« Предыдущая | Оглавление | Следующая » Черепахин Б.Б.
Труды по гражданскому праву
2. Взгляды сторонников неограниченной защиты добросовестного приобретателяВ противоположную крайность впадают другие ученые, настаивающие на установлении неограниченной защиты добросовестного приобретателя в ущерб собственнику, так или иначе лишившемуся своей вещи. По их мнению, должно отпасть ограничение защиты добросовестного приобретателя только случаями приобретения вещей, вверенных собственником другому лицу. На этих позициях стояли Антон Кобан[331], Н. Елеонский[332], А.Э. Бардзкий[333], И.Н. Трепицын[334], автор обширной монографии по изучаемому вопросу, и Е.В. Васьковский[335].
Антон Кобан[336] пишет, что он полностью согласен с Биндингом в его осуждении приобретения права собственности от доверенного лица, но расходится с ним в конечном выводе. Он считает, что приобретение права собственности от несобственника должно быть не ограничено, но, наоборот, расширено в полнейшей мере таким образом, чтобы при наилучшей добросовестности приобретателя последний приобретал право собственности от всякого владельца и держателя, а не только от лица, которому собственник вверил свою вещь.
Кобан исходит в этих своих рассуждениях из теории доверия к внешнему фактическому составу и внешней видимости права. Он считает, что, если вещь находится в фактическом обладании несобственника, то в его лице создается внешняя видимость собственности. Для третьих лиц недостаток права нераспознаваем. Безопасность оборота требует доверия к такому внешнему фактическому составу и допущения приобретения права собственности от того лица, в пользу которого есть лишь внешняя видимость права.
Автор считает, что эта мотивировка охватывает все случаи приобретения добросовестным приобретателем, так как видимость права может быть и у продавца похищенной вещи, а не только у продавца вверенной вещи.
Кобан дальше (стр. 77) решительно возражает против толкования Биндингом выражения: "или иначе утраченные"[337], как охватывающего также растраченные вещи. Принятие такого толкования означало бы полный возврат к римскому праву и отмену всякого добросовестного приобретения от неуправомоченного лица. Для австрийского и швейцарского права такое толкование, по мнению Кобана, шло бы против точного смысла и формулировки закона.
Обращаясь к критике точки зрения Биндинга de lege ferenda, Кобан возражает против требования добросовестности не только от приобретателя, но и от отчуждателя. По мнению Биндинга, последний должен добросовестно считать, что дело идет об его вещи. Кобан правильно замечает, что таким образом приобретение от мнимо управомоченного было бы сведено к редким случаям. Он отвергает также предложение Биндинга, чтобы приобретатель, купивший вещь от несобственника ниже действительной стоимости, возмещал разницу бывшему собственнику. Кобан правильно замечает, что в таких случаях обычно нет добросовестности приобретения. Он возражает против предложения Биндинга - в некоторых случаях делить ущерб между бывшим собственником, распорядившимся несобственником и добросовестным приобретателем.
Вся эта критическая часть рассуждений Кобана в основном может быть принята, как это было выше показано при разборе взглядов Биндинга. Значительно слабее собственные предложения Кобана.
Кобан рассуждает следующим образом[338]. Если вещь находится в фактическом обладании несобственника, в его лице создастся внешняя видимость права собственности. Кто фактически владеет вещью, по внешности не отличается от собственника. Третьи лица не могут обнаружить отсутствие у него права собственности. Безопасность оборота требует доверия к этому внешнему фактическому составу и через это, чтобы собственность могла быть приобретена также от того, кто имеет за собой только видимость права[339].
Эта мотивировка охватывает все случаи добросовестности приобретателя, так как видимость собственности может быть и у продавца краденой вещи. На основе доверия к внешнему фактическому составу добросовестный приобретатель должен был бы пользоваться одинаковой защитой во всех случаях приобретения от фактического держателя вещи.
Вина собственника в возникновении противоречащего правовому положению внешнего фактического состава рассматривается в современном праве как основание ограничения добросовестного приобретения одними лишь вверенными вещами.
Однако с точки зрения принципа вины современное положение добросовестного приобретения от несобственника необъяснимо. Для его объяснения необходимо предположить, что в случае вверения вещи всегда имеется налицо вина в выборе доверенного лица, а в случаях кражи и потери сам собственник никогда не виноват. По мнению Кобана, оба предположения неправильны. В большинстве случаев кражи и особенно потери собственник виноват в той или иной степени в небрежном хранении своих вещей. Иначе - только при грабеже и разбое. Следовательно, с точки зрения принципа вины различие между вещами, вверенными и выбывшими против воли собственника, совершенно не обосновано.
По его мнению, лучше уж по примеру римского права вовсе не допускать приобретения права собственности от несобственника, нежели ограничивать таковое приобретением от доверенного лица. С точки зрения последовательного проведения в данном вопросе принципа вины следовало бы в каждом отдельном случае выяснить степень виновности или невиновности собственника. Доказывание в данном случае будет весьма затруднительно.
Говоря об ответственности за пределами принципа вины в обязательствах из причинения вреда, Кобан приводит (стр. 94 и след.) построение этой ответственности с точки зрения выдвинутой Иосифом Унгером[340] теории "деятельности на собственный риск" ("Handeln auf eigene Gefahr"). Тот, кто действует в собственном интересе, - действует на собственный риск. Ответственность за виновные действия остается общим правилом. В тех случаях, когда в виде исключения проводится ответственность по принципу причинения, в основе лежит та мысль, что действующий в своем интересе должен отвечать за вред, причиняемый им этим действием невиновному третьему лицу (стр. 97).
Прилагая теорию Унгера к добросовестному приобретению права собственности от несобственника, Кобан полагает, что, поскольку собственник пользуется своим широчайшим правом в своем интересе, он должен пользоваться им на собственный риск. Отсюда Кобан приходит к тезису: "Обладание за собственный риск" ("Haben auf eigene Gefahr").
Отождествляя "деятельность" и "обладание", Кобан оставляет без внимания существенные черты различия между этими двумя понятиями. В то время как выдвинутое Унгером понятие "деятельности" включает только положительные действия, т.е. активное поведение лица, "обладание" представляет собою, как правило, определенное пассивное поведение и даже состояние. Ниже будет показано значение этого различия для установления и обоснования пределов допустимости добросовестного приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя.
В соответствии с выставленным им положением "Обладание за собственный риск", Кобан de lege ferenda предлагает распространить приобретение права собственности от несобственника на все случаи добросовестного приобретения от лица, в фактическом обладании которого находится отчуждаемая вещь. Это правило он предлагает распространить и на залог чужой вещи.
С этим правилом он считает вполне совместимым предоставление бывшему собственнику права выкупа своей вещи за цену, уплаченную при ее приобретении добросовестным приобретателем (по образцу ст. 934II Швейц. гражд. уложения и 1,15 § 25 Прусского Ландрехта). Это правило следует распространить также на приобретение недвижимости (стр. 104 и след.).
Вместе с тем Кобан предлагает усилить требования, предъявляемые к добросовестности приобретателя (по сравнению с § 932II Г. гр. улож.). Он считает, что culpa levis тоже должна исключать bona fides подобно § 368 Австр. гр. уложения[341].
Кобан в случаях безвозмездного приобретения считает нужным сохранить обязанность возврата неосновательного обогащения (прим. 1 на стр. 108).
В русской литературе на непоследовательность нынешней системы движимой собственности указал Н. Елеонский[342]. По его мнению, современные законодательства принимают из страха совершенного уклонения от римского права не имеющую теперь никакого значения в отношении к виндикации разницу между вещами украденными и растраченными. "...Если современные законодательства обнаруживают стремление к уничтожению виндикации по отношению к денежным знакам, бумагам на предъявителя, то с большей степенью вероятности можно предположить, что они сделают это и по отношению к движимым вещам, вообще мало чем по существу отличающимся от последних, и стряхнут с себя многовековое иго римского правила rei furtivae aeterna auctoritas esto, не допуская виндикации похищенных движимых вещей от добросовестного приобретателя".
Применительно к русскому дореволюционному праву отвергает виндикацию от добросовестного приобретателя также краденых и утраченных вещей А.Э. Бардзкий[343]. Выставленное положение автор аргументирует весьма сомнительным доводом, будто по отношению к добросовестному приобретателю и похититель чужой вещи является собственником. "Доколе не будет доказано противное, он, продавец, для покупателя есть безусловный собственник и тот совершить с ним сделку купли-продажи имеет безусловное и неотъемлемое право". Автор совершенно очевидно путает видимость права с правом. Сам он признает парадоксальность своего утверждения.
И.Н. Трепицын считает, что различие между вещами, вверенными и вышедшими из рук соб-ственника против или без его воли, теперь уже не имеет для себя никакого оправдания. Сохранение прежнего старинного различия вещей оказывается совершенно непоследовательным и ничем не оправдываемым. Если защищать собственников в случаях кражи, то на каком основании мы их оставим без защиты в случаях присвоения и растраты? Если мы будем защищать собственников в случаях кражи как жертв посторонней злой воли, то какое основание защищать их в случаях потери, когда они сами оказываются не вполне внимательными к своим же собственным интересам? Воля собственника, на которую обыкновенно указывают, одинаково направляется на сохранение за собою так или иначе попавших в чужие руки вещей. К тому же такой порок, как furtivitas и др. ни для кого из посторонних незаметен.
По всем этим соображениям автор приходит к выводу, что и в случаях похищения и потери не должна предоставляться бывшему собственнику виндикация против добросовестного приобретателя.
Взгляды сторонников не ограниченной ничем защиты добросовестного приобретателя встретили решительный отпор в современной науке гражданского права.
Так, например, Павел Эртман[344] отвергает предложение Кобана обобщить положение, которое § 935II Герм. гр. уложения устанавливает для денег, ценных бумаг на предъявителя и вещей, купленных с публичных торгов, давая добросовестному возмездному приобретателю право собственника, если отчуждатель владел вещью, независимо от того, как эта вещь вышла из владения собственника. Он указывает, что действующее право не пошло по этому пути, и с точки зрения правовой политики против него имеются серьезные возражения[345]. В отношении денег и ценных бумаг на предъявителя есть специальные соображения, обосновывающие недопущение их виндикации собственником от добросовестного приобретателя. Эти объекты по своей цели и особенностям предназначены к непрерывному обращению. Интересы оборота с сознательной односторонностью преодолевают все встречные соображения. К тому же бывшему собственнику по большей части будет затруднительно или невозможно доказать свое право собственности на эти объекты, в особенности на деньги. Таким образом, дальнейшее сохранение за ним права собственности было бы фикцией, не имеющей практической ценности.
В отношении вещей, проданных с публичных торгов, имеют значение сходные соображения, в особенности - усиленная публичность акта. По мнению Эртмана, при этом может быть сделан некоторый упрек собственнику, который даже против этого публичного акта продажи его вещи не принял надлежащих мер. Эти соображения или полностью отсутствуют, или не имеют такого существенного значения для прочих объектов.
Можно согласиться с отрицательным суждением Эртмана по поводу выдвинутого Кобаном радикального предложения - полного недопущения виндикации от добросовестного приобретателя независимо от того, каким путем спорная вещь вышла из владения собственника и что это за вещь.
Не всякая последовательность должна быть путеводной звездой, как это считает Кобан (стр. 102). Крайние точки зрения, несмотря на свою последовательность, остаются обычно в области "чистой" теории и не получают отражения в действующем праве. Последнее по большей части избирает промежуточный, компромиссный путь, отражающий всю противоречивость противостоящих интересов, в данном случае - интересов первоначального собственника и добросовестного приобретателя от неуправомоченного отчуждателя. Как будет показано ниже, здесь сталкиваются статические и динамические интересы собственников.
Изучаемое положение подтверждается и другими фактами, так, например, не чистая теория воли и не чистая теория изъявления в учении о юридической сделке (соотношение воли и ее изъявления), а компромиссная теория доверия, гражданского оборота oтразилась во всех положительных системах права. То же самое имеет место и в изучаемом вопросе о добросовестном приобретении права собственности от неуправомоченного отчуждателя. Обоснованию этого положения будет уделено внимание ниже.
Примечания:
|
