 проект ограничился более краткой формулой о праве арбитража и суда освобождать поставщика от ответственности в тех исключительных случаях, когда он принял все меры к исполнению договора. Дело арбитража и суда - наполнить эту формулу конкретным содержанием при рассмотрении каждого отдельного случая нарушения договорной дисциплины и создать у всех хозяйственников твердое убеждение в том, что только действительное использование предприятием всех его технических и хозяйственных ресурсов для выполнения плана и договора может дать ему право поставить перед арбитражем или судом вопрос об освобождении его от ответственности за неисполнение договора.
Печатается по:
Венедиктов А.В. Договорная дисциплина в промышленности /
Ленинградское отделение коммунистической академии;
Институт советского строительства и права.
Л.: Издательство Леноблисполкома и Ленсовета, 1935. 212 с.
Примечания:
|
